Рациональное и иррациональное в стратегии гибридной войны
В последнее время военно-политическое руководство Соединенных Штатов с упором на огромное преимущество в экономике и военной сфере пытается найти стратегии применения военной силы в интересах противостояния имеющимся и перспективным угрозам и вызовам и в конечном итоге обеспечить глобальное военно-политическое доминирование Вашингтона.
ЭМОЦИЯМ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО
В процессе разработки стратегий современных военных конфликтов используются две основные модели – рациональная и иррациональная. Рациональная стратегия выражается в способности четко сформулировать смысл и цели вооруженного конфликта, определить вероятный характер войны, служить руководством для стратегического прогнозирования и планирования подготовки страны и вооруженных сил к войне за счет заблаговременного создания необходимых сил и средств, обеспечения добывания достоверной и полной информации о стратегических взглядах военно-политического руководства ведущих государств и коалиций, о их возможностях по подготовке, развязыванию и ведению войны и военных действий стратегического масштаба.
Однако стратегии военных конфликтов должны учитывать характерные для международной и внутренней политической жизни моменты явной иррациональности, выражающейся в хаотизации отношений, доминировании эмоций, что в условиях высокой неопределенности приводит к несоответствию средств и результатов целям предпринимаемых военно-политических действий, ведет к их дезорганизации в условиях ощутимого давления совокупности трудно предсказуемых, иррациональных факторов.
В результате стратегия все в меньшей степени соответствует своему назначению, теряет способность быть регулятором вооруженного конфликта, что приводит к дезорганизации.
Русский философ Николай Бердяев в середине прошлого века отметил: "Для нашей эпохи характерно соединение иррационального и рационального... Происходит взрыв иррациональных сил, и человек утопает в образовавшемся хаосе".
Степень хаоса и меру соотношения рационального и иррационального факторов в стратегии, по сути дела, определяет уровень неопределенности, связанной с недостаточной информированностью сторон конфликта о планах и намерениях противника.
Отсюда следует, что, несмотря на присущее военно-политической деятельности государств многочисленных факторов рациональности (четкое представление о национальных интересах и способах их защиты, стратегии обеспечения национальной безопасности, различных программ развития, информации и т.д.) реализация военной стратегии в случае возникновения вооруженного конфликта выходит за предусмотренные рамки, что приводит к накоплению иррациональных решений и неконтролируемой хаотизации обстановки.
Такое развитие событий связано с тем, что реализация любой части стратегии зависит от многих разнородных (гибридных) факторов, от взаимодействия государств и их коалиций с различными интересами и подходами к решению проблем обеспечения безопасности. Причем только некоторая часть этих факторов может быть объектом рационального отражения. Другие же остаются за порогом такого учета и формируют представления о значении в военном деле других различных факторов, природа которых может быть постигнута только в формах иррационального или нелогичного осмысления.
ТРЕВОЖНАЯ ТЕНДЕНЦИЯ
О возрастающем значении иррациональных факторов в военном деле свидетельствуют следующие соображения.
Во-первых, это известные факты стимулирования военно-политических инициатив, включая случаи неспровоцированной агрессии, не только знанием, информацией, программами, но и сложившимися стереотипами, предрассудками, эгоизмом, фальсифицированными новостями, неправильно понятыми интересами, действиями труднопредсказуемых политических и военных лидеров, наличием "пятой колонны" в правящих элитах государства и т.д.
Во-вторых, еще Карл фон Клаузевиц в XIX веке обращал внимание на феномен "трения войны", приводящего к устойчивому несовпадению целей и результатов, целей и средств военных и, добавим, политических действий, что приводит к формированию ощутимой дистанции между планируемым и действительным, способствует повышенному "износу" стратегий, их обветшанию и потере способности адекватно отражать стратегическую обстановку.
В-третьих, сегодня постоянно напоминает о себе неразборчивость в использовании участниками военно-политических переговоров многочисленных терминов с неясным смыслом, которые зачастую подвергаются противоположным истолкованиям представителями сторон. Такое положение дел требует проведения системного изучения конфликтов нового вида на национальном и международном уровнях, создания современной юридической базы для их определения и выработки мер противодействия.
В контексте разработки стратегии военных конфликтов сказанное требует учета и сохранения баланса между рациональным и иррациональным подходами, что само по себе является высочайшим искусством.
СИЛОВЫЕ И НЕСИЛОВЫЕ СПОСОБЫ
Как известно, в гибридной войне наряду с силовыми способами воздействия применяются экономические, дипломатические, научно-технические, информационные, идеологические, психологические средства и методы навязывания противнику своей воли, ослабления его военных возможностей и укрепления собственных возможностей противника. Однако именно военное насилие, то есть применение технических средств (оружия) для физического подавления противника, подчинения его своей воле составляет сущность войны в точном смысле этого слова, является его определяющим признаком. Этим война отличается от других видов политической борьбы и других форм применения оружия: набега, вторжения, военного инцидента, военной блокады, угрозы силой, специальной операции, в том числе антитеррористической. Вместе с тем в современных условиях война не обязательно должна ассоциироваться с началом военных действий: продолжение политики может осуществляться насильственным путем не только военными, но и невоенными средствами.
Выступая на военно-научной конференции Академии военных наук 24 марта 2018 года, начальник Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации генерал армии Валерий Герасимов обозначил контуры вероятной войны будущего. Он заявил, что каждый военный конфликт имеет свои отличительные черты. Основными особенностями войн будущего станут широкое применение высокоточного и других видов новых вооружений, в том числе боевого использования лазерных, космических и роботизированных технологий при особой роли противостояния системам связи, разведки и навигации. Кроме традиционных сфер вооруженной борьбы будут активно задействованы информационная сфера и космос.
Таким образом, центральной осью войны является вооруженная борьба, а все остальное группируется вокруг нее и образует сложную гибридную систему, в рамках которой развивается противостояние в различных сферах человеческой деятельности: социально-экономической, административно-политической и культурно-мировоззренческой. Неопределенность процессов развития противостояния обусловливает зыбкость контуров конфликтов современности, требует новых подходов к разработке и реализации стратегий гибридных военных конфликтов, а также к разработке контрстратегий, предназначенных для противодействия и нейтрализации замыслов противника.
Классический подход к планированию и организации военных действий уходит в прошлое. Фото с сайта mil.ru
Стратегия интегрирует в себе результаты анализа изменений и трансформирует их в конкретные практические шаги. Известный военный теоретик начальника генерального штаба Пруссии Гельмут фон Мольтке (старший) отмечал: "Стратегия – это больше чем наука; это – перенос знания в практическую жизнь, дальнейшее развитие первоначальной руководящей мысли в соответствии с постоянно меняющимися обстоятельствами; стратегия – это искусство действия под гнетом труднейших условий".
Перечень факторов, определяющих эволюцию военного дела, на протяжении веков менялся. Сегодня наиболее глубокое и всеобъемлющее влияние на развитие стратегий современных военных конфликтов, изменение их характера и содержания оказывают процессы глобализации и информационно-коммуникационной революции, которые формируют новые механизмы взаимодействия и взаимозависимости в глобальном и региональном масштабе. Охватывая мировую экономику, политику, военное дело, коммуникации, спорт, науку и культуру, эти весьма противоречивые и динамичные процессы затрагивают все важнейшие сферы жизни современного общества.
Стратегия современных конфликтов, построенная на сочетании широкого спектра самых различных форм и способов борьбы, вмещает в себя большое количество смыслов. По этому поводу президент Академии военных наук генерал армии Махмут Гареев еще в 2003 году писал: "Авторы, падкие на сенсации, чуть ли не каждый день войнам будущего дают новые названия: трехмерная, сетевая, асимметричная, бесконтактная, информационная и т.д. Да, все эти элементы будут иметь место, они отражают одну из характерных черт военного противоборства, но ни один из них в отдельности не характеризует облик войны в целом".
Попытка объединить разнородные определения в одном привела к появлению понятия "гибридная война", которое в настоящее время довольно часто используется различными авторами, нередко вкладывающими в него различные смыслы. Такая пестрота определений, с одной стороны, придает термину "гибридная война" высокую степень неустойчивости, иррациональности, что затрудняет включить его в существующую классификацию войн и конфликтов, а с другой – делает его теоретически притягательным именно потому, что он может вместить в себя большое количество смыслов.
При этом ничего принципиально нового в понятии "гибридная война" нет. Гибридность – свойство любой войны, поскольку противоборствующие стороны обязательно стремятся применять все имеющиеся в их распоряжении силы, средства и способы ведения боевых действий. Сегодня понятие "гибридность" отражает существенные изменения характера современных войн, которые отличаются разноплановостью, а военные действия в случае конфликта с высокотехнологичным противником будут вестись как в уже привычных средах – на суше, в море и воздухе, так и в новых сферах – космической и кибернетической. Также важная характеристика современных войн – многомерность, которая предполагает сочетание информационного, военного, финансового, экономического и дипломатического воздействия на противника в реальном времени.
В настоящее время Соединенные Штаты и их союзники прорабатывают военные действия наступательного характера, которым присвоены такие обозначения, как "глобальный удар" и "многосферное сражение". Эти планы предполагают использование технологий цветных революций и мягкой силы с целью свержения неугодных режимов, подрыва суверенитета, а также смены законно избранной власти.
В гибридной войне по-иному проявляют себя факторы трения и износа войны, что требует их учета при разработке стратегий современных конфликтов.
Важную роль приобретают стратегические психологические мероприятия, направленные на обеспечение поддержки и сотрудничества с дружественными и нейтральными странами, а также ослабление воли к ведению войны и потенциала враждебных государств.
Следует особо отметить, что с начала XXI века в Соединенных Штатах и Североатлантическом альянсе серьезное внимание уделяется исследованию гибридных войн и их стратегий. С учетом многомерности конфликта военачальники и политики исходят из того, что при основополагающей роли вооруженных сил для успешного противостояния в гибридных войнах государствам следует объединять усилия своих правительств, армий и разведок под эгидой Соединенных Штатов в рамках "всеобъемлющей межведомственной, межправительственной и международной стратегии" и максимально эффективно использовать методы политического, экономического, военного и психологического давления. При этом гибридная война рассматривается ими как новый вид межгосударственного противостояния, основанного на использовании комбинации обычных, нерегулярных и асимметричных средств в сочетании с постоянными манипуляциями политическим и идеологическим конфликтом.
Стратегия гибридной войны предусматривает переход к открытому применению силы нередко лишь на этапе завершения конфликта, используя в этих целях существующую нормативно-правовую базу миротворческой деятельности и операций по кризисному урегулированию. Это важный фактор, требующий качественного видоизменения показателей, определяющих военные конфликты нового поколения и их стратегии.
Во-первых, реализуется тенденция перехода от линейной к нелинейной модели войны, основанной на применении непрямых асимметричных действий, что позволяет за счет весьма ограниченного воздействия добиться существенных, нередко стратегических результатов.
Во-вторых, меняются системообразующие элементы, определяющие содержание самой философии войны как гуманитарной составляющей учения о войне. К их числу классик русской геополитики Андрей Снесарев относил существо войны, основные идеи, с этим существом связанные, пути к познаванию войны, науку о войне в целом и ее классификацию. В условиях, когда гибридная война против России превратилась в повседневный фактор существования нашей страны, успешное противостояние угрозам нового вида в решающей степени будет зависеть от способности своевременно сформировать новое знание о войне и на этой основе определить стратегию государства в целом и стратегию строительства отечественных Вооруженных сил в частности.
Важная составляющая стратегии – целенаправленное воздействие на сферу военной безопасности государства, чтобы втянуть его в непомерные, изнуряющие военные расходы путем провоцирования локальных конфликтов в приграничных районах и стратегически важных регионах, проведения у его границ масштабных военных учений по провокационным сценариям, развертывания дестабилизирующих систем оружия, использования возможностей "пятой колонны" и агентурных сетей. Временные рамки действия стратегии измора – многие годы.
В основе сочетания стратегий сокрушения и измора лежат механизмы поэтапного усиления и эксплуатации критичности в целях хаотизации обстановки в стране-жертве.
СТОЛКНОВЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Особо необходимо отметить следующий момент. По сравнению с холодной войной решающим фактором в трансформации современных конфликтов является переход от противостояния в идеологической сфере к конфронтации цивилизационной, то есть к войне цивилизаций и смыслов их существования, что составляет суть современного противоборства. При этом победитель в войне завоевывает не пространство или право распоряжаться ресурсами побежденного государства, а право определять его будущее.
Между тем нельзя утверждать, что вооруженная борьба отошла на второй план.
У стратегии гибридного военного конфликта есть три различных измерения, обусловленные фактором его многомерности, а также временным и пространственным. Многомерность предполагает сочетание информационного, военного, финансового, экономического и дипломатического воздействия на противника в реальном масштабе времени. Временной фактор связан с длительностью воздействия на противника при реализации стратегии изнурения, а пространственный – с одновременным охватом стратегией всей территории государства. Данные измерения наряду со скрытностью воздействия и возможностями регулировать его интенсивность и географию, в свою очередь, определяют размах и содержание мероприятий по противостоянию гибридной войне (контрстратегию).
Война – это сфера неопределенного, во многом случайного, как бы тщательно ни проводилось планирование боевых действий. Фото с сайта navy.mil
Стратегия гибридной войны преследует решительную цель: разгром противника путем нанесения ему поражения на всех фронтах: информационном, экономическом, военном, дипломатическом. Она представляет собой способ достижения победы в новом виде конфликтов, которые еще в течение многих десятилетий будут оказывать важное, а порой определяющее влияние на развитие современного общества. Именно стратегия определяет целеполагание конфликта, необходимый и достаточный формат участия страны в операциях войны, а также иные вопросы.
Ведущая роль в гибридной войне отводится информационно-психологическому и экономическому воздействию на противника, прежде всего экономическим санкциям. Применение непрямых асимметричных действий и способов ведения войны позволяет лишить противоборствующую сторону фактического суверенитета без захвата территории государства военной силой. В отличие от войны классического типа в гибридной войне нет линии фронта. Отсюда следует, что необходимо, в частности, предусмотреть в оборонительной стратегии переход от формы прикрытия пространства военно-политической, экономической и культурно-мировоззренческой сфер государства к функциональному контролю над наиболее важными стратегическими элементами каждой сферы.
Наличие нескольких сфер гибридной войны требует обеспечения возможности оперативного сосредоточения критически важных усилий и ресурсов на наиболее угрожаемом направлении.
Развитие современного военно-стратегического тренда приводит к расширению локальных и региональных конфликтов, для которых характерно изменение форм разрешения межгосударственных противоречий. Война между государствами с масштабным применением насилия становится анахронизмом, на смену ей идут новые виды войны, в основу которых положен принципиально иной тип организованного насилия, представляющего собой сочетание военных (боевых) действий, организованной преступности, террористических атак и массированного воздействия в сфере информационно-коммуникационных технологий.
В гибридной войне заметно расширяется роль сдерживания противника за счет использования возможностей кибероружия. Академик Российской академии наук, декан факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова Андрей Кокошин отмечал, что в конвенциональных войнах, в холодной войне в XX веке сдерживание понималось как угроза применения силы в ответ на применение силы оппонента. "Сдерживание означает готовность ответить насилием на насилие. Одна из задач сдерживания – предотвращение не только большой войны, но и сравнительно локальной войны ради того, чтобы эта война не переросла во взаимоуничтожающую войну с оружием массового поражения", – указывал Андрей Афанасьевич.
Огромные разрушительные последствия использования кибероружия в гибридной войне позволяют уже сегодня сравнить масштабы его воздействия на вооруженные силы, промышленность, транспорт и население страны с результатами применения ядерного оружия. Это говорит о необходимости выдвижения так называемого кибернетического сдерживания на один уровень с ядерным.
В целом сдерживание занимает особое место в спектре американских концепций и является ядром американской внешней и военной политики. Важное место в разработке стратегии сдерживания принадлежит всестороннему учету рациональных и иррациональных факторов, присущих стратегическим культурам противников, прежде всего Китаю, России, Ирану, Северной Корее (особенности стратегических культур Соединенных Штатов, России, Китая и других государств автор анализировал в статьях "Треугольник стратегических культур" (см. "НВО" от 28.06.19), "От изоляционизма к глобальному доминированию" (см. "НВО" от 13.06.19), "В чем сила Поднебесной" (см. "НВО" от 07.06.19), "Евростратегическая культура: фикция или реальность" (см. "НВО" от 19.04.19), а также в других статьях, опубликованных на страницах еженедельника "Независимое военное обозрение").
Здесь можно выделить две группы противников. Первая группа – это рациональный противник, мыслящий в парадигме норм и стандартов, близких к стратегии сдерживания, и обладающий примерно такой же, как и американцы, системой ценностей. Вторая группа – это иррационально мыслящий противник, который не боится наказания, так как "ему нечего терять". Именно эта парадигма определяет ракурс, под которым ведется изучение стратегических культур государств – конкурентов Соединенных Штатов.
Таким образом, трансформация современных конфликтов, связанная с использованием новых технологий, вовлечением в войну гражданских и военных компонентов, сочетание рационального и иррационального подходов при разработке стратегии приводит к качественным отличиям новых видов войны от прежних, и важно понять, в чем суть изменений.
Более очевидным становится фактор новизны современных конфликтов в связи с лавинообразным развитием коммуникаций, расширением глобальных связей, что, с одной стороны, облегчает мобилизацию сторонников, а с другой – позволяет в невиданных ранее масштабах осуществлять информационно-психологическое воздействие на противника. Например, в ходе Первой мировой войны для этих целей использовалось 11 средств массовой коммуникации, во Второй мировой войне – 13, во время войны в Персидском заливе в 1991 году – уже 25, а в событиях на Украине – 40.
Многое из того, с чем приходится встречаться сегодня, в том или ином виде использовалось в практике прошлых войн, а в настоящее время в результате количественных трансформаций вышло на качественно новый стратегический уровень, в условиях глобализации приобрело иные масштабы и уникальную способность провоцировать лавинообразную хаотизацию обстановки. Если раньше источник агрессии определялся задолго до начала ее активной фазы, то в современных условиях сделать это непросто. Не всегда удается установить время начала подрывных действий и составить прогноз их вероятного развития.
Война – это сфера неопределенного, во многом случайного, как бы тщательно ни осуществлялось политико-военное, военно-стратегическое и оперативное планирование. Источником многих неопределенностей при разработке стратегии гибридной войны являются гибридные угрозы, при формировании которых используется сочетание рационального и иррационального подходов.
Александр Александрович Бартош – член-корреспондент Академии военных наук, эксперт Лиги военных дипломатов.
