Воспоминания ветерана – участника боевых событий
Осень 1979 года для советских военных и гражданских специалистов в Кабуле выдалась тревожной. Даже работникам посольства его высокий забор и бóльшая информированность не гарантировали душевного покоя. Череда внутриполитических событий, неожиданных и казавшихся нам, сторонним наблюдателям, нелогичными с точки зрения нашего "марксистского мировоззрения", не позволяла, в каких бы сферах мы ни были заняты, сохранять невозмутимость и безмятежность. Мы чувствовали себя неуютно в чужой стране еще и потому, что из Союза по разным каналам – дипломатическим, военным и тем, о которых не принято было упоминать, – следовали противоречивые указания, порой даже взаимоисключающие. А здесь мало того, что гражданская война охватывала все новые и новые провинции страны, принимая день ото дня более ожесточенный и бескомпромиссный характер, так и в столице наряду с участившимися вылазками вооруженной оппозиции разладились отношения как среди высшего руководства страны, так и в армии – главной опоре левого режима.
Экивоки лидеров правящей фракции "Хальк" Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) на то, что она опирается на рабочий класс, не имели под собой никаких оснований. Не существовало в стране достаточного по численности и сплоченности пролетариата, а составлявшее большинство населения забитое и неграмотное крестьянство как раз и было той базой, на которую делала ставку оппозиция левому режиму. В этой ситуации власти было чрезвычайно важно сохранять единство и преданность хотя и немногочисленной, но организованной и хорошо вооруженной силы – армии. Это аксиома для каждого восточного режима, какой бы идеологии он ни придерживался. Поэтому Хафизулла Амин, второй человек в партии и государстве, сохранив посты премьер-министра и министра иностранных дел, в июле занял еще и должность министра обороны. Хотя и без этого его влияние на армейские круги было велико, ведь с ними он активно работал еще до прихода к власти в стране НДПА. К осени 1979-го оно стало еще и определяющим, так как ему удалось продвинуть на руководящие посты в вооруженных силах и других силовых ведомствах своих доверенных лиц и родственников.
Утро 14 сентября не предвещало ничего неожиданного. Пятница, выходной день. Но мне предстояло суточное дежурство, поэтому к 8.00 я вместе с одним из военных советников приехал в штаб центрального армейского корпуса (ЦАК). Он тогда располагался в центре города, напротив дворца Делькуша, входившего в дворцовый комплекс Арк – резиденцию главы афганского государства. Передача обязанностей дежурного прошла, как обычно, за чаем, поданным вестовым. Вскоре последовала команда министра обороны Х. Амина на перевод войск кабульского гарнизона в готовность номер один. Об этом нас известил афганский дежурный по штабу. Что ж, дело привычное, к таким поворотам в раздираемой гражданской войной стране мы привыкли. Тем более что это не добавляло нам каких-либо обязанностей. Главной составляющей дежурства считался контроль за обстановкой в зоне ответственности корпуса, то есть в центральных провинциях страны, и ведение журнала боевых действий, о которых докладывали подчиненные соединения и части.
Некоторую нервозность все же вносило полученное ранее указание наших политработников о том, чтобы во внутренних разногласиях афганских партийцев мы ориентировались на сторонников Х. Амина – не по-восточному "энергичного, целеустремленного и решительного" партийного и военного руководителя, то есть всемерно поддерживали проводимую им линию. С одной стороны, это было нетрудно: в штабе корпуса командные должности занимали именно ставленники Амина – его командир майор Мухаммад Дуст, начальник штаба полковник Шах Заде, недавно назначенный начальником политоргана лейтенант – всего-то лет двадцати с небольшим от роду, явный "птенец гнезда Аминова". Но с другой стороны, это доставляло некоторые неудобства, главным образом в моральном плане – мы ведь братья по оружию, боевые товарищи, а тут какая-то подозрительность, недоверие. Возникал вопрос – а как же признанный лидер партии Н.М. Тараки?
К полудню мы все же отметили для себя, что в среде афганских штабистов присутствует некоторая напряженность. Поприжали первого попавшегося на глаза офицера – молодого начальника политоргана, но ничего толком не выяснили. Он отделался ничего не значащими смешками и хихиканьями.
Ближе к вечеру где-то совсем рядом завязалась перестрелка. Если такое происходило ночью, то это не вызывало удивления. Привыкли. А тут днем, да еще и звуки автоматных очередей доносились со стороны дворца Арк. Все насторожились, я даже вышел на улицу. Перестрелка затихла. Нарастал гул, как оказалось, издаваемый вертолетом Ми-8, вооруженным НУРСами. Он барражировал на высоте всего нескольких десятков метров над землей, и, когда завис у меня прямо над головой, во двор выскочил афганский солдат с гранатометом РПГ-7. Пришлось его придержать, чтобы не пальнул ненароком в вертолет, на котором красовались опознавательные знаки ВВС Афганистана. А ведь именно это солдат и собирался сделать, целился уже. Кто из офицеров его послал – мы так и не узнали. На этом инцидент, казалось бы, был исчерпан. Но тревога уже не покидала ни афганцев, ни нас, гадавших о причинах столь неожиданных событий в резиденции главы государства.
Справка
В 17.30 14 сентября Н.М. Тараки пригласил Х. Амина в свою резиденцию. Учитывая их непримиримые к тому времени отношения, он при этом сослался на то, что находящийся у него в это время совпосол А.М. Пузанов хотел бы его видеть. Х. Амин с охраной прибыл к входу во дворец Харам-сарай комплекса Арк и в сопровождении адъютанта и двух охранников стал подниматься по лестнице на второй этаж. В это время два адъютанта Н.М. Тараки открыли по ним огонь из пистолетов-пулеметов. Х. Амин упал, ползком добрался до выхода и вместе с раненым адъютантом сел в машину, по которой также велся огонь, и на ней сумел уехать в Министерство обороны. Вскоре верные ему военные окружили дворец и разоружили гвардию. Н.М. Тараки был арестован и изолирован. Незамедлительно начались аресты и репрессии. К утру 15 сентября были сняты с должностей, арестованы или убиты многие сторонники Н.М. Тараки.
Штаб ЦАК избежал арестов, видно потому, что его верхушка давно была укомплектована преданными Х. Амину людьми. Они не скрывали удовлетворения от исхода событий. Перестрелка в резиденции главы государства вызывала массу вопросов – не провокация ли это, ведь Амин остался жив, хотя и находился в нескольких метрах от стрелявших, почему незадолго до этого войска гарнизона были приведены в боевую готовность и почему все происходило именно в тот момент, когда в резиденцию были приглашены советские представители? Но столь велик был авторитет Х. Амина и у нас – советских военных, и в афганских армейских кругах, что тогда ответов на эти вопросы мы не стали искать.
Справка
16 сентября чрезвычайный пленум ЦК НДПА принял решение исключить из партии H.М. Тараки и избрать "выдающегося, принципиального деятеля партии и государства" Х. Амина генеральным секретарем ЦК НДПА, внести на заседание Революционного совета ДРА предложение об отстранении Н.М. Тараки с поста председателя Революционного совета и других государственных постов и избрании вместо него председателем Революционного совета Х. Амина. Эти решения были доведены только до партийных функционеров. В СМИ пошло иное сообщение: "Пленум всесторонне и внимательно рассмотрел просьбу Н.М. Тараки, в которой он сообщает, что по состоянию здоровья не может продолжать исполнять партийные и государственные обязанности. Пленум единогласно решил удовлетворить эту просьбу и вместо него избрать генеральным секретарем ЦК НДПА члена политбюро ЦК партии, премьер-министра ДРА товарища Хафизуллу Амина".
В начале октября была спланирована совместная операция силами входивших в ЦАК 72-го пехотного полка, дислоцировавшегося в Майданшахре (провинция Вардак), и 45-го пехотного полка, располагавшегося в Пули-Аламе (провинция Логар). Замысел заключался в том, чтобы одновременными ударами выбить банды из деревень Харвар и Чарх в ущелье, которое лежало между ними, а в нем уже уничтожить их сходящимися ударами артиллерии и авиацией. Ближе к вечеру 10 октября полковник Шах Заде, его советник и я сели в машину и направились в Майданшахр. Прибыли уже с наступлением темноты. Я как-то сразу отметил довольно нервозное настроение среди офицеров полка. Спросил об этом Шах Заде. С ним, несмотря на большую разницу в званиях и небольшую в возрасте, сложились доверительные, более того, дружеские отношения еще тогда, когда почти два года назад мы оба были заняты на курсах в 14-й танковой бригаде – я переводчиком, он преподавателем. Шах Заде ответил, что в полку стало известно о том, что от тяжелой болезни скончался Н.М. Тараки.
Справка
Утром 10 октября афганское информационное агентство "Бахтар" сообщило, что "9 октября в результате серьезного заболевания, которое длилось уже в течение некоторого времени, умер бывший председатель Революционного совета ДРА Hyp Мухаммад Тараки". Однако, как стало известно позднее, еще в 23.30 8 октября он был задушен подушкой офицерами гвардии по личному приказу Х. Амина. Смерть Н.М. Тараки потрясла афганскую общественность, которая не поверила официальной версии о его якобы естественном уходе из жизни, и это немало способствовало консолидации антиаминовских сил – сторонников Н.М. Тараки и ушедших в подполье парчамистов. Руководство СССР восприняло отстранение от власти и убийство Н.М. Тараки как контрреволюционный переворот в Афганистане.
Операция 72 и 45-го пехотных полков завершилась в тот же день, поставленные задачи были решены. Уже к вечеру мы вместе с 72-м полком вернулись в Майданшахр и оттуда вместе с Шах Заде выехали в Кабул на штабном уазике, как тогда было принято, без какой-либо охраны или сопровождения. На обратном пути молчали. Почему-то даже этот маленький успех в боевых действиях против сил оппозиции не поднял нам настроения.
Справка
14 октября в гарнизоне Ришхор восстала 7-я дивизия. Готовили выступление все еще занимавшие высокие посты партийные деятели и другие сторонники Н.М. Тараки. По плану в нем должна была принять участие авиабаза Баграм, однако она не смогла оказать авиационную поддержку восставшим. Попытка танкистов дивизии выдвинуться к центру Кабула была блокирована верными Х. Амину военными, которыми руководил лично начальник Главного штаба М. Якуб. Ришхорский мятеж, не поддержанный частями кабульского гарнизона, был полностью подавлен в течение трех дней. Последовали жестокие репрессии как против военных, так и гражданских лиц, причастных к мятежу. Его разгром не обошелся без советских военных советников, которые, выполняя приказ своего руководства, были вынуждены поддержать сторонников Х. Амина.
Советские и афганские воины. 1985. Фото © РИА Новости
Вскоре после этих событий была начата масштабная операция по уничтожению бандформирований в провинции Пактия. В ней принял участие и 45-й пехотный полк. От командования ЦАК в полк был направлен начальник штаба вместе с советником, а переводчиком вновь поехал я, несмотря на то что Шах Заде владел русским языком. Операция затянулась на 10 дней, поэтому мы оказались далеки от общего развития ситуации внутри и вокруг Афганистана. Да если бы и оставались в столице, то ничего об этом не узнали, так как события эти происходили в сферах весьма далеких и вне нашей скромной компетенции. Мы были заложниками ситуации, а наши скромные судьбы мало волновали тех, кто пытался задавать ей тон.
В ноябре все продолжалось, казалось бы, по-прежнему. Афганские партийцы, военные и спецслужбы воевали с вооруженной оппозицией, Х. Амин клеймил позором империализм и контрреволюцию, славословил Советский Союз, призывал бороться с врагами, которые, судя по тому, что жестокие репрессии обрушивались на самых неожиданных, казалось бы, совершенно чуждых политике людей, укоренились везде и всюду. Выросший численно со времени апрельских событий 1978 года коллектив советских военных советников и специалистов по мере сил и возможностей содействовал оказавшемуся в трудном положении левому режиму, возглавляемому Х. Амином. Легкое недоумение в такой ответственный момент вызвала лишь неожиданная замена и убытие на Родину посла А.М. Пузанова и главного военного советника в ДРА генерала Л.Н. Горелова.
Справка
Чрезвычайный и полномочный посол СССР А.М. Пузанов и главный военный советник в ДРА генерал-лейтенант Л.Н. Горелов на всех стадиях обсуждения с ними афганского вопроса выступали против направления советских войск в эту страну. Однако уже в начале декабря 1979 года министр обороны СССР Маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов проинформировал руководящий состав Генерального штаба о возможном принятии решения о направлении в ДРА советских войск. Начальник Генштаба Маршал Советского Союза Н.В. Огарков, генерал армии С.Ф. Ахромеев и ряд других руководителей этого органа управления, профессионально оценивая особенности Афганистана и британский опыт вторжений в эту страну, были против ввода советских войск в Афганистан, считая, что здесь ограниченными силами нельзя решить задачу стабилизации обстановки, а наше военное присутствие неизбежно приведет к усилению мятежного движения, которое в первую очередь будет направлено против советских войск. Эти обоснованные доводы и опасения не были приняты во внимание политическим руководством страны. В итоге Генштабу пришлось подчиниться решению высшего партийного органа – Политбюро ЦК КПСС – и обеспечивать организацию и руководство вводом войск в Афганистан.
Вечером в четверг, 13 декабря, предвыходной день в Афганистане, коллективу советников штаба ЦАК поступило указание выделить одного человека и направить в штаб военного контракта. Выбор пал на меня – младшего и по возрасту, и по званию. Приезжаю, в штабе уже собраны десятка полтора представителей от разных военных органов управления и соединений, дислоцированных в Кабуле. В комнату входит новый главный военный советник генерал-полковник С.К. Магометов. После краткого вступления говорит: "Пришло время выполнить интернациональный долг, возможно, ценой жизни". Ставит задачу – поедете в Баграм, на учение, вернетесь через пару часов. Ясно, что-то недоговаривает. Какое учение и как мы сможем сегодня же вернуться, если до Баграма больше 60 км, да еще и это упоминание об интернациональном долге? Домой забежать не дают, сразу же садимся в старенький пазик и отправляемся решать пока неведомую нам задачу.
В Баграме помимо десантников находится советский батальон, состоящий сплошь из уроженцев нашей Средней Азии, но переодетых в афганскую форму. Впоследствии его называли не иначе, как "мусульманским батальоном". Но не он делает погоду, а генерал-лейтенант Н.Н. Гуськов с группой офицеров. Встречают, предлагают расписаться в том, что никогда и ни при каких обстоятельствах не будем рассказывать о задачах, которые предстоит решать, и распределяют в распоряжение каких-то парней в ранее невиданной нами форме – песочного цвета и со множеством кармашков.
Вот тут-то все и проясняется. Эти парни – спецназ госбезопасности. Оказывается, ждем команды и идем брать Кабул. Амин-де утратил доверие, ведет дело к тому, чтобы переориентироваться на Запад, и поэтому необходимо принять срочные меры. Объект парней, к которым меня направили, – штаб ЦАК. Их интересует все – от расположения кабинетов, лестниц, караула, узла связи, который нужно захватить чуть ли не в первую очередь, до личностей преданных Амину людей. Рисую схемы, рассказываю, умалчиваю о том, что начальник штаба – халькист со стажем и тоже выдвиженец Амина. Последнее на всякий случай, уж больно решительно настроены парни. Все детали уточнены, ждем команды на выдвижение, но следует команда "отбой". Ждать тогда пришлось больше недели.
В начале 20-х чисел поступает команда "по машинам". Выдвигаемся колонной в Кабул и размещаемся в недостроенных казармах гвардии в низине рядом с холмом, на котором возвышается дворец Тадж-бек – новая резиденция главы Афганистана. Я не далее как три недели назад был в ней, поэтому вновь приходится искать бумагу и рисовать подробные поэтажные схемы недавно отремонтированного дворца. Спецназ особо интересуют покои, отведенные Х. Амину. Время от времени наше расположение, сразу же названное кем-то из шутников "Ямой", посещают высокие советские чины с армейской выправкой, но в гражданской одежде.
Справка
В ТуркВО и СаВО до полных штатов развернуто около 100 соединений, частей и учреждений. Из запаса призвано более 50 тыс. военнообязанных, из народного хозяйства подано около 8 тыс. автомобилей и другой техники. Для руководства этими мероприятиями сформирована оперативная группа МО СССР во главе с первым заместителем начальника Генштаба генералом армии С.Ф. Ахромеевым. Командующим 40-й армией назначен первый заместитель командующего войсками ТуркВО генерал-лейтенант Ю.В. Тухаринов. 24 декабря Д.Ф. Устинов провел совещание руководящего состава МО СССР. На нем присутствовали заместители министра, главнокомандующие СВ, ВВС, войсками ПВО, командующий ВДВ и ряд начальников главных и центральных управлений. Министр обороны объявил им о решении ввести войска в Афганистан. В этот же день он подписал директиву, которой устанавливалось, что советские войска на территории ДРА расположатся гарнизонами и возьмут под охрану важные объекты. При этом их участие в военных действиях не предусматривалось.
Далее события закручиваются, как в калейдоскопе. Неожиданно в "Яму" является советник начальника связи ЦАК и везет меня в расположение батальона связи корпуса. Пьем чай и беседуем с его командиром Абдул-Сабуром. Я перевожу, а Анатолий Андреевич мягко объясняет ему, что ожидаются перемены, и просит еще раз довериться нам и поступать так, как мы будем подсказывать. Получив необходимые заверения, едем в штаб ЦАК. Там получаю новое задание – явиться в Военный клуб, где с мая 1978 года оборудован узел связи для закрытых переговоров с государственным и военным руководством СССР. В прокуренной комнате я и еще несколько советников и переводчиков становимся свидетелями нервных телефонных переговоров офицеров в нашей, советской форме с абонентами и в Союзе, и в Афганистане. Из них понимаем, что один из четырех самолетов на перелете в Кабул врезался в гору в районе Баграма, остальные повернули обратно.
Получаем указание следовать в кабульский международный аэропорт. Уже стоя на летном поле, гадаем, в чем же наша задача. Место открыто всем ветрам, мы как на ладони у тех, кому вдруг вздумается нам помешать. Невольно проверяю карманы: пистолет на месте, граната – тоже. Неожиданно гаснут огни, обозначающие взлетно-посадочную полосу. Совсем худо, неужто нашлись те, кому не по вкусу наше присутствие здесь? Советник главного штурмана ВВС и ПВО Афганистана вместе с переводчиком бежит разбираться. Вскоре огни зажигаются вновь. С той стороны, откуда должны заходить на посадку самолеты, появляется цепочка светящихся точек. Они приближаются, и вот уже первый самолет катится по ВВП, за ним второй, третий… десятый. На рулежке десантники споро выгружают их содержимое. Техника отгоняется на поле рядом. Десантники – и офицеры и рядовые – настроены решительно, так привыкли – с неба и в бой. Вот, оказывается, в чем заключается наша задача – придерживать чересчур ретивых.
Справка
Ввод в Афганистан соединений и частей Сухопутных войск 25 декабря 1979 года осуществлялся по двум направлениям: Термезскому через р. Амударью – перевал Саланг – Кабул – Джелалабад и Кушкинскому на Герат – Шиндант – Кандагар. Время пересечения афганской границы – 15.00 мск (16.30 кабульского времени). Через р. Амударья в районе г. Термез был возведен наплавной мост. По нему начала марш в направлении Кабула 108-я мсд. Тогда же афганскую границу пересекли самолеты ВТС с личным составом и боевой техникой 103-й вдд и отдельного парашютно-десантного полка (без двух батальонов).
Посадка самолетов в течение 47 часов производилась группами днем и ночью на аэродромах Кабул и Баграм. Всего было осуществлено 343 рейса (в том числе 66 рейсов Ан-22, 76 – Ил-76, 200 – Ан-12). Ими было доставлено 7700 военнослужащих, 894 единицы боевой техники и 1062 т различных грузов.
На следующий день наблюдаем непривычную картину. На балконе здания аэропорта выстроился аккредитованный в Кабуле дипкорпус. Послы стоят, сохраняя присущее им по статусу достоинство, военные атташе суетятся, биноклями шарят по летному полю, внимательно изучают и, наверное, считают выставленную рядами военную технику, помечая в блокнотиках ее количество. Мы вскоре перестаем обращать на это внимание, ведь нам предстоит переход в выделенные афганцами места в городе. С полком под номером 350 – "полтинником", как его называют сами десантники, идем во дворец Делькуша. Успеваем устроиться там на ночь, правда вповалку на цементном полу.
Утром двое спецназовцев, к которым меня отрядили, интересуются внутренним расположением зданий в дворцовом комплексе Арк. А я был в нем только один раз в апреле 1978 года, когда новые власти открыли его для посещения "народом" – посмотрите, мол, в какой роскоши жили прежние правители. Естественно, запомнились не все детали. Но прямо сейчас туда передислоцировали корпусной батальон связи, зенитный дивизион и транспортную роту – всего человек 800, вооруженных не только стрелковым оружием, но и ЗУ-37. Этот гарнизон и нужно блокировать всего-то со взводом десантников и не дать выступить афганцам в поддержку Х. Амина. Задачка! В который уже раз напрягаем извилины и наконец решаем, что единственный шанс для нас – напугать противную сторону. Пугать, судя по всему, предстоит главным образом мне, ведь только я владею языком дари. В отношении Абдул-Сабура сомнений нет, он заверил нас, что будет следовать нашим советам, а вот командир и замполит зенитного дивизиона – темные лошадки, молодые выдвиженцы, всем обязанные Х. Амину. Так оно и получилось. Когда по загодя оговоренному сигналу – взрыву в центре города – выдвинулись на четырех БМД в Арк, то оказалось, что зенитный дивизион успел выстроить оборону – расставил по периметру не только вооруженную охрану, но и ЗУ-37 с расчетами. Пришлось "пугать" командование дивизиона, и не только словесно. Справились. Мне впервые довелось участвовать в деле не вместе с афганцами, а с соотечественниками. И если сомнений в возможностях парней из спецназа госбезопасности не было – тертые калачи, то солдаты-десантники явно не нюхали пороха и трудно было предугадать, как они себя поведут. Но действия подчиненных комвзвода лейтенанта Саши (фамилию не догадался спросить) не дали поводов усомниться в том, что они настоящие бойцы.
Когда афганцы сдали оружие в арсеналы, выставили у них невооруженную охрану, а мы на всякий случай расстреляли уличные фонари перед и внутри комплекса Арк, обеспечивая собственную оборону теперь уже нашего гарнизона, распределили БМД и определили огневые точки для десантников, Анатолий Андреевич позвал меня на развернутый в батальоне связи еще до нашего выступления пост. Послушав эфир, я сразу же понял, что афганские соединения и части наперебой выходят на связь с единственным оставшимся в сети вышестоящим органом, докладывают, что окружают советские, и спрашивают, как им поступать в этой ситуации. Инструктирую Абдул-Сабура и одного из операторов, как отвечать на такие запросы: советские военные – друзья, действуют от имени новой власти, сопротивления им не оказывать, выполнять все их требования. Потом некоторое время слушаю, как справляется с этой задачей афганский солдат. Убедившись, что он все делает правильно, ухожу с поста, других-то дел невпроворот. Оказывается, что некоторые советские боевые машины заблудились в ночном Кабуле. Пользуясь этим, усиливаем наш маленький гарнизон САУ и еще одной БМД. Уже потом, вспоминая ту ночь, начинаю понимать, что самым важным, пожалуй, было принятое тогда решение не закрывать пост связи, а дать ему работать в наших интересах, что, несомненно, удержало многие горячие афганские головы от вооруженного противостояния с советскими подразделениями и спасло десятки, если не сотни жизней с обеих сторон.
Справка
Глава Афганистана Х. Амин был убит в ходе штурма его резиденции. В ночь с 27 на 28 декабря были сформированы новый состав Революционного совета и правительство ДРА. Посты генерального секретаря ЦК НДПА, председателя Революционного совета и премьер-министра занял Б. Кармаль. Определенную роль в этом сыграла антиаминовская оппозиция, которая не допустила выступления в защиту прежнего режима войск в столице и провинциях. Вышедшие из подполья халькисты – сторонники Н.М. Тараки – и парчамисты стали брать под охрану важнейшие правительственные и народно-хозяйственные объекты, обеспечивать порядок, безопасность и нормальную жизнь граждан в центре и на местах.
Все последующие дни нас – советских граждан, работавших в различных сферах в Афганистане, – не покидало ощущение удивительного спокойствия от того, что с этого времени не только мы были ответственны за свою безопасность и судьбы поддерживаемой нами левой власти в Афганистане, а эту обязанность разделили с нами пришедшие на помощь советские войска. Это чувство перемешивалось с горечью – ввод войск и связанные с ним события не обошлись без жертв как с советской, так и с афганской стороны. Посольская больница была переполнена ранеными офицерами и солдатами. К личным потерям я отнес и гибель Шах Заде, застреленного в спину его же соотечественниками, когда он выбежал из штаба, чтобы встретить советское подразделение и предотвратить возможное кровопролитие.
Ввод советских войск с восторгом приняли афганские левые – парчамисты и халькисты, входившие в антиаминовскую оппозицию, сдержанно – другие демократические силы, откровенно враждебно – оппозиция левому режиму, которая некоторое время не могла оправиться от такого поворота событий. Приход к власти в ДРА нового руководства породил надежды на мирное развитие страны и осуществление демократических преобразований в обществе на основе национального согласия. Ввод советских войск на короткое время стабилизировал ситуацию в ДРА, но, как показали последующие события, имел многоплановые и довольно противоречивые последствия. Советское военное присутствие задело национальные чувства многих афганцев, чем не преминули воспользоваться внутренняя оппозиция и внешние силы. Началась эскалация вмешательства извне в афганские дела со стороны Запада и консервативных режимов региона, а советские войска оказались на передовых рубежах борьбы с вооруженной оппозицией и стали неумолимо втягиваться в затяжную гражданскую войну на чужой территории.
Михаил Слинкин
Михаил Михайлович Слинкин – кандидат исторических наук, доцент.
