Компания «Прогресстех» специализируется на расчете элементов конструкций самолетов — как отечественных, так и Boeing. Она — часть высокотехнологичной индустрии, которая, как надеется власть, сможет избавить российский экспорт от неприличной сырьевой зависимости. Об этом корреспондент «Профиля» беседует с владельцем и президентом группы компаний «Прогресстех» профессором Владимиром КУЛЬЧИЦКИМ.
— Как вы занялись проектированием самолетных конструкций?
— Неожиданно. В 93-м мы для Boeing 777 сделали хорошую работу по сертификации опоры (стойки шасси. — «Профиль»), а спустя шесть лет, в 99-м, нам предложили развивать аутсорсинг по конструкторскому направлению. Старший вице-президент Boeing Том Шик и президент «Боинг-Россия/СНГ» Сергей Кравченко спросили меня: вы смогли бы? Я сказал «да», не очень, честно говоря, понимая, во что ввязываюсь.
Нам повезло, что это был 99-й. В начале 90-х из авиационной промышленности ушли наиболее активные люди, чтобы прокормить свои семьи. Ушли кто мебель собирать, кто электриком, кто в банки. В 98-м они второй раз потеряли работу. А мы их брали как инженеров, предлагали им работу по их специальности! Второй принципиально важный момент — я понял, что людей надо искать за пределами России. На Украине, в КБ Антонова. В Ташкенте. В Грузии, где у «Сухого» был завод. Мы вывезли из Узбекистана и Грузии практически всех авиаинженеров. Всего за пределами России мы отобрали более 250 человек. Сначала пошли немногие, мы отобрали из десятка трех. Через два месяца заявлений о приеме на работу было больше ста, а теперь и не знаю, сколько их. В основном у нас работают молодые люди, до 30 лет. Мы создали свою систему подготовки кадров. Сами обучаем конструкторов новым технологиям проектирования. Скопировали эту систему у Boeing.
Этот бизнес появился благодаря IT. Результат проектирования — не чертеж, а программа для робота, который с высочайшей точностью изготовит рассчитанную нами деталь самолета. То же сейчас происходит во всем машиностроении. Это — революция. Быстрая разработка моделей — условие успешной конкуренции для Boeing, Toyota, Volvo и др. Раз так, нужно много конструкторов, но не постоянно, а в период пиковой нагрузки, связанной с созданием новой модели. Ну, хорошо, нанял Boeing конструкторов, они спроектировали крыло новой модели самолета — и куда деть людей? На картошку, как при советской власти, не пошлешь. Поэтому такую работу проще отдать на аутсорсинг. Потому-то мы и востребованы всеми — Boeing, Airbus, «Сухим».
— Бюрократия сегодня стремится к контролю не только над нефтью, но и над высокотехнологичной индустрией.
— Для нашей страны это очень характерно, вслед за нэпом наступает коллективизация. Для бюрократа нет ничего хуже, чем большое число людей, которые в состоянии прокормить себя сами, а не есть с казенной руки. Такие люди, то есть способные прокормить себя сами, кстати, и есть основа свободного общества. Все остальное вторично — свобода слова, в частности. Первично то, что человек — крестьянин, если оставаться в рамках аналогии с коллективизацией — может сказать: да пошли вы все, я тут пашу на своем поле и сам, без вас, на жизнь зарабатываю. Такого индивидуалиста-крестьянина бюрократии обязательно надо коллективизировать, потому что он для нее опасен, она не в состоянии с ним справиться. Не обязательно даже совхозы делать, и колхозы подойдут. Форма собственности тут совершенно не принципиальна, главное — чтобы количество точек управления было доступно для бюрократического контроля. Ведь если собственник контролируем, значит, он тоже кормится с руки! Нэп был страшен коммунистической бюрократии не потому, что зарождалась крупная буржуазия, а потому, что он порождал свободных людей, которые кормятся сами. Этой возможности людей лишали и лишили-таки. Вспомните советские времена.
Мне один очень умный человек сказал, имея в виду бюрократию: «Государство любви к родине не прощает». Бюрократ при родине как законный муж. Он один знает, как надо ее любить. Поверяет нас: а как ты, смерд, родину любишь, правильно ли? Выясняется: нет, не так, как надо! Государственный флаг в порыве патриотизма вывесить нельзя: а вдруг он обветрится и не тех цветов будет? Помните, в Ессентуках прокурор уголовные дела заводил против тех компаний, которые вывешивали триколор.
Чем мне мой бизнес нравится? Свободой. Мне не нужны лицензии на недропользование, не нужны экспортные квоты. Мне нужно выстроить систему подготовки кадров, отношения с заказчиками, отладить процессы и иметь некую инфраструктуру. От государства прошу одного — не мешайте.
Работать на иностранцев? Прекрасно. На Объединенную авиастроительную корпорацию? Очень хорошо. На «Сухого»? Согласен! Мне все равно. У меня свобода. На нынешнем этапе. Если только появится желание все это регламентировать, дело погибнет в момент. Потому что ни один из моих конкурентов на мировом рынке так не работает. Это сразу будут неравные условия, и я не смогу ничего сделать. Сегодня это главный риск для моего бизнеса, и исходит этот риск от государства. От крупных структур риск, впрочем, тоже исходит. Эти структуры испытывают желание включить нас в свой колхоз.
— Крупная структура — ОАК?
— Нет, ОАК нас в колхоз включать не хочет. У нас с ОАК хорошие отношения. Они понимают, что мы не занимаемся инновациями, мы — консультанты, инженеры, работающие по заказу. Мы можем инновационную модель самолета помочь рассчитать, но не придумываем ее.
— Тогда что же это за структуры?
— Да любые структуры, которые сегодня хотят монополизировать рынок интеллектуальных услуг. В их числе те, что занимаются телекоммуникациями. Они имеют желание расширить свой бизнес за счет высокоуровневых IT-сервисов.
— Мне-то показалось, что речь о государственных структурах. И вдруг вы произносите слово «бизнес».
— Я уже сказал, что бюрократию устраивают не только совхозы, но и колхозы. Да, разные формы собственности, ну и что? Монополизация опасна не только в рамках государственных структур, это еще полбеды. Пусть такие отрасли — разработка недр, ракетостроение — контролируются государством. Опасна нынешняя мода делать компании—национальные чемпионы. Это ведь тоже коллективизация! Она идет везде, и это плохо.
Приведу умозрительный пример, просто чтобы пояснить, что имею в виду. Какой-нибудь национальный чемпион, тяжеловес, сделает предложение купить мой бизнес, и я соглашусь. Вот тут-то государство, если оно заботится о здоровье национальной экономики, должно запретить мне это делать! Причем не бюрократически, решением мудрого чиновника, а по закону. Такому закону, который в отношении монополий действует в США с XIX века. Там ведь нельзя в одной компании в одних руках сосредоточить всю технологическую цепочку, например добычу нефти и производство бензина. Если «Прогресстех» купить и включить в крупный холдинг, это автоматически уменьшит конкурентность среды. А если этот холдинг купит еще кого-то на том же рынке, среда эта вовсе исчезнет.
Опасно не огосударствление, а такая вот коллективизация. Если мы хотим иметь свободное общество со свободными людьми, мы должны иметь много структур, которые нельзя контролировать из одного центра и которые кормятся не с руки у государства.
— Кто ваши конкуренты?
— Infosys (индийская IT-компания, офис которой Владимир Путин посетил в декабре 2004-го во время поездки в Бангалор. — «Профиль»).
Компания очень активно ведет себя на американском и европейском рынках инженерных сервисов. Мы пока выигрываем за счет того, что Infosys может обеспечить только изготовление чертежей. Но это пока. Завтра они будут конструировать и рассчитывать конструкции на прочность и могут преуспеть. Особенно если им будут помогать, а нам — вредить.
— Вредить?
— У нас есть удивительная черта — патриотические фобии. Меня спрашивают: вы что делаете? Отвечаю: да вот, занимаемся инженерным консалтингом в области конструирования самолетов. Кого консультируете?
Французов, американцев, немцев, отвечаю. Следующий вопрос просто потрясающий: вы на кого работаете? Не знаю, что и отвечать. Это — фобия.
— А кто задает такие вопросы?
— Да есть любители. Есть такая среда. Особая, воспитанная годами изоляционистской политики. Плоть от плоти советской бюрократии. Сколько говорят о бедах и безнравственности, принесенных якобы рынком. Но рынок же не предполагает, что конкурента надо уничтожать любой ценой! Рынок требует работать лучше конкурента, всего лишь. А если на конкурента доносят в прокуратуру — это что? Чем это отличается от доносов Лысенко на Вавилова? Ведь все это — из прошлого. Ни моральных основ, ни нравственных границ, вот что самое страшное. Ведь бизнес в России растет на вытоптанном поле. До 17-го года купцы-старообрядцы сделки на словах заключали, и им верили все, не только свои. В их бизнесе мораль была всем. А советская власть вытоптала мораль под девизом «все хорошо, что классу выгодно». И это перекочевало в сегодня. Потому у нас рынок был не просто дикий, а наидичайший.
— У нас всегда было процентов несколько населения — и при советской власти, и раньше, — которые что-то полезное делали вопреки любым обстоятельствам, несмотря на огромное число захребетников и влиятельных вредителей. Ермак, Сергей Павлович Королев. Тот же Вавилов. А сейчас?
— Слава богу, такие люди есть. Вот когда не станет неколлективизированного труженика, который вместо того, чтобы говорить: «Барин! Дай прокормиться!», скажет: «Я пашу, а ты мне, барин, не нужен, иди, не мешай», — вот тогда считай все, приехали. Но нет, не приехали пока. И не приедем. У меня есть в этом глубокая убежденность. Причем все зависит от того, приедем ли, — и свобода прессы, и хоть какая-то демократия.
Кстати. Меня всегда умиляло советское диссидентство в той его части, которая составляла массовую фронду. Сидит этакий диссидент, главный режиссер государственного театра, и говорит советскому барину: «Чего ты не даешь мне тебя, засранца, обзывать?» Барин ему отвечает: «Ну, обзывай». На что диссидент заявляет: «А чего же ты меня не кормишь?!» Если все коллективизировано, если источник финансирования жизни один, нужно быть героем, чтобы сказать: «Не хочу есть, не хочу пить, а буду говорить правду, не корми меня». Как Александр Исаевич Солженицын. Но нормальному обществу нужны не герои. Ему требуются во множестве производители, которые не зависят от государства. Вот за что нужно бороться. За частный бизнес, чтобы он существовал. Не в виде компаний—национальных чемпионов, ни в коем случае.
— А как государство может проконтролировать ваш бизнес? Вы ведь даже какой-то определенной отрасли не принадлежите, сегодня проектируете элементы планеров Boeing, завтра — кузов для Toyota, послезавтра — что-то еще, что сейчас и не представишь. Как же бюрократу поставить вас в положение просителя?
— Очень просто. Например, доказать мне, что я занимаюсь лицензируемой деятельностью. И все, конец моему бизнесу.
— Как это можно сделать? Силой? Просто приказать?
— Да. Видите ли... Демократия у нас должна быть защищена просвещенной монархией. У нас не может быть другого. Без просвещенной монархии наша демократия моментально выродится в голую вертикаль власти. Удивительно, конечно, но чтобы у нас соблюдались законы и было правовое государство, должна существовать гарантирующая это просвещенная монархия.
— Вынужден переспросить: монархия не в буквальном смысле?
— Конечно, нет. Вот в Китае есть коммунистическая монархия, и она совершенно не лезет в область инженерных сервисов, дает моим конкурентам возможность спокойно работать. Она не дает китайцам каких-то других возможностей, но без этой коммунистической монархии в Китае неизвестно что было бы. Наша беда в том, что мы не желтые, а такие же, как европейцы. Иностранцы не понимают, что мы другие, не такие, как они. У нас ведь ждут, что просвещенный государь скажет: «Живите и работайте по закону». Без таких слов чиновник будет действовать не по закону, а исходя из собственных понятий о целесообразности. Если бы сейчас на самом верху не было поддержки высокотехнологичному экспорту — поверьте, я не знаю, что было бы с моим бизнесом.
— Так ли? Два года назад на совещании в Новосибирске посетивший Индию президент отдал правительству прямое распоряжение помочь IT-индустрии, разработать закон об особых экономических зонах. Закон сделали, но об IT-индустрии забыли. И так во всем. Бюрократия делает то, что хочет, а не то, что ей велят с самого верха.
— А если бы не было этого распоряжения — что тогда бюрократия сделала бы с отраслью? Таким вопросом вы не задавались? Бюрократу надо, чтобы все было понятно, а тут сидят какие-то люди, программы пишут, проектируют, чего-то там экспортируют, деньги зарабатывают и при этом совершенно не вписываются в понятную бюрократу откатно-закатную модель!
А раз не вписываются, надо ситуацию привести к понятному виду, ради восстановления контроля. Нормальный инженерный подход. Не можешь сосчитать конструкцию — упрощаешь ее, вводишь шарнир как вариант. Конструкция от этого лучше не станет, зато будет предсказуема. Вот и нас без поддержки сверху давно упростили бы.
— Среди высших чиновников есть умнейшие люди, которые хорошо информированы и понимают суть происходящего. Но я не уверен, что они употребляют свои знания и таланты на пользу регулируемой ими отрасли, а не ради того, чтобы установить над отраслью эффективный бюрократический контроль.
— Лучше возьмите в расчет такое типично российское обстоятельство, как аппарат. Умные министры приходят и уходят, а начальники отделов, которые постоянно принимают множество решений, остаются. Проблему аппарата, кстати, очень хорошо понимали коммунисты и своеобразно ее решали. Могу личный пример привести. Мой дед, Василий Иванович Лыков, был заводчиком. Сажали его неоднократно. В 23-м году бабушка оказалась на приеме у Калинина и попросила за деда. Того выпустили при условии работы на советскую власть и поручили наладить в стране крахмалопаточное производство. Он справился. А в 32-м деда убили выстрелом в спину, в газете «Пищевик» статья была — «Убийство инженера Лыкова». Преступление приписали директору муромского крахмалопаточного завода, которого дед знал до революции и которого сам же привлек к работе. Тот заявил, что не мог простить деду «предательство классовых интересов». Абсурд какой. Так что убрали сразу двоих. Такие вот приемы позволили коммунистам поставить своих людей во главе готового дела, создать свой аппарат. Так было везде, во всех сферах, в МВД, в армии.
Вспомните, как расправились с военспецами.
— Неужели с нынешним аппаратом надо поступить так же?
— Боже упаси. Но удивительные бюрократические институты, сохранившиеся с советского времени, вроде организаций, регулирующих ценообразование в строительстве, — да, не худо бы ликвидировать.
/АНДРЕЙ АННЕНКОВ/
