Курс на обновление: проблемы и перспективы российского флота
ВМФ России, формально входящий в число крупнейших флотов мира, как и остальные виды Вооруженных сил РФ, в последние годы проходит через значительное обновление. В нем есть все, что положено: подводные силы («В деле обороны морских рубежей России есть проблемы», «НВО» от 05.10.18), надводные корабли океанской («Асимметричный флот», «НВО» от 07.02.20), морской («На критическом уровне», «НВО» от 12.07.19) и прибрежной («Актуален ли «москитный флот» в ХХI веке», «НВО» от 28.06.19) зон, морская авиация («Российская морская авиация переживает не лучшие времена», «НГ» от 23.03.20), морская пехота («Российская морская пехота сегодня», «НВО» от 06.12.19), береговая оборона («Прикрывающая наше побережье», «НВО» от 06.03.20).
Семь в одном
Однако у российского ВМФ есть две принципиальные проблемы. Одна из них – общая для всех флотов мира: ВМС являются самым дорогостоящим и самым долго строящимся видом ВС. И здесь уже в каждомгосударстве индивидуально решают, какому виду ВС отдавать приоритеты. Без выбора не обойтись, ведь неограниченного количества денег не имеют даже США. В глубоко континентальной по географическому расположению России ВМФ не может занять в списке приоритетов первое или даже второе место. Вторая проблема – чисто наша, уникальная. Рассматривать ВМФ РФ «в целом» абсолютно бессмысленно, поскольку он даже теоретически не способен собраться в одном месте, больше таких флотов в мире нет. ВМФ разделен на множество частей, причем даже внутри отдельных флотов. Нет такой проблемы разве что у Каспийской флотилии, полностью доминирующей на своем морском ТВД («Северный Кавказ: когда тыл становится фронтом», «НВО» от 08.02.19). Черноморскому флоту сильно полегчало после возвращения Крыма в состав РФ, зато возникла весьма сложная задача обороны этого наполовину изолированного полуострова («Проблемы в построении обороны Крыма», «НВО» от 30.08.19). Балтийский флот находится в небольшом полностью закрытом морском бассейне, но и он разделен на чисто символическую Ленинградскую военно-морскую базу, расположенную на основной территории страны (в Кронштадте), и основные силы в анклавной Калининградской области, отделенной от остальной территории государствами – членами НАТО («Трофейная область», «НВО» от 08.11.19). Северный флот («Северный флот подвести не должен», «НВО» от 27.07.18) вроде бы един, но на него теперь возложена задача обороны гигантской российской Арктики, при том что базируется он в ее западном «углу». В то же время никто не снимал с него задачу действий в Атлантике и даже в Средиземном море.
Обмен силами между нашими европейскими флотами и флотилией по внутренним водным путям сильно затруднен из-за гидрографических проблем Волги, а по внешним путям возможен только в мирное время. Тихоокеанский флот полностью изолирован от остальных флотов, при этом разделен на Приморскую («Неполноценная оборона Приморья», «НВО» от 11.10.19) и Камчатскую («Дальний и беззащитный восток», «НВО» от 30.11.18) флотилии, между ВМБ которых почти 2,5 тыс. км, причем контроль над этим морским пространством с нашей стороны, мягко говоря, не гарантирован, хотя все оно принадлежит нам. ВМС США, Японии и Китая вполне способны перерезать наши внутренние коммуникации в Охотском море.
По сути, нам нужно строить примерно семь отдельных флотов и флотилий по индивидуальным программам. Излишне говорить, что это нереально даже при гораздо более мощной экономике, чем российская. Поэтому все эти семь флотов надо вписывать в формально единый ВМФ страны. А это означает необходимость раздавать всем понемногу, что не решает проблемы ни одного из флотов. Лишь с Каспийской флотилией все хорошо потому, что Каспийское море географически является озером, единственный вход в него полностью контролируется Россией. Остальные страны, выходящие к этому морю, не способны конкурировать с Россией в научно-техническом и экономическом плане, к тому же не являются ее потенциальными геополитическими противниками. Для европейских российских флотов в данный момент спасением выступает импотенция НАТО, положение же ТОФ остается крайне тяжелым.
Броня Андреевского флага
В России еще с советских времен идет бесконечный спор «подводников» с «авианосниками». Первые считают, что основой ВМФ РФ должны быть подводные силы, вторые выступают за классический сбалансированный флот во главе с авианосцами. Надо признать, что второй вариант очень привлекателен с точки зрения престижа и внешнего эффекта, но совершенно непосилен для страны экономически и не имеет смысла с точки зрения геополитики. События в Сирии, включая поход к ее берегам нашего единственного авианосца «Адмирал Кузнецов», это, увы, полностью подтвердили. Роль ВМФ в этой кампании оказалась почти символической (за исключением, конечно, «Сирийского экспресса» БДК и вспомогательных судов).
Никакой альтернативы подлодкам у нас нет, их строительство должно быть абсолютным приоритетом. Только ПЛ могут сделать российский ВМФ глобальным фактором, создающим проблемы ВМС США и КНР. Только они способны «отодвинуть» даже наиболее сильные флоты мира (американский, китайский, японский) от нашего побережья, только они способны эффективно действовать на коммуникациях противника. Надводный флот, сопоставимый с американским и китайским, ни в каком обозримом будущем мы не сможем построить даже теоретически. Строить же большой флот для борьбы с «папуасами» – это преступное разбазаривание средств. Тем более неясно, а кто эти потенциальные «папуасы», против которых нам могут понадобиться один-два авианосца? Нам не нужно захватывать чужие ресурсы, свои бы удержать.
Может быть, когда-нибудь и у нас дойдет дело и до атомных авианосцев с атомными же эсминцами, но лишь в очень отдаленном будущем. Обсуждать это будущее в мире, где все может радикально измениться за несколько месяцев, нет никакого смысла. Тем более при таком обсуждении неизбежно возникнет вопрос: а не разделят ли авианосцы судьбу линкоров во время и сразу после Второй мировой?
С другой стороны, возникает такой вопрос: до какой степени нам нужны единицы, концептуально противоположные авианосцам и эсминцам, – малые корабли и катера? Например, строящиеся сейчас малые ракетные корабли (МРК) пр. 21631 и 22800. Стрельба «Калибрами» по целям в Сирии показала очень высокий ударный потенциал таких кораблей, делающий их своеобразными «микроавианосцами». Но из-за своих малых размеров они обладают очень ограниченными мореходностью и дальностью плавания, весьма слабой ПВО. Поэтому возникает ощущение, что МРК в значительной степени дублируют береговую оборону, которая тоже может стрелять теми же «Калибрами», но с гораздо более дешевых наземных ПУ, к тому же лучше защищенных средствами ПВО. Кроме того, США освободили нас от договора по РСМД, что позволяет размещать на наземных ПУ те же «Калибры» для поражения наземных целей. Такие ПУ тоже будут дешевле кораблей и лучше прикрыты ПВО. Конечно, МРК, выходя в море, отодвигают рубеж пуска ракет на несколько сотен километров от берега, но одновременно порождают задачу обеспечения им ПВО на этом удалении от берега, «напрягая» тем самым истребительную авиацию или требуя прикрытия со стороны более крупных надводных кораблей.
Отчасти, конечно, слабость ПВО российских МРК компенсируется Андреевскими флагами на их флагштоках. То есть удар с чьей-либо стороны по нашему МРК (пусть даже и сиюминутно безнаказанный) автоматически означает агрессию против России «со всеми вытекающими», коих никто не хочет. Такая постановка вопроса, в общем, возможна, но все-таки несколько авантюристична. Поэтому, возможно, целесообразно было бы сосредоточиться на строительстве кораблей морской зоны, то есть фрегатов. Это могут быть и корабли пр. 22350, и уже испытанные пр. 11356, и некий их синтез, и совсем новый проект. На них будут те же Андреевские флаги, в ПУ – те же «Калибры», только в большем количестве, чем на МРК, а все это дополнит хотя бы относительно адекватная ПВО, которая в совокупности с Андреевским флагом будет действовать на любого потенциального противника гораздо более отрезвляюще, чем Андреевский флаг сам по себе.
Кроме фрегатов необходимо иметь семейство кораблей, которые в военное время были бы морскими, базовыми и рейдовыми тральщиками, а в мирное – патрульными кораблями в соответствующих зонах.
Что касается десантных кораблей, то при отказе от авианосцев вполне естественно продолжать строительство традиционных для нас БДК («Амфибийная проблема ВМФ РФ», «НВО» от 22.03.19), одновременно способных выполнять роль военных транспортов. Для их прикрытия было бы достаточно тех самых фрегатов (и опять же Андреевских флагов на мачтах). Что касается универсальных десантных кораблей (УДК), вопрос о строительстве которых представляется почти решенным, то тут все тоже неоднозначно. Теоретически УДК становятся некими более дешевыми «и.о. авианосцев», при этом они полезнее тем, что способны высаживать десант, причем загоризонтным способом. В такой роли УДК как раз подходят для войн с аборигенами, не претендуя на противостояние серьезным странам и их флотам. Правда, остаются открытыми вопросы, кто же эти аборигены, где они находятся и почему мы должны будем направлять против них УДК. Конечно, можно использовать УДК и в вышеупомянутой роли военных транспортов, для перевозок войск и техники из России в Россию, к примеру, из Владивостока на Сахалин, Курильские острова, Камчатку и Чукотку. Это единственный мыслимый вариант использования УДК в «настоящей» войне. Правда, вполне вероятно, что за те же деньги можно построить раза в два больше традиционных БДК, которые на роль войсковых транспортов подходят гораздо лучше.
Морская пехота в значительной степени продолжит выполнять роль войск береговой обороны при возможности ограниченных десантных операций, причем скорее в мирное, чем в военное время. Очень значительного усиления требует морская авиация – как за счет специализированных самолетов и вертолетов (в первую очередь патрульных и противолодочных), так и за счет машин, аналогичных тем, что имеются в ВКС, но работающих в интересах ВМФ.
Подобный вариант строительства ВМФ мог бы стать оптимальным как в экономическом, так и в военном плане, позволив российскому флоту наиболее эффективно решать те задачи, которые перед ним имеет смысл ставить.
Александр Храмчихин
Александр Анатольевич Храмчихин – заместитель директора Института политического и военного анализа.
