Источник изображения: Фейсбук/армия США
В мире стремительно трансформируется общественная психология. Если ещё пару месяцев назад психология «заставляла» людей делиться на определённые общественные группы – по интересам, в том числе профессиональным, по уровню образования, доходов, по политическим предпочтениям, то теперь трансформация приводит к совершенно иному. Люди с настороженностью относятся друг к другу, буквально каждого воспринимая в качестве источника потенциальной опасности.
В таких условиях нарушаются и устойчивые параметры военной психологии. Существенно размываются такие понятия как «противник», «военное противостояние», «военные альянс», «союзник». Даже внутри тех коллективов, которые по определению должны были являться образцом единства, проявляется психологическая деформация. Причина понятна – реакция на абсолютно новую угрозу – ту, о которой ранее ничего не знали. Мало того, не так много известно о ней и сейчас, несмотря на то, что буквально ежечасно различные эксперты и называющие себя таковыми о коронавирусной угрозе рассказывают.
Между отдельными людьми появляются совершенно новые границы, барьеры. Они незримы, носят исключительно психологический характер. Но в их основе природный инстинкт – инстинкт самосохранения, который зачастую может полностью подавить даже голос разума.
Появляется и новый вид стигматизации. Если человек узнаёт о наличии у другого человека того самого коронавируса, то это приводит не только к отторжению, но и позывам перевести его чуть ли не в другую общественную категорию. Аналогичная стигматизация становится всё заметнее в отношении тех людей, которые не склонны драматизировать ситуацию.
Возвращаясь к военной тематике, следует отметить, что в таких условиях само понимание военного коллектива тоже изрядно размывается.
Один из ярких примеров – ситуация с американским авианосцем «Теодор Рузвельт», командир которого решил через прессу рассказать о происходящем на борту. Получилось так, что он выразил недоверие к возможным действиям своего непосредственного начальства в случае «уставного» обращения и доклада. Это недоверие привело к недоверию начальства к самому командиру, а затем к принятию решений, которые теперь уже вызывают недовольство у экипажа авианосца. На этом цепочка не обрывается: единый воинский коллектив испытывает на прочность отношение его членов друг к другу, которые обвиняют то командиров, то военных медиков, то представителей разведки в том, что можно выразить словами «не уберегли».
Психологический портрет такого воинского коллектива наполняется тёмными красками. А восстановление отношений, становящихся всё более натянутыми и всё менее доверительными, может занять гораздо больше времени, чем это можно предположить. Это всё равно что изначальная недооценка в тех же США так называемого Вьетнамского синдрома. Однако психологические проблемы, с которыми в 70-е столкнулась американская армия, говорят о том, что недооценка была напрасной. Вполне возможно, что и сегодня есть определённая недооценка синдрома, связанного с проявлениями пандемии коронавируса: реакция на то, что любой человек может оказаться носителем инфекции, проблемы оценки изоляции и одиночества, панические настроения от того, что транслируют СМИ о ситуации в мире и многое другое, в том числе отрезанность ("географическая", а, возможно, и психологическая) от своих родных и близких. И вполне возможно, что с точки зрения психологии ситуация может оказаться серьёзнее того самого Вьетнамского синдрома.