Соединенные Штаты в любой момент могут ударить ядерным оружием по странам, которые перед ними бессильны. По крайней мере, именно такой вывод следует из предупреждения авторитетного западного издания. Почему же ядерная катастрофа куда более реальна, чем шестьдесят лет назад, когда США и СССР десятками испытывали ядерные боезаряды и напряженно «ковали» ядерные щиты и мечи?
Отсчитывающие условное время до возможной ядерной войны стрелки "Часов Судного дня" передвинули вперед еще на 20 секунд – до 23.58.20, до полуночи теперь "100 секунд". Об этом несколько дней назад заявил американский Bulletin of the Atomic Scientists. Президент журнала Рейчел Бронсон отметила, что никогда раньше стрелки "Часов Судного дня" не были так близки к полуночи. Мир, по словам Бронсон, отделяют от гибели "не часы или даже минуты, а считаные секунды".
Формальным основанием для такого беспрецедентного "перевода стрелок" стали сразу три причины. В информационном сообщении, размещенном на сайте журнала Bulletin of the Atomic Scientists, эти причины названы поименно: прекращение действия Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) между США и Россией, усиление напряженности в отношениях между США и Ираном и отсутствие какого-либо прогресса по вопросу ядерного разоружения Северной Кореи.
Однако вот какой парадокс. Ни Северная Корея, ни тем более Иран никак не могут серьезно угрожать США – обе эти страны обладают весьма ограниченным ядерным потенциалом, а Иран еще и не имеет средств доставки, которые могут поразить территорию США. Так почему же сейчас ученые считают мир более опасным, нежели в середине 1950-х годов, когда США и СССР десятками испытывали ядерные боезаряды?
Скорость имеет значение
Начнем с того, как выглядела ситуация между 1953 и 1960 годом, когда стрелки часов были установлены в положении двух минут от полуночи. Тогда основными средствами доставки ядерного оружия были стратегические бомбардировщики, которые позволяли нанести удар по противнику лишь со значительным промежутком – несколько часов от момента принятия решения.
Конечно, это не исключало ошибок, которые в трагикомической форме были показаны в фильме Стэнли Кубрика "Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил атомную бомбу", где съехавший с катушек американский вояка решил нанести ядерный удар по СССР. Однако и США, и СССР имели достаточно времени и возможностей как для обнаружения, так и для исправления ошибки.
Ведь пилотам бомбардировщика можно было отдать приказ на отмену удара буквально за минуту до его выполнения.
Как следствие, наибольшую опасность для стабильности взаимного ядерного сдерживания представляют именно системы быстрого удара. Например, ракеты средней и меньшей дальности или скрытно запущенные крылатые ракеты. В 1980-х годах в военно-политической сфере стал использоваться термин "подлетное время" – то есть время от момента пуска ракеты до момента поражения цели. Подлетное время до Москвы американских ракет средней дальности "Першинг-2", размещенных в свое время в Европе, составляло всего лишь несколько минут.
Уроки Карибского кризиса
Интересно, что в период с 1960 по 1963 год "Часы Судного дня" показывали семь минут до полуночи. Хотя именно в этот период истории разворачивался самый острый в новейшей истории Карибский кризис. В момент обострения ситуации вокруг Кубы, связанной с размещением на ней советских ракет средней дальности, мир действительно находился в двух шагах от ядерной войны. "Часы Судного дня" тогда просто не успели перевести, так как кризис разрешился очень быстро, в течение 38 дней, а острую фазу кризиса СССР и США и вовсе прошли за четверо суток. Именно Карибский кризис реально показал, насколько сложно управлять ядерным оружием при необходимости принятия быстрых и точных решений.
В частности, в 2002 году были опубликованы ранее неизвестные подробности острой фазы кризиса. 27 октября 1962 года, в последний день острой фазы, группа из 11 эсминцев ВМС США и авианосец "Рэндольф" обнаружили и заставили всплыть около Кубы советскую подводную лодку Б-59. В ходе инцидента лодка была обстреляна американским самолетом и против нее были применены глубинные бомбы. Проблема же была в том, что в дальний поход Б-59 была экипирована ядерными торпедами, которые она имела право применить по противнику в критической ситуации.
Капитан Б-59 в сложной ситуации запаниковал, решив, что большая война уже началась, и дал команду на подготовку к запуску ядерной торпеды по авианосцу. Ситуацию спас начальник штаба 69-й бригады подводных лодок Северного флота Василий Архипов, который был старшим на борту и убедил командира не делать этого, а всплыть и ждать указаний из Москвы. В 2002 году на конференции, посвященной 40-летию кризиса, бывший министр обороны США Роберт Макнамара, руководивший ведомством в 1961–1968 годах, заявил, что "ядерная война была значительно ближе к своему началу, чем считалось ранее". В пояснение слов Макнамары один из организаторов конференции добавил, что "парень по фамилии Архипов спас мир".
Дилемма первого удара
Современная ядерная доктрина США появилась в результате исследований Джона Нэша и Томаса Шеллинга в области теории игр – особой области математики, чьи выкладки были перенесены на реалии возможного ядерного конфликта. "Мы сыграли в гляделки, и, по-моему, противник моргнул" – именно так госсекретарь США Дин Раск описал действия США на пике Карибского кризиса. В действительности, конечно же, в момент Карибского кризиса "моргали оба", да и уход советских ракет с Кубы пришлось разменять на тайный вывод ядерных ракет PGM-19 "Юпитер" из союзной США Турции. Но это и есть принцип классической теории игр – практически в любом противостоянии более-менее равных противников у них нет однозначных "побед" или "поражений", а есть сложный набор приобретений и потерь.
Отсюда понятно, почему в отношениях между СССР и США уже в 1960-х годах появилась "политика разрядки":
СССР просто стал по всем аспектам военного противостояния догонять США, а в ядерном оружии и вовсе добился практически полного паритета. В теории игр это означает, что матрица побед и поражений становится практически симметричной – ни одна из сторон не имеет однозначно выигрышной стратегии противостояния, после чего вынужденно переходит к сотрудничеству.
В теории игр стратегия сотрудничества обычно несет меньшую выгоду, однако и уберегает от смертельных потерь. При этом никакой первый удар, даже самый массированный или проведенный с помощью близко расположенных к территории противника ракет, уже не спасает – у другого игрока все равно остаются сильные ходы, которые делают победу в конфликте слабо отличимой от поражения. Получается, что выигрыша в конфликте нет – чем дальше обе стороны заходят по пути эскалации, тем хуже. И "моргнуть" можно так, что и полмира потом из пепла не достать.
Эту вынужденную трансформацию можно проследить и на практике заявлений политиков США. В 1961 году, при вступлении на свой пост, уже упомянутый нами министр обороны США Роберт Макнамара употребил термин "гарантированное уничтожение" – по его словам, тогда США имели возможность нанести смертельный вред СССР путем первого ядерного удара. Такое заявление Макнамары было отнюдь не уникальным: сразу после окончания Второй мировой войны в США приняли решение интенсивно наращивать ядерные силы для возможного ядерного удара по СССР. Президент США Дуайт Эйзенхауэр бесхитростно называл этот подход "массированным возмездием", подразумевая, что США нанесут массированный ядерный удар даже в ответ на конфликт с применением обычного оружия.
Однако уже к концу пребывания Макнамары на его посту термин "гарантированное уничтожение" неожиданно был дополнен весьма неприятным для США словом: "взаимное гарантированное уничтожение". Стало понятно, что СССР сможет нанести такой же смертельный удар по США даже после обезоруживающего первого ядерного удара. В итоге от такого "гарантированного уничтожения" пришлось в срочном порядке отказываться, заменив ставший опасно пацифистским термин немного другим – "ядерное сдерживание".
Впрочем, в рамках теории игр этот термин даже более уместен – в случае равного по силе противника ключевая стратегия выглядит иначе. Зная, что разрушительный ответный удар противника неизбежен, стороны всячески избегают конфликта, так как это означает гарантированное уничтожение для обеих.
Таким образом, уже через каких-то 20 лет после первого применения ядерного оружия стало ясно: старым ядерным державам совершенно не с руки играть в кризисы. Отсюда и целый букет договоров, которые США в 1970–1990-х годах заключили с СССР – начиная с договора по ПРО, ДРСМД, и целый ряд договоров серии СНВ.
Однако такая логика не действует со слабыми противниками. В случае той же Северной Кореи у США пока что есть реальные возможности "сыграть в плюс", хотя, конечно же, даже уничтожение 20–60 ядерных боезарядов КНДР выглядит отнюдь не тривиальной задачей. Точно так же у США пока что есть возможность первого удара по "пороговому" Ирану – благо сейчас у иранцев есть "ядерное лего", из которого они могут в достаточно короткие сроки собрать настоящую ядерную бомбу. Но у Тегерана даже нет средств доставки, которые могут поразить территорию США, в отличие от создавшей мощные ракеты КНДР.
Именно в такой логике прописана действующая военная ядерная доктрина США, принятая в 2018 году Дональдом Трампом. В ней говорится, что ключевыми противниками США являются Китай, Россия, КНДР, Иран и продолжающаяся активность террористических группировок. Понятным образом, с помощью ядерного оружия США хотят воевать с первыми четырьмя противниками, но делать это по-разному. В случае России и Китая, как и в прошлом, речь идет о "ядерном сдерживании". А вот для случая КНДР и Ирана прописано иное – США "оставляют за собой право" применять против Северной Кореи и Ирана "все доступные меры". Под которыми, очевидно, предполагается и применение первыми ядерного оружия.
При этом расчеты теории игр прямо-таки сквозят в тексте доклада.
Судя по всему, дорогостоящие современные американские разработки систем противоракетной обороны (ПРО), которые явно не в состоянии защитить Вашингтон от встречного удара России или Китая, могут быть полезны США только в качестве неполной защиты от ослабленного ответного удара этих стран – или же для полного нивелирования скромных возможностей ответного удара со стороны КНДР и Ирана. Тем же задачам косвенно служит и выход из ДРСМД – с помощью ракет с малым подлетным временем можно легко обезглавить руководство Ирана или КНДР в рамках первого обезоруживающего удара.
Отсюда понятны и опасения ученых из Bulletin of the Atomic Scientists, которые были связаны с Китаем, Францией и Индией в 1960–1970-х годах, а сегодня концентрируются вокруг выхода США из ДРСМД и возможностей КНДР и Ирана в части ядерного оружия. Самый неприятный сценарий мирового апокалипсиса – это быстрый ракетный кризис возле границ Ирана или Северной Кореи, если США решат самонадеянно играть на "победу". Именно в такую ловушку США чуть не угодили в 1962 году, ошибочно полагая, что СССР "однозначно моргнет" и непременно сдаст позиции. США воспринимают Северную Корею и США как заведомо проигравших и беззащитных – а с этой точки зрения против этих стран вполне можно применить ядерное оружие.
Осознание безумного риска, в котором пребывал весь мир тогда, как мы видим, пришло к Роберту Макнамаре лишь постфактум, через долгие годы после окончания Карибского кризиса. И хочется верить, что сегодня Вашингтону хватит ума не поставить мир на грань ядерной войны снова, даже если все математические выкладки будут говорить США: "дело верное, ответных ходов не будет". Потому что в реальной жизни, в отличие от теории игр, ответные ходы всегда есть. Даже у, казалось бы, слабых противников.
Михаил Большаков
