По польской логике, за кратковременным обострением конфликта в Идлибе стоит именно Россия. И автор задается вопросом, а какие цели ставит перед собой Москва? Она мастерски использует слабость Запада и споры, которые мешают ему выступать сплоченно. И у нее большие планы в Черноморском регионе.
Обострения ситуации в сирийской зоне деэскалации Идлиб, спровоцированного атаками сил Асада на находящиеся там подразделения вооруженной оппозиции, не было бы без согласия Кремля.
В Анкаре придерживаются такой версии, что налетам, в результате которых погибли как минимум 33 турецких военнослужащих, подверглась территория, находящаяся за линией деэскалации (она была проведена в рамках российско-турецкого соглашения), более того, армия Турции передала россиянам координаты местонахождения своих подразделений. Военные эксперты, которых цитируют мировые СМИ, указывают, что Асад не располагает такими воздушными силами, которые бы могли провести столь масштабные налеты, как мы наблюдали в последние дни. Впрочем, россияне сами не спешат опровергать факт, что их самолеты принимали участие в боях.
Пресс-секретарь Кремля Песков заявил лишь, что Турция несет ответственность за эскалацию конфликта, поскольку она обязалась очистить находящиеся под ее контролем территории от террористов, но не сделала этого, а, кроме того, сирийская вооруженная оппозиция в начале прошлой недели при поддержке Анкары захватила важный транспортный узел, через который проходит дорога в Алеппо.
Оставим вопрос о том, что Москва сама решает, какие вооруженные группировки считать террористическими, и обратим внимание на ее реакцию в дипломатической сфере. Эрдоган неоднократно призывал провести консультации на самом высшем уровне, то есть устроить встречу с Путиным. Звучали даже конкретные даты: 5 или 6 марта. Кремль, в свою очередь, отвечал, что в расписании российского президента переговоры с турецким лидером не запланированы. Иными словами, с одной стороны, Москва как минимум дала согласие на эскалацию ситуации в Северной Сирии (не исключено, что ее военный континент принимал в операции активное участие), а с другой - мы увидели очень осторожную (если не сказать негативную) реакцию России на предложение провести переговоры. В таком контексте можно предположить, что за кратковременным обострением конфликта стоит именно она. Окажется ли обострение действительно кратковременным, покажет время, а ключевой вопрос сейчас состоит в том, какие цели ставит перед собой Москва.
Ответить на него отчасти позволяет дальнейшее развитие событий. Турция решила, что ее безопасность оказалась под угрозой и обратилась к НАТО с просьбой провести консультации, предусмотренные 4-й статьей Вашингтонского договора. Одновременно она просила США и в целом членов Альянса признать, что основными жертвами эскалации конфликта стали подвергшиеся безжалостным бомбардировкам мирные жители, а в связи с этим ввести запрет на полеты авиации над Идлибом.
Выполнения последнего требования ожидать не приходилось в контексте того, что ранее американцы не ответили на просьбу Анкары о предоставлении ей двух батарей комплексов "Пэтриот", а Греция наложила вето на заявление НАТО о поддержке Турции. В результате не могли пройти даже консультации, так что появилось лишь заявление Йенса Столтенберга, а не всех членов Альянса. На пресс-конференции генеральный секретарь всеми силами уклонялся от ответа на вопрос турецких журналистов о том, какой поддержки может сейчас ожидать Турция.
У Греции есть свои серьезные причины занимать ту позицию, какую она заняла (это, в частности, вопрос Кипра и турецкой политики в отношении разработки месторождений на кипрском шельфе). Альянс, однако, не смог даже запустить предусмотренную договором процедуру, которая подразумевает нечто большее, чем обмен информацией и слова ободрения. На этом фоне решение Эрдогана позволить турецким пограничным службам не задерживать мигрантов, можно расценивать как попытку давления на Грецию и весь Европейский союз.
Почему блокирование решения Альянса имеет такое большое значение с точки зрения Москвы? Не потому, что иначе он сразу же вступил бы в войну с Россией и Асадом, а потому, что российская стратегическая культура опирается на принцип эскалации напряженности или, вернее сказать, усиления давления. Цель состоит в том, чтобы, не обращаясь к применению вооруженных (по меньшей мере собственных) сил, вынудить противника вести ту политику, которая устраивает россиян. В последнее время Кремль усилил давление на Турцию как в Сирии, так и во всем Черноморском регионе. На севере Сирии ее союзник, при помощи которого она ведет опосредованную войну, то есть армия Асада, уже много недель подряд продолжает антитурецкое наступление. Одновременно россияне наращивают свой военный контингент в Абхазии, заменяют миротворческие подразделения на военные в Южной Осетии и сообщают о намерении усилить свою базу в армянском Гюмри, где должно появиться 10 тысяч военных (сейчас их там 6 тысяч).
Альянс не смог ничего противопоставить российской политике эскалации напряженности и усиления давления на Турцию. Россияне видят в этом проявление слабости. В результате Эрдоган, хотя он и обратился к воинственной риторике, не решился заблокировать свои проливы (29 февраля СМИ сообщали, что через них прошли два оснащенных ракетами российских фрегата). В телефонных переговорах между Анкарой и Москвой произошел перелом: вместо саммита в Турции, где ее лидер выступал бы в роли хозяина, по всей видимости, состоится встреча в Москве. Кремль пока не подтверждает участия в переговорах представителей Франции и Германии, а это означает, что формат мероприятия будет определять Россия. Переговорную позицию Эрдогана не укрепляют также поступившие на прошлой неделе из Норвегии сообщения (скорее всего, источником информации был один из офицеров, покинувших Турцию после провалившегося путча) о том, что решение о ликвидации российского Су-24 в 2015 году принимал лично Эрдоган. Возможно, сейчас мы наблюдаем тактическое отступление Анкары. Последует ли за ним корректировка ее политики в первую очередь в Северной Сирии, предсказать сложно.
Россия использует слабость Запада и его внутренние споры, мешающие принять согласованную стратегию действий. Для нее это единственный путь, поскольку, как писал на прошлой неделе в "Российской газете" (официальном печатном органе правительства РФ) военный обозреватель полковник Михаил Ходаренок, переход конфликта между Турцией и Сирией в горячую фазу будет означать полный провал российской политики в регионе.
Почему? Потому, что силы неравны. Потенциал Анкары настолько велик, что на ликвидацию армии Асада ей понадобится максимум несколько дней. Россия из-за отделяющего ее от театра действий расстояния и существующих логистических сложностей (проливы) будет способна оказать ему лишь ограниченную поддержку. В ситуации полномасштабной войны защитить сирийского лидера она сможет, лишь применив против Турции тактические ядерные вооружения, но это, по словам российского аналитика, обернется введением таких санкций, на фоне которых современные ограничительные меры покажутся России "цветочками".
Если бы Запад придерживался единой стратегии и действовал, как сильный, готовый идти на решительные шаги игрок, Россию удалось бы довольно быстро выдавить из Сирии. Однако этого не происходит, а поэтому российские аппетиты растут. Судя по всему, далее Москва попытается заблокировать решение НАТО о включении Украины в программу партнерства, которое планировалось принять осенью. Такое голосование проводят раз в три года, и очередной провал может спровоцировать в Киеве кризис. В этом случае, возможно, будет использовано вето Венгрии. Второй вариант - эскалация конфликта в Донбассе и блокирование переговоров в рамках "минского формата". Этим аппетиты Кремля не ограничиваются. На проходившей недавно в Вене конференции, посвященной вопросам безопасности в Черноморском регионе, звучали мнения, что он должен получить нейтральный статус. Такая перспектива очень нравится России, и, можно предположить, что в ближайшие годы эта тема будет присутствовать в ее политике.
Марек Будзиш (Marek Budzisz)
