В ближайшие десять лет компании растущих военно-промышленных держав будут составлять всё большую конкуренцию российским и западным компаниям, которые ранее содействовали их развитию, пишут эксперты Международного института стратегических исследований (International Institute for Strategic Studies, IISS) в статье для американского издания "Defense News".
Эксперты Международного института стратегических исследований (International Institute for Strategic Studies, IISS) Хаэна Джо и Том Уолдвин (с) Defense News
В течение предыдущего десятилетия правительства Турции, Южной Кореи, Бразилии и Польши осуществляли масштабные инвестиции в ВПК, что привело к значительному росту их производственных возможностей и выводу на рынок сложных систем вооружений. Несмотря на то, что многие из них были лицензионными копиями западных образцов, доля собственных разработок росла. Вместе с тем, зависимость данных стран от ключевых подсистем российского и западного производства будет сохраняться какой-то период времени, оставаясь слабым местом этих стран.
Лицензионное производство с последующей передачей технологией стало более успешной моделью развития национального ВПК, чем создание собственных технологий с нуля. К примеру, Турция и Южная Корея в 1980-е и 1990-е годы осуществляли сборку сотен истребителей F-16, а также строили подводные лодки по лицензии ФРГ, как и Бразилия.
Крупные инвестиции в данные программы позволили этим странам сформировать промышленный потенциал для увеличивающегося числа платформ собственной разработки. Так южнокорейский Т-50 Golden Eagle (учебно-боевой и лёгкий ударный самолёт в различных модификациях) был создан с опорой на собственные разработки и трансфер технологий, используемых при сборке истребителей F-16.
Производство по лицензии финских бронетранспортёров [Patria AMV] позволило Польше представить модификации собственного производства, созданные на базе этой платформы. Турция, в свою очередь, начала разработку нового боевого вертолёта, используя опыт производства разработанного Италией вертолета T129.
Одновременно осуществлялись реформы в сферах закупок и производства. В 2006 году Южная Корея создала в структуре министерства обороны страны Управление закупок (Defense Acquisition Program Administration - DAPA) для приобретения вооружений и военной техники, а также развития промышленного потенциала. Польша в 2015 году сосредоточила большинство государственных предприятий под контролем холдинга PGZ.
За последнее десятилетие экспорт вооружений Южной Кореей вырос в три раза: в 2016 году он составлял 1,52 млрд долл., в 2019 году - уже 2,36 млрд долл., что обусловлено успехом южнокорейских компаний в борьбе за контракты с российскими и европейскими конкурентами. Вышеупомянутый самолет T-50 в различных модификациях был закуплен такими странами, как Ирак, Индонезия и Таиланд, которые предпочли его российским и европейским образцам. Верфи Южной Кореи так же подписали контракты на экспорт фрегатов и танкеров в различные страны, включая Таиланд и Великобританию. Показательно, что в 2011 году одно из судостроительных предприятий Южной Кореи получило контракт на поставку подводных лодок Индонезии, одержав верх в конкурентной борьбе над немецким предприятием, которое и продало лицензию на производство подводных лодок Южной Корее в 1980-е годы.
Хотя выдающиеся успехи Турции в экспорте вооружений во многом обусловлены политическими взаимоотношениями со странами-партнерами, а не успехом в конкурентной борьбе, экспорт Турцией вооружений и продукции авиационной промышленности (включая гражданскую авиацию) увеличился более чем три раза, достигнув 2,78 млрд долл в 2019 году.
Рост экспорта вооружении Бразилии (1,3 млрд долл. в 2019 году) обеспечивался преимущественно авиационным сектором. К примеру, активно экспортировался учебно-боевой самолет A-29 (EMB-314) Super Tucano. Также Бразилия начала получать первые контракты на поставку военно-транспортного самолёта KC-390.
Несмотря на значительный рост производственных возможностей (и Южная Корея, и Турция заявляют, что уровень локализации производства составляет около 70 %)? эти страны продолжают зависеть от импорта ключевых российских и европейских систем, в особенности высококачественной электроники и двигателей. Попытки поставить силовую установку собственного производства на основной танк K2 Black Panther оказались неуспешными, и Южная Корея вынуждена была заказать дополнительные двигатели и трансмиссии у немецких поставщиков. Подобным же образом производство Польшей cамоходной гаубицы Krab столкнулось с рядом технических проблем с шасси и двигателем, и Польша также была вынуждена обратиться к немецким и южнокорейским поставщикам.
Пример Турции представляет собой отличный кейс того, к чему может привести опора на импорт зарубежных систем вооружений, если отношения со страной-импортёром ухудшаются. С середины 2000-х разработка основного танка Altay развивалась успешно, отчасти потому что на прототипах устанавливались проверенные немецкие силовые установки. Но введение эмбарго на поставки вооружений Турции с 2016 года поставило на грань срыва серийное производство. Заключённый в 2015 году контракт на разработку двигательной установки был расторгнут в 2017 году, когда заключившая его австралийская компания вышла из сделки. Схожие проблемы возникли с поставкой Пакистану боевых вертолётов итальянской разработки [T129 ATAK] с американскими двигателями и с производством беспилотных летательных аппаратов [Bayraktar TB2], оснащённых канадским электронным оборудованием и двигателями.
Помимо рассмотренных выше новых игроков, необходимо учитывать и другие страны. Япония, страна с высокой степенью локализации производства, является производителем высокотехнологичных платформ в разных секторах. Вместе с тем, изменение политики правительства и бизнес-практик компаний для поддержки экспорта займёт некоторое время. Индия направила значительные инвестиции в ВПК, но бюрократические конфликты и технические сложности представляют серьёзный вызов для развития. ОАЭ начали экспорт военной продукции, но пока низкотехнологичной.
Важно отметить, что влияние COVID-19 на расходы стран будет ощущаться в течение нескольких лет, и некоторые страны-импортёры уже откладывают программы закупок. Сможет ли внутренний спрос восполнить потери стран-экспортёров остаётся под вопросом.