Как сегодня работает ядерная психология
В феврале 2021 года заканчивается действие Договора между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-3). Чем ближе срок истечения его действия, тем активнее дискуссия о том, нужно ли продлевать этот договор, в каком виде и с каким составом участников. В связи с чем имеет смысл рассмотреть перспективы развития ракетного и ядерного оружия с технической точки зрения. Это прояснит и многие военно-политические аспекты.
Бесполезное абсолютное оружие
Ядерное оружие до сих пор остается «абсолютным оружием», не имеющим преград и ограничений. И именно поэтому оно неприменимо в реальных боевых действиях. Из-за этого все менее понятно, то ли оно гарантирует государство от любой внешней агрессии, то ли не гарантирует никому ничего. В рамках «мятежевойны» ядерное оружие совершенно неприменимо. Применение его в классической войне против неядерной страны будет почти наверняка сверхизбыточным в военном отношении и совершенно неприемлемым в политическом. Применение его против другой ядерной державы почти наверняка станет взаимным гарантированным самоубийством, то есть проигрышем для обеих сторон без возможности взять реванш когда-либо в будущем. Соответственно ядерное оружие, по сути, не является оружием. Оно давно превратилось в политико-психологический фактор.
Достаточно привести простой пример – бескровное возвращение Крыма в феврале-марте 2014 года. Представим, что у России к этому моменту обычные силы находились бы в таком же безобразном и небоеспособном состоянии, как и ВС Украины. Потребовала бы Россия у Украины отдать Крым под угрозой применения ядерного оружия? Понятно, что нет. Крым остался бы украинским, несмотря на наличие ядерного оружия у России и его отсутствие у Украины. Можно представить другую гипотетическую ситуацию. Допустим, Украина в 1994 году не отказалась от ядерного оружия. На протяжении 20 лет оно бы деградировало так же, как и остальная техника (у Украины не было средств на его поддержание), но некоторое количество ракет и боеголовок, во много раз меньшее, чем у России, все-таки осталось. Рискнула бы Украина их применить, чтобы вернуть Крым? Опять же понятно, что нет. Таким образом, ядерный фактор в данной ситуации представляется совершенно несущественным.
Есть и еще один аспект – НАТО, точнее, США (европейскими армиями можно пренебречь). Наличие у России ядерного оружия обеспечило то, что Вашингтон даже не задумался о применении против нее своего многочисленного обычного высокоточного оружия для помощи Украине (как и шестью годами раньше – для помощи Грузии).
Похожая ситуация складывается сейчас на Ближнем Востоке. Несмотря на коренное изменение ситуации в Сирии, сохраняется не нулевая вероятность того, что гражданская война в этой стране перерастет в большую войну между заинтересованными внешними игроками. В рамках этой войны нашими противниками теоретически могут оказаться весьма сильные ВС Турции и Саудовской Аравии. На грани столкновения с Турцией мы находились в конце 2015 – начале 2016 года, затем в начале 2020 года, а саудиты осенью 2015 года обещали «выкинуть русских из Сирии за три недели». Но ядерного оружия обе эти страны не имеют. Из-за этого Россия, независимо от того, как будут идти боевые действия, ядерное оружие против них, очевидно, не применит. С другой стороны, о наличии у России такового будет помнить Вашингтон, главный потенциальный союзник Анкары и Эр-Рияда. Да они и сами об этом не забудут.
В общем, налицо чистая психология, без практической военной составляющей. Из-за этого ядерное оружие начинает иногда казаться морально устаревшим. Отказ от него, разумеется, невозможен, но, опять же по причинам, в первую очередь психологическим. И совершенно непонятно, куда эта психология нас повернет. С одной стороны, все чаще начинает казаться, что новые руководители великих держав, не видевшие ужасов Второй мировой, не имеют тех психологических «тормозов», какие были у их предшественников в ХХ веке. И из-за этого вероятность ядерной войны перестает быть нулевой («Чем опасен конец однополярного мира», «НВО», 11.01.19). С другой стороны, те же лидеры великих держав не готовы даже к обычной войне, если она грозит серьезными потерями («Ближневосточный военный парадокс», «НВО», 20.03.20). То есть можно констатировать лишь нарастание непредсказуемости в международных отношениях, которую ядерное оружие только увеличивает.
При этом есть совершенно конкретный технологический аспект, который делает ядерное оружие неприменимым в реальных боевых действиях. Речь идет о радиоактивном заражении – том единственном поражающем факторе, который надолго выводит из оборота территории, где было применено ядерное оружие, а также создает угрозу как для той стороны, которая оружие применила, так и для всего человечества. Другие поражающие факторы дают колоссальный поражающий эффект, но очень кратковременный, как обычные взрывчатые вещества. Косвенный длительный эффект есть еще лишь у светового излучения – оно порождает масштабные пожары. При этом, как известно, у термоядерного (водородного) оружия радиоактивного заражения нет, нет и понятия критической массы, что позволило бы создать сверхмалые заряды вплоть, например, до термоядерных ПТУРов, способных испарить единственный танк. Но для запуска термоядерной реакции нужна настолько большая энергия, что пока единственным ее источником является атомная бомба. Она и дает обязательное радиоактивное заражение.
Появление альтернативного компактного и устойчивого к перегрузкам и высоким температурам (для размещения на борту ракеты) источника энергии, способного запустить термоядерную реакцию без ядерного взрыва, стало бы колоссальным технологическим прорывом, обеспечив осуществившей его стране абсолютное превосходство над остальными. Эта страна получала бы возможность применять ядерное оружие, не опасаясь отравить Землю радиоактивными осадками и устроить ядерную зиму, поскольку мощность зарядов можно было ограничить до необходимой для уничтожения только военных целей. Соответственно не было бы грандиозных пожаров глобального масштаба от светового излучения. Будет ли в обозримом будущем создан такой источник энергии и если да, то кем – вопрос исключительно интересный.
Ракеты возьмут свое
Что касается основных средств доставки ядерного оружия, баллистических ракет (в первую очередь – межконтинентальных), то они более или менее подошли к пределу своего развития. Достаточно сложно выжать из данной концепции что-то принципиально новое. Например, можно увеличить боевую нагрузку, но здесь возникают сомнения в оправданности данного шага с военной точки зрения. Группировка, состоящая из тысячи моноблочных ракет, в десять раз устойчивее к первому обезоруживающему удару противника, чем состоящая из ста 10-зарядных ракет, хотя вторая, видимо, несколько дешевле в производстве и эксплуатации. Вполне вероятно, что трендом станет как раз миниатюризация ракет, которая к тому же может обеспечить их скрытное базирование. Вместо слишком тяжелых и сложных ракет железнодорожного базирования, замаскированных под рефрижераторы (как известно, такие МБР РС-22 (РТ-23) были созданы в СССР, причем каждая несла по 10 зарядов) могут появиться моноблочные ракеты, ПУ которых будут замаскированы под стандартные контейнеры либо автомобильные трейлеры. При этом прекращение действия РСМД и вполне вероятный крах СНВ-3 снимают любые ограничения как на количество ракет, так и на их типаж.
Дискуссия по поводу продления СНВ-3 как между США и Россией, так и внутри обеих стран сейчас чрезвычайно обострилась. При этом, в общем, очевидно, что договор себя изжил. Надо прекратить униженно выпрашивать у Вашингтона его продление и готовиться к жизни без договора, что должно означать не бесконечную и бессмысленную, при этом крайне дорогостоящую погоню за ядерным паритетом с США с возможностью многократного взаимного уничтожения, а строительство асимметричных СЯС, способных уничтожить все другие ядерные державы одновременно всего один раз, но гарантированно («Ядерный беспредел пора прекращать», «НВО», 06.10.17).
У российских крылатых ракет семейства «Калибр», которые до 2015 года были более известны под экспортным названием Club, вариант ПУ, замаскированной под контейнер, существует уже сейчас, причем эти ракеты (правда, в более традиционном корабельном варианте) были испытаны в бою на сирийском ТВД. Именно с этими ракетами в обычном снаряжении наверняка «познакомятся» Турция или Саудовская Аравия, если все-таки нарвутся на войну с Россией.
Крылатые ракеты, а также баллистические ракеты нестратегической дальности сейчас стремительно развиваются в США, России, Китае, Индии, Пакистане, обеих Кореях, на Тайване, в Израиле. В первую очередь, естественно, в обычном варианте, хотя подавляющее большинство таких ракет может нести и ядерный заряд. Необходимо напомнить, что в широком смысле крылатыми ракетами являются все ракеты, летающие по законам аэродинамики, в том числе противотанковые, противокорабельные, зенитные, «воздух-воздух». Но так сложилось, что под термином «крылатая ракета» принято понимать ракету большой дальности (хотя бы несколько сотен километров), предназначенную для поражения стационарных наземных целей. Часть из них, впрочем, может использоваться и против крупноразмерных надводных целей. Этому классу оружия очень даже есть куда развиваться, показателем чего является его фактический основоположник – американский «Томагавк». Эта машина, безусловно, является этапной в истории развития ракетного оружия, но и недостатки ее все более очевидны. Она имеет дозвуковую скорость, поэтому на максимальную дальность летит два-три часа, что многовато в случае войны с серьезным противником. Мощность ее БЧ в обычном варианте недостаточна для поражения защищенных целей. Запускаться она может только с кораблей и ПЛА большого водоизмещения, что серьезно ограничивает возможность применения «Томагавков». Поэтому в Вашингтоне и собрались снимать легендарную ракету с вооружения.
Крылатые ракеты, идущие вслед за «Томагавком», как правило, могут быть универсальными по ПУ (наземные, корабельные и лодочные, отчасти авиационные, здесь больше ограничений на массу и габариты ракет), что повышает гибкость их применения. Те самые «Калибры» были применены для ударов по «Исламскому халифату» с совсем небольших по размерам и водоизмещению кораблей. Для таких ракет имеет смысл увеличивать скорость – на дальностях, не являющихся межконтинентальными, сокращение подлетного времени имеет уже существенное значение, кроме того, высокие скорости затрудняют борьбу с ними средств ПВО. Более того, поскольку большая часть подобных ракет рассчитана на прямое попадание в цель, высокая скорость дает значительный прирост кинетической энергии. Если довести скорость до гиперзвуковой, то ракете скорее всего вообще не понадобится БЧ, не только ядерная, но и обычная, поскольку практически любая мыслимая цель будет уничтожена кинетической энергией удара. Другим важнейшим направлением развития подобных ракет является уменьшение радиолокационной заметности до околонулевых значений. Правда, высокая скорость и невидимость пока не очень хорошо сочетаются, надо выбирать что-то одно, и выбор этот иногда оказывается довольно сложным. Тем не менее крылатые ракеты и нестратегические баллистические ракеты являются одним из основных мэйнстримов в развитии современных военных технологий и в обозримом будущем таковыми останутся. Именно эти ракеты, наряду с БПЛА, становятся важнейшим средством преодоления и подавления ПВО: во-первых, большое количество ракет может «загрузить» практически любую ЗРС до полного истощения ее боекомплекта, во-вторых, для ПВО борьба с ракетами, а не их носителями является принципиально тупиковым вариантом («Почему не стрелял С-400», «НВО», 01.06.18). По мере расширения номенклатуры ракет появляются весьма оригинальные «гибриды», например израильский «Спайк-NLOS», ставший синтезом ПТУР и тактической ракеты. Некоторые потенциально возможные войны (например, между Израилем и Ираном или между двумя Кореями) могут принять характер затяжного обмена массированными ракетными ударами с отходом авиации и сухопутных войск на второй план.
Как известно, в 1950–1960-е годы военно-политическое руководство многих стран страдало ракетным фетишизмом, считая, что ракеты полностью заменят авиацию. Тогда эти ожидания оказались необоснованными. Сейчас, на новом технологическом уровне, ракеты получают реальный шанс взять свое.
Александр Храмчихин
Александр Анатольевич Храмчихин – заместитель директора Института политического и военного анализа.
