Первейший вопрос: что, собственно, подразумевается под понятием «ядерное разоружение»? Видимо, речь должна идти о практическом уничтожении ядерных боеприпасов как оперативно развернутых, так и находящихся на складах. И обязательно надо сказать, что во всей этой проблематике, при любых подходах сквозная тема - тема контроля. О чем бы мы ни говорили, главное и основное - это как проконтролировать то, что мы будем делать.
Первый шаг - уничтожение боеприпасов. После уничтожения ядерных боеприпасов, очевидно, речь должна идти о прекращении производства расщепляющихся материалов для целей ядерного оружия. И здесь самое болезненное - это уничтожение или конверсия производственных мощностей, связанных со сборкой ядерных боеприпасов. От этого никуда не уйти. Промежуточная черта (пунктирно). Ядерное разоружение - это уничтожение боеприпасов, прекращение производства расщепляющихся материалов, прекращение ядерных испытаний, уничтожение или конверсия соответствующих производственных мощностей по сборке ядерных боеприпасов.
При этом мы имеем дело с очень специфической материей - атомной энергетикой. Она в любом случае предполагает обогащение расщепляющихся материалов и их переработку.
Вот очень схематично набор того, что необходимо было бы делать.
Давайте коротко посмотрим, какие собственно международно-правовые документы будут необходимы для того, чтобы стал возможным процесс, который мы подразумеваем под понятием «ядерное разоружение». Наверное, это серия международных договоров об уничтожении ядерного оружия. Во всей предыдущей серии договоренностей по СНВ (как вступивших в силу, так и невступивших) реально мы никогда не вели речи об уничтожении ядерных боеприпасов. Мы это делали, что называется, по ходу дела, но договоры были не о том. Все договоры были о сокращении боеприпасов и об уничтожении носителей. Новые договоренности поэтому должны принципиально качественно отличаться от предыдущих.
Очевидно, следующий договор, который был бы абсолютно необходим, - договор о запрещении производства расщепляющихся материалов для целей производства оружия. Он давно уже находится в подвешенном состоянии, об этом много написано. Тема достаточно проработана и складывается впечатление, что проработана фундаментально и основательно. Это не совсем так. Вся концепция строилась на проведении определенной красной линии. Начиная с определенной даты ядерные державы перестают нарабатывать оружейный плутоний и оружейный уран оружейного обогащения. В данной же ситуации речь идет совершенно о другом. Не столько о прекращении, сколько о том, что нужно делать с уже наработанным.
Кроме того, непонятно, к какому из этих международных документов - то ли к документу об уничтожении ядерных боеприпасов, то ли к расширенному и обновленному договору о запрещении производства расщепляющихся материалов для целей оружия пристыковать собственно запрещение сборки ядерных боеприпасов и конверсию или уничтожение соответствующих мощностей?
Нельзя не упомянуть еще об одной проблеме, о которой все прекрасно знают. А именно - топливо для подводных лодок. Что с этим делать?
Комплект документов, возможно, мог бы выглядеть следующим образом: семейство документов собственно об уничтожении ядерных боеприпасов, договор о прекращении производства расщепляющихся материалов для целей оружия, договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний. Таким образом, мы имеем уже три фундаментальных документа или, можно сказать, пакета документов с соответствующими ответвлениями. И кроме этого, как отдельное направление международно-правовой работы, отдельное и по своей природе, и по характеру этой работы я бы упомянул комплекс мер по укреплению договора по нераспространению.
Встанет непременно принципиальный политический вопрос. Сегодня мы реально выступаем против ограничений на передачи чувствительных технологий. Это в полной мере отвечает нашему экспортно-контрольному законодательству и интересам нашей атомной отрасли. Но если мы переходим в режим серьезной практической отработки инициативы всеобщего ядерного разоружения, тогда, конечно, эта позиция требует кардинальной корректировки с точностью до наоборот. Иначе говоря, нам придется выступать за запрет.
Что реально для ядерного разоружения потребуется делать? В частности, разборка ядерных боеприпасов достаточно проста по технологии (да и по финансам не слишком затратна). Здесь самое трудное - проблематика контроля.
Дальше. Ядерные испытания. Здесь, пожалуй, с точки зрения практической подготовки требуется сделать меньше всего, потому что сеть сейсмических станций практически готова: и по всему миру, и в нашей стране. Там речь идет действительно об относительно незначительной доработке. Это достаточно простая вещь.
Дальше - ядерный топливный цикл. Если мы ставим в практической плоскости как юридически обязательное требование отказ соответственно от поставок чувствительных технологий и отказ от приобретения этих технологий, то как удовлетворять потребности развития атомной энергетики? У нас сейчас порядка 435 атомных энергоблоков и мы переживаем атомный ренессанс. По разным подсчетам, в ближайшие десятилетие-полтора можем подойти и к тысяче атомных энергоблоков. Как нам при этом не взорвать международный урановый рынок, как не взорвать рынок по услугам обогащения? А речь идет о десятках миллиардов долларов.
Первый вывод. Если проблемой ядерного разоружения заниматься серьезно, то это действительно очень сложная и очень конкретная проблема. При этом мое глубокое убеждение, что на нынешнем этапе в силу и реальной жизни, и нашей Военной доктрины мы не можем отказаться от опоры на ядерное оружие. Но при всем том, как бы это нам ни было некомфортно сейчас, этой проблемой заниматься нужно. Потому что хотим мы того или нет - эта проблема уже вошла в реальную повестку дня мировой политики.
Николай СПАССКИЙ
заместитель генерального директора госкорпорации по атомной энергии (ГК «Росатом»)
