Линкор русский, проект французский
Фраза «Россия, которую мы потеряли» стала мемом, означающим вредоносность советской власти, которая якобы изгнала из страны лучшие умы и лишила ее научно-инженерного потенциала. Хорошо бы непредвзято оценить технологический уровень империи времен Николая II.
Технологический уровень страны задается прежде всего состоянием ее вооруженных сил, наиболее сложных видов и родов войск. К началу ХХ века в развитых странах самыми передовыми были военно-морские флоты, в которых в свою очередь символом прогресса считались линкоры, эскадренные броненосцы и крейсеры различных классов. Тогда уже появились аэропланы, подводные лодки, танки… Но с точки зрения воплощения передовых технологий все они уступали морским гигантам того времени. Поэтому анализ начнем с российских эскадренных броненосцев и линкоров, которые в начале прошлого века вошли в один класс.
Проектирование и постройка любого боевого корабля начинаются с формулирования тактико-технических требований, которые должны разрабатываться на основе анализа характера угроз стране, определения вероятных противников, оценки состояния их флотов, способов и форм применения. На этой основе определяется потребный облик боевого корабля.
С царем во главе, без царя в голове
Анализ достоверных источников, например фундаментального многотомника «История отечественного судостроения», показывает, что никакой четкой стратегии развития российского флота в конце XIX – начале XX века не существовало. Известные материалы свидетельствуют о разноголосице мнений, почти исключительно основанных на личных вкусах, представлениях и привычках. Одни стремились к самостоятельному развитию флота (своего рода славянофильство в кораблестроении), другие – к закупке иностранных кораблей, проектов, отдельных технических систем и вооружения с последующей их проверкой на предмет соответствия требованиям отечественного ВМФ. Например, эскадренные броненосцы типа «Полтава», которые должны были появиться к 1898–1899 годам, адмирал Николай Чихачев видел как повторение британских «Сан-Пари». «Пересвет» строился по аналогии с английским «Барфлюр», а «Цесаревич» и «Бородино» – по французскому проекту.
“ Кораблестроение было одним из самых засекреченных направлений советского ВПК ”
Таким образом, в части определения облика будущего корабля побеждала та точка зрения, которая оказывалась, как сегодня говорят, ближе к телу. В частности, руководство царского флота считало, что будущие морские сражения предстоит вести на малых дистанциях в пределах 15–20, максимум 30 кабельтовых, и соответственно готовилось поражать неприятеля легкими бронебойными снарядами с малым зарядом взрывчатки. Соответственно акцент делался на сильную пассивную защиту цитадели корабля при практическом отсутствии брони в его оконечностях. А передовые страны мира, в том числе Япония, уже планировали вести бои на расстояниях много больших – 40–60 и даже до 80 кабельтовых с применением фугасных снарядов. В итоге новейшие достижения мирового кораблестроения оказались на нашем флоте не востребованы. Он вступил в Русско-японскую войну, не имея оптических прицелов даже у орудий главного калибра броненосцев, с отсутствием базисных дальномеров и мощных фугасных снарядов с большим количеством взрывчатки, что оказалось катастрофическим в бою в Желтом море и при Цусиме.
Такая ситуация с выработкой тактико-технических требований сохранялась до конца существования Российской империи. Как пример можно привести наши дредноуты – линкоры новейшей постройки типа «Гангут» для Балтики и «Императрица Мария» для Черного моря. Требования к ним вырабатывались в значительной мере на основе опроса мнений морских офицеров, участвовавших в войне с Японией. А они, опираясь на свой опыт, хотели иметь полностью забронированный корабль с мощной артиллерией и большой скоростью. В итоге в силу слабости бронирования наши «Гангуты» проигрывали дуэль германским типа «Кайзер» с 305-мм орудиями и тем более «Байерну» с его 381-мм главным калибром.
Говорить о том, что царская Россия в этой части оставила что-либо ценное, не приходится. Молодой советский флот в этом отношении выглядел намного основательнее. Уже вскоре после его создания были выработаны четкие представления об облике будущей войны на море и потребном составе ВМФ, на основании чего выдавались обоснованные тактико-технические требования уже к первому поколению кораблей. Примером могут служить крейсеры проекта 26 и 26-бис. Они, имея водоизмещение, как у легких иностранных «одноклассников», располагали калибром, как у тяжелых, – 180 миллиметров с дальностью стрельбы, намного превосходившей лучшие 203-мм орудия, главный калибр потенциальных противников. За это пришлось заплатить дальностью хода, что для закрытых МТВД было не очень существенным недостатком.
Импортная сборка
Часть кораблей русского флота строилась на западных верфях и по иностранным проектам. Броненосец «Цесаревич» – во французском Тулоне, «Ретвизан» – на американской частной верфи Крампа. Оттуда же легенда нашего флота «Варяг» и крейсер 2-го ранга «Забияка». Бронепалубный крейсер 1-го ранга «Богатырь» России соорудила Германия на предприятии «Вулкан» в Штеттине, а в Киле был построен крейсер «Аскольд». Самый быстроходный бронепалубный крейсер 2-го ранга отечественного флота «Новик» родом из Эльбинга (все та же Германия), а его «одноклассник» «Боярин» – из Дании. Канонерские лодки «Кореец», «Манчжур», «Бобр» и «Сивуч» изготавливались в Швеции и Дании. Из 25 эсминцев Первой тихоокеанской эскадры 10 были иностранной постройки. Россия воевала в Порт-Артуре в значительной степени на чужих кораблях, а ведь они были самыми совершенными в составе нашего флота того времени. Вторая тихоокеанская эскадра, несмотря на многочисленность броненосцев, уступала по боевым возможностям Первой. Однако и при постройке кораблей на отечественных верфях вклад иностранцев был порой определяющим. Например, серия броненосцев типа «Бородино» из пяти кораблей выполнялась по проекту французского инженера Лаганя. А передовые флоты того времени – британский, германский, французский – получали корабли исключительно собственной постройки.
Теперь обратимся к вооружению того времени. 305-мм орудия броненосцев войны с Японией были российскими системами. Однако самые совершенные орудия среднего и малого калибра выпускались по лицензиям иностранных фирм. И составляли более 80 процентов артиллерийского вооружения кораблей!
Боеприпасы, естественно, были отечественные. Однако основным снарядом российского флота был облегченный бронебойный, который при весе 331 килограмм нес всего 4,3 килограмма взрывчатки – влажного пироксилина, фугасный – 6 килограммов. В тротиловом эквиваленте это всего 1,4 и 2 килограмма соответственно. По фугасному действию это примерно 85-мм и 100-мм снаряды времен Второй мировой. Для броненосцев ничтожно мало. При этом значительная часть снарядов вообще не взрывалась. Например, в Цусиме, по оценкам специалистов, около 60 процентов попавших в японские корабли русских снарядов не сработали. Иная картина отмечалась у неприятеля. Основной фугасный 305-мм снаряд нес 36,6 килограмма мелинита («шимозы»), что соответствует примерно 28 килограммам в тротиловом эквиваленте или 280-мм фугасу Второй мировой.
Интересна судьба русского торпедного оружия. Инженер Александровский изобрел торпеду на год раньше англичанина Уайтхеда. Представленный русскому адмиралу Краббе, проект был признан преждевременным. Спустя четыре года изобретателю предложили сделать первые образцы этого оружия самому «с последующим возмещением, дабы не стеснять в исполнении автора». Два экземпляра торпеды изготавливались вручную в частной слесарной мастерской. На испытаниях они показали вполне приличную даже для середины ХХ века дальность – 2,5 километра, но слишком маленькую скорость – около 8 узлов. Торпеды Уайтхеда, выполненные в заводских условиях при высоком уровне культуры производства, давали около 20 узлов, но при дальности всего 400 метров. Имей наш инженер возможности, как у англичанина, можно не сомневаться, что российская торпеда существенно превзошла бы по дальности хода и скорости британский аналог. Тем не менее в 1876 году Россия закупила иностранный «секрет» за 9000 фунтов стерлингов, огромные по тем временам деньги. То есть торпедное оружие российского флота в Русско-японскую войну по сути было английским, хотя и производилось на отечественных предприятиях. Все это напоминает недоброй памяти сердюковские времена, когда на вооружение нашей армии и флота пытались ставить импортные ВВТ с весьма посредственными характеристиками и часто не соответствующие нашим условиям применения и боевому предназначению (вспомним «Рысь» и «Мистраль»).
Русско-японская война дала мощный толчок развитию артиллерии и других боевых средств флотов. Наша страна старалась не отставать в этой гонке вооружений. Для российских дредноутов на Обуховском заводе было разработано великолепное орудие калибра 305 миллиметров, и наверное, впервые мы оказались законодателем моды, создав для него беспрецедентно тяжелый бронебойный снаряд весом 470 килограммов (флоты других стран ограничивались 380-кг). Однако при разработке трехорудийных башен для новых линкоров Россия не смогла обойтись без помощи английской компании «Виккерс» в части проектирования и налаживания производства. При этом 254-мм орудие для крейсера «Рюрик» было целиком разработано и произведено этой фирмой, как и двухорудийные башни для него. Четырехдюймовое (102-мм) орудие, принятое на вооружение в 1910 году, также создавалось при технической консультации с «Виккерс». Для управления огнем корабельной артиллерии в Англии закупили приборы Поллена.
Таким образом, как ни печально, назвать царскую кораблестроительную школу передовой можно только с определенной натяжкой. В значительной мере ее успехи определялись иностранной помощью. Поэтому в одних российских линкорах мы видим черты английского «Мажестика», в других – французского «Дюнкерка»… Особняком стоит американский «Ретвизан».
Такое положение дел было обусловлено тремя ключевыми факторами. Это преклонение российской элиты перед иностранными достижениями. Это ее же неспособность наладить разработку и производство технических новинок у себя, поскольку проще взять готовое за рубежом. И, наконец, недостаток средств, сыгравший трагическую роль в Русско-японской войне. Наши моряки редко выходили в море из-за экономии, тогда как японские экипажи большую часть года проводили в плаваниях.
Цена наследства
Получив такое наследство, Советский Союз после Гражданской войны первоначально был вынужден пойти по стопам императорской России – обратиться к иностранной помощи. И первое поколение кораблей нашего флота отчасти строилось при техническом содействии Италии (эсминцы, лидеры и крейсеры новых проектов) и Германии (подводные лодки типа С). Однако все остальные – уже полностью советская разработка. Крейсеры типа «Чапаев», линкоры «Советский Союз» и «Кронштадт», эсминцы проекта 30 были целиком отечественными. То есть уже через 10 с небольшим лет в СССР возникла полноценная и независимая от иных государств кораблестроительная школа. Сложилась уникальная, характерная для советского ВМФ и несвойственная другим флотам корабельная архитектура. Корабли основных классов для советского ВМФ строились исключительно на отечественных предприятиях без участия иностранцев – это было одно из самых засекреченных направлений советского ОПК. Также и первые советские артсистемы – от 180-мм орудий крейсеров проекта 26 до малокалиберных зениток артиллерии были полностью отечественной разработки и производства. И они не только не уступали иностранным образцам, а превосходили их по важнейшим характеристикам. Отличительной чертой нашей морской артиллерии крупного и среднего калибра была большая дальность стрельбы при очень хорошей живучести стволов. А по ракетному противокорабельному оружию наш флот до сих пор сохраняет пальму первенства. Все эти достижения свидетельствуют о том, что именно советская школа стала наряду с американской самой передовой в мире. При этом еще и самой живучей, выстоявшей после распада СССР, выдержавшей разгром 90-х и сердюковские реформы. И продолжает демонстрировать первенство в научно-техническом отношении, во многом обойдя даже американскую школу. Не вина наших кораблестроителей и ученых, что российская судостроительная отрасль сильно ослаблена по сравнению с советской, что средств для закладки крупных кораблей не хватает, что во главе предприятий оказываются откровенные дилетанты и даже воры. Мировой уровень нашей кораблестроительной школы выражается в том, что в этих условиях она способна вогнать в малое водоизмещение наших кораблей такой ударный потенциал, который не под силу разместить иностранцам при значительно больших возможностях.
Константин Сивков, заместитель президента РАРАН по информационной политике, доктор военных наук
Газета "Военно-промышленный курьер", опубликовано в выпуске № 8 (821) за 3 марта 2020 года
