Страны НАТО спешно разрабатывают систему противоракетной обороны, которая, строго говоря, не представляет из себя чего-либо нового. Этот проект упорно протаскивают вот уже 50 лет. Очередная попытка указывает на то, что системы обороны скорее основываются на требованиях промышленного характера, чем реальных угрозах, а НАТО, спустя 20 лет после исчезновения советской угрозы, продолжает раскручивать гонку вооружений, целесообразность которой весьма трудно оценить.
На первый взгляд, система противоракетной обороны должна отвечать требованиям или ожиданиям общественности, поскольку в качестве довода можно заявить, что, действительно, разумнее защищаться, поражая ракеты противника, чем угрожая нанесением ответного уничтожающего удара.
Идея защиты стран НАТО от внешнего нападения с помощью системы перехвата должна была бы вызвать одобрение общественности. Тем не менее, после тщательного изучения вопроса, вышеуказанная система вызывает больше вопросов, чем дает ответов. А за пропагандисткой шумихой, поднятой вокруг данной проблемы, не скрывается ничего нового.
За первыми образцами ракет-перехватчиков, разработанными в СССР в 1960-е годы, немедленно последовали американские. По настоянию Киссинджера, обе сверхдержавы пришли к пониманию того, что такая схемы была совершенно бесперспективна. Стремление полностью защитить территории своих стран привело бы к развертыванию такого количества противоракет, которое не смогли бы себе позволить даже сверхдержавы. Для сдерживания противника достаточно осознания им вероятности того, что до него долетит хотя бы одна вражеская ракета. Для защиты от нападения противника, необходимо, чтобы система обороны уничтожила все вражеские ракеты. С другой стороны, Киссинджер пришел к выводу о том, что взаимная уязвимость была залогом разумности и сдержанности в действиях на международной арене. Например, страна, которая посчитает, что она надёжно защищена от нападения противника, может впасть в искушение пойти на рискованные шаги с непредсказуемыми последствиями.
По этой причине договор о ПРО, помимо того, что установил предельные значения по количеству наступательных ракет, установил также ограничения для ракет-перехватчиков.
В 1983 году Рональд Рейган выступил со своей Стратегической оборонной инициативой, которую скоро окрестили программой Звездных войн. Речь шла о размещении в космическом пространстве и на земле, с помощью новых технологий, совершенно непроницаемой системы обороны. И в очередной раз было упущено из виду, что изначальная стоимость проекта была значительно занижена, в то время как его предполагаемая эффективность – сильно завышена. В любом случае, усиление американского щита привело бы лишь к тому, что СССР еще острее заточил свой меч. И проект в очередной раз был положен под сукно. О противоракетной обороне вновь заговорили в конце 1990-х годов, назвав ее теперь национальная противоракетная оборона. СССР уже исчез с политической карты мира, однако считалось, что данный проект был нужен для того, чтобы противостоять северокорейской угрозе. Американцы уверяли, что в очень скором времени их территория окажется досягаемой для северокорейских ракет с ядерными боеголовками и, в связи с этим, необходимо от них защититься. В то время немецкий канцлер Герхард Шрёдер (Gerhard Schröder) выступил против данного проекта, ссылаясь на то, что это приведет лишь к возобновлению гонки вооружений, не говоря уже о том, что осложнит отношения с Россией. Впервые после окончания Второй мировой войны канцлер Германии выступил против важной американской стратегической программы. И проект опять был отправлен пылится на полку.
Джордж Буш пытался возобновить эту программу, ссылаясь на иранскую угрозу. В этой связи США вышли из Договора о ПРО, подписанного в 1972 году. По состоянию на сегодняшний день лишь две страны денонсировали соглашение в области разоружения: США – в отношении вышеупомянутого договора; Северная Корея - в отношении Договора о нераспространении ядерных вооружений. Буш намеревался развернуть отдельные элементы этой системы в Чехии и Польше. Российское руководство заявило, что данный проект, отнюдь не носивший исключительно оборонного характера, мог быть направлен против его страны и использован в наступательных целях. Обама отказался от размещения противоракетного щита в том виде, в каком он был задуман, полагая, что может заняться более полезными и нужными вещами, чем раздражать российское руководство, на взаимодействие с которым в иранском вопросе президент США возлагал особые надежды. С другой стороны, как сказал один из его ближайших советников, «зачем тратить деньги, которых у нас нет, на технологии, которыми мы ещё не обладаем, чтобы отражать угрозы, содержание и суть которых нам ещё не совсем понятны?»
Два года спустя, опять пересмотренный, этот проект опять появляется на свет Божий. Нам снова говорят, что благодаря технологическим достижениям он стал обоснованным. В очередной раз следуют заявления о том, что стоимость его была занижена, а отдача вызывает серьезные сомнения. О чем следует говорить в последнюю очередь, так это о том, что анализ угроз, оправдывающих необходимость осуществления данной программы, был проведён поспешно. Всё поменялось в стратегическом плане, однако речь идет о той же самой программе, но только в другой оболочке. Франция, вначале занимавшая выжидательную позицию, не будет чинить препятствий этой программе, как поступил в восьмидесятые годы Миттеран в вопросе «Звездных войн», чтобы не вызывать разногласий с США. Представители французской промышленности надеются на свою долю контрактов в рамке программы. Как пел когда-то Лео Ферре (Léo Ferré), «когда все закончилось, начни снова!»
Паскаль Бонифас - директор Института международных и стратегических отношений (Париж)
