«У нас есть не так много времени, чтобы перейти на гражданские рельсы»

Глава «Калашникова» Владимир Дмитриев о работе под санкциями и новых целях концерна

Пятый год концерн «Калашников» находится под американскими и европейскими санкциями и остается при этом одним из самых успешных оборонных предприятий в России. О том, как бороться с ограниченным кругом заказчиков, что не любит Минобороны, а также о том, какие сферы собирается еще освоить «Калашников» рассказал глава концерна Владимир Дмитриев.

— Давайте начнем с мая 2018 года, с вашего назначения на должность генерального директора концерна. Полгода прошло, какие у вас впечатления? Ракурс, с которого вы смотрите, поменялся, несмотря на то, что вы не «варяг»?

— Конечно, разница очевидна. Раньше основной задачей было гражданское направление: разработка продукта, поиск клиентов, развитие системы дистрибуции. Сейчас в большей степени приходится заниматься внутренними процессами в компании. Но это не принципиальное изменение, а некий новый уровень погружения. То, на что ты раньше смотрел немножко со стороны так или иначе, теперь полностью твоя ответственность от начала до конца. Здорово, что был хороший «инсайд» снизу: что работает, что не работает, что частично надо поправить, настроить внутренние процессы коммуникации.

— Каковы предварительные финансовые итоги года? Какие ваши ожидания оправдались?

—В целом по группе компаний год получился достаточно успешным, что особо важно при работе в условиях санкций: выручка к 2017 году выросла на 86%, в том числе в четыре раза выросла выручка основной площадки, объемы производства выросли на 20%, при этом на 30% удалось нарастить производство по основной площадке концерн «Калашников». Во многом помогло тесное партнерство с «Ростехом». Общая выручка по группе составила около 40 млрд руб. Не все получилось из того, что хотели, на то были объективные причины — подвели экспортные объемы, часть которых перетекла в 2019 год.

— Именно из-за санкций?

— В первую очередь, да.

— А ограничения как-то влияют на партнеров? В том смысле, что они опасаются взаимодействовать или это только ваша внутренняя проблема?

— Это внешняя проблема. В первую очередь это касается новых контрактов. Контрагенты десять раз думают, прежде чем принять решение в нашу пользу. Мы можем участвовать в тендерах, но в ситуации давления со стороны двух мировых конгломератов действовать непросто.

— Что вы делаете: пытаетесь вернуть старых партнеров, найти новые рынки?

— Безусловно, когда я говорю, что санкции нас ограничивают, я в первую очередь имею в виду именно военное направление, потому что там как раз наиболее мощная конкуренция. По «гражданке», несмотря на то что упали объемы, все определяется не какими-то отказами, а скорее завершением больших контрактов в 2017 году. По количеству стран, с которыми мы умудряемся вести сотрудничество, остаемся в тех же цифрах, что и раньше.

— А тройка лидеров как выглядит?

— Если я их сейчас назову, то мы очень быстро закончим эти истории, к сожалению.

— Как обстоят дела с гособоронзаказом? Есть мнение, что есть проблема насыщения рынка не только внешнего, но и внутри страны.

Мы, к счастью, вовремя осознали, что по стрелковому направлению больших объемов ждать не приходится, хотя у нас выходят новые продукты. Все равно это не предполагает массового перехода заказчиков с имеющегося стрелкового вооружения на принципиально новое. Это процесс, но он небыстрый. Понятно, что будущее — за новыми продуктами, за новыми территориями, например, высокоточными боеприпасами. И нам очень приятно, что компетенции «Калашникова» в производстве «Вихря» позволили претендовать в том числе и на дальнейшее развитие линейки. Я говорю не только про высокоточные артиллерийские боеприпасы типа «Краснополь» и «Китолов», но и про «Стрелу», это большое событие для нас. Сейчас мы заходим в процесс контрактования, и надеюсь, что уже в самом начале 2019 года подпишемся с Минобороны.

— А есть ли совместные с Минобороны научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы? Известно, что военное ведомство не очень любит вкладывать деньги без гарантии результата.

— Есть тонкость: Минобороны не любит НИР. Это действительно не самая интересная история для одного из наших заказчиков, в большей степени мы сотрудничаем в формате ОКР. Это часть исследовательской работы, которая предусматривает конечный результат. То есть по итогу работы появится некое железо, некий комплекс, который можно будет сразу применять. А дальше очень легко делать заключения о том, удачно было все или нет: железо работает, значит у вас получилось создать продукт, железо не работает, значит ничего не получилось. Условно — стреляет или не стреляет, летает или не летает.

— А какие сейчас по снайперскому оружию есть разработки новые, на уровне ОКР?

— Разумеется, «Калашников» по-прежнему остается ведущим производителем стрелкового вооружения, средств индивидуального боя. Я надеюсь, что в 2019 году мы закончим государственные испытания, начнем поставлять в войска.

— А как называется ОКР?

— По названию, пожалуй, воздержусь.

И хотя данный ОКР еще в процессе исполнения, 19 сентября 2018 года в парке «Патриот» Владимир Путин стрелял как раз из одного из первых продуктов этого направления. Это снайперская винтовка Чукавина, которая, если все пойдет как планируется, со временем станет заменой снайперской винтовке Драгунова. Вопрос, конечно, к заказчикам, захотят ли они заменять массово продукт, который давно проверен, известен и прекрасно себя зарекомендовал, но с нашей точки зрения, насколько АК-12 был прорывным по сравнению с АК-74, настолько СВЧ как минимум повторит, а то и превзойдет этот успех.

— Если вернуться к истории санкций: много ли вы закупали деталей или чего бы то ни было из-за рубежа? «Ижмех» недавно жаловался на возникшие проблемы

— Последнее время стало тяжело. Когда мы говорим про технически простой продукт, даже если его производство стоит недешево, но мы являемся полностью автономной компанией, то есть закупаемся сырьем, и дальше самостоятельно через литье, поковку, мехобработку создаем готовый продукт, то это относительно несложно. У нас есть поставщики сырья, все работает, по сути это автономная система. Но если мы говорим про всевозможные новые продукты, где мы используем другую элементную базу, которая в стране либо очень ограниченна, либо в принципе отсутствует, то да, здесь есть проблема. И это одна из причин, почему переход на гражданские рельсы нам дается не так легко. Условно, если бы у нас было все замечательно с элементной базой микроэлектроники, намного проще было бы реализовывать часть разработок, которые мы начали показывать. Если был бы открытый доступ к поставщикам из других стран, в качестве простого примера можно назвать химические топливные элементы, то нам было бы намного проще заставить наши продукты электромобильности перемещаться на более длительные расстояния, быть легче, быстрее заряжаться.

— А какой сейчас у вас процент гражданской продукции?

— Зависит от компании, у нас все-таки группа довольно большая. В среднем по группе доля гражданской продукции составила порядка 15%. Понятно, что мы пока стремимся максимально использовать «жирные года», и осознаем, что вслед за завершением данной ГПВ наступит некое охлаждение, так что пока направление работы всем прекрасно понятно. У нас не так много времени, чтобы перейти на гражданские рельсы. В этом смысле есть успехи, например, «Ижмех» — предприятие, которому удалось уже в 2018 году сделать около 50% выручки за счет гражданской продукции.

— То есть опередили поручения президента?

— Так получилось, что «Ижмех» стал достаточно успешным производителем медицинской техники. Помимо электрокардиостимуляторов, которые мы производили, разработали аппарат для терапевтической гипотермии мозга, который прошел испытания, и в 2019 году мы рассчитываем на хороший контракт с одним из дистрибуторов. Плюс «Ижмех» развивает компетенции в области литья, и в 2018 году стал одним из поставщиков компрессоров для КамАЗа. Мы ищем новые территории, пытаемся максимально использовать текущую ситуацию для того, чтобы создать себе условно альтернативную ногу, на которой можно было бы уверенно стоять. На примере «Ижмеха» — это уже нога, но на примере всей группы, наверное, скорее еще подпорка — есть над чем потрудиться.

— Как обстоят дела с вашим СП с индийской Ordnance Factory Board?

— Буквально в последние дни 2018 года наши специалисты в очередной раз поехали в Дели на переговоры. Я лично встречался с представителями с индийской стороны, с «Ростехом», Рособоронэкспортом и ФСВТС, мы действительно обсуждаем потенциальное производство автомата Калашникова в Индии. К концу января 2019 года мы должны сформулировать основные параметры этого завода. Надо понимать, что индийцы уже сейчас производят продукт, который они освоили самостоятельно, нас, собственно, приглашают, в первую очередь, чтобы повысить качество.

— Все они сидят на ваших старых «калашах».

— В процессе переговоров мы объяснили, что за последние 50 лет автомат Калашникова, мягко говоря, поменялся, у нас есть и новые модификации, более интересные, ну и скорее всего мы придем к тому, что поменяем продукт, который сейчас поставлен в их войска. Это будет не АК «сотой серии», это будет похоже на АК-203, то есть значительно более технически продвинутый продукт. Насколько мы знаем, это устраивает Минобороны и производственная сторона тоже готова, это будет несколько дороже, но, на мой взгляд, это тот случай, когда цена оправдана.

— Тема Арктики последнее время очень подробно прорабатывается концерном — недавно стало известно о новом беспилотнике, есть экипировка проекта «Нанук». Что есть еще?

— Арктика, безусловно, интересна как носитель огромного количества ресурсов, интересна как территория, которая в значительной степени контролируется Россией, интересна как регион, который с появлением беспилотников становится намного дешевле и эффективнее в работе. Потому что любая система, которая подразумевает присутствие человека, изначально очень требовательна к системам жизнеобеспечения. Мы проанализировали, как силы спецопераций функционируют в регионе, посмотрели на страны, которые уже работают в Арктике,— Норвегия, Дания — и обнаружили, что есть ниши, где с применением наших компетенций в значительной степени можно было бы повысить безопасность деятельности человека. В частности, проект «Нанук» — это комплекс из экипировки, систем жизнеобеспечения, перемещения. Мы дорабатываем снегоходы, ставим на них подогреваемые контейнеры для специального оборудования. Но если те же задачи можно выполнять без присутствия живого человека, цена снижается в несколько раз. Никакой необходимости заниматься многоступенчатой системой резервирования под жизнеобеспечение. К слову на арктическом форуме в Петербурге я здорово удивился, что существуют решения, например, для беспилотной разработки шельфа. Поскольку мы стремимся предлагать комплексные решения и не останавливаемся просто на системе экипировки и безопасности человека. В первую очередь, мы готовы предложить арктический беспилотник. Это средство, которое позволяет контролировать перемещение судов, например, через взаимодействие с системой АИС, позволяет масштабировать сеть связи, координировать поиск пропавших людей. И летающие беспилотники — это только первый шаг.

— В этом году было запущено движение «Кометы 120М» между Севастополем и Ялтой. Сколько судов на подводных крыльях намерены выпускать в год? Возможны ли заграничные поставки?

— Это более чем реалистично. В свое время география использования судов на подводных крыльях была обширна и не только внутри России. Такие решения были очень востребованы в юго-восточной Азии, где огромное количество островов, между ними надо перемещаться и, учитывая расстояние, наиболее эффективны были именно суда на подводных крыльях. Я верю, что суда на подводных крыльях будут снова одним из локомотивов нашего роста в судостроении, верю, что уже в начале 2019 года подпишемся еще на пару «Комет» в азовско-черноморский бассейн, и на этот раз будем делать их максимально близко к месту дальнейшей эксплуатации, чтобы не тратиться на логистику. И точно также верю, что мы пойдем за рубеж, у нас есть ряд потенциально заинтересованных контрагентов, в январе я отправлюсь в одну из стран на переговоры

— Страна из региона Юго-Восточной Азии, получается?

— Разные страны интересуются, можно говорить и про Средиземное море, и про Ближний Восток и про Юго-Восточную Азию. Чисто теоретически мы можем делать достаточно много судов на подводных крыльях без серьезных мероприятий по расширению производства, девять-десять единиц в год, учитывая, что Рыбинск не единственное место, где мы могли бы их производить.

— А где еще?

— В том же Крыму, например. Четвертая и пятая «Кометы» будут производиться на «Море», только что завершился конкурс. Ну и действительно, «Вымпел» обладает компетенциями по производству судов на подводных крыльях, увеличить выпуск достаточно несложно, мы это можем сделать.

— Владимир Путин, говоря о новом военном технополисе «Эра» в Анапе, который должен заработать в конце 2019 года, поручил предприятиям ОПК установить «тесный контакт» с центром. Концерн «Калашников» входит в 37 предприятий, которые там уже разместились. Что в вашем представлении означает этот «тесный контакт»?

— Да, это одна из точек, где мы будем по сути развивать нашу науку, это хорошее место с прекрасным климатом, готовой инфраструктурой. Мы направим определенное количество инженеров, программистов и, я думаю, со временем сможем развернуть и мелкий цех прототипирования там же. Это, на мой взгляд, будет достаточно интересно, потому что наши разработки в большой части направлены на взаимодействие с одним из ключевых заказчиков — с Минобороны, если они готовы ставить нам задачи в том регионе — это просто прекрасно.

— Расскажите подробнее о проектах концерна и «Юнармии». Что с центром, который планировалось создавать? Кто будет его финансировать?

— Это комплексный вопрос. Все меньше и меньше людей в последние годы, которые могли бы и хотели бы приходить на работу и развивать, прошу прощения за пафос, страну вместе с нами. Для нас как для субъекта экономики работать на предприятии — это вкладываться всерьез в его функционирование: головой, руками. Привлекать будущих лидеров, молодых, думающих, заинтересованных в науке людей, не так уж легко, поэтому намного проще, особенно если ты смотришь и играешь вдолгую, пытаться развивать этих людей с самых ранних этапов, буквально с семи, девяти, 12 лет. И тогда же заинтересовать ребят, вложить им в голову идею, что в «Калашников» будет интересно прийти поработать.

«Юнармия» — это еще один канал выхода на молодую аудиторию, мы в сентябре создали направление внутри «Юнармии» в Ижевске, назвали его «Юный оружейник», и идея в том, чтобы показывать детям предприятие, приглашать на работу к их родителям — смотрите, ребята, это круто. Заблуждение и на самом деле вчерашний день — думать, что на производстве грязно, неинтересно, плохие условия труда, низкая зарплата. Сейчас «Калашников» очень сильно отличается от тех ужасных картин, которые возможно остались у кого-то в голове.

Более того, этот год для нас юбилейный — 100 лет со дня рождения Калашникова, осенью мы при поддержке главы Удмуртии откроем технопарк для школьников имени Михаила Калашникова. Хотим, чтобы он стал одним из самых передовых в России, хотим развивать молодежь, помогать им находить себя в будущем, выбирая профессию оружейника, которая теперь и про роботов, и про беспилотники, и в целом про будущее.

— По данным “Ъ”, сейчас в администрации президента находятся поправки к закону «Об оружии», которые после трагедии в Керчи президент поручил разработать Росгвардии. По словам собеседников “Ъ”, эти поправки делятся на несколько подгрупп. Есть ли мнение концерна о том, каких изменений вы не хотели бы? Или, наоборот, пожелания?

— Это очень тонкая грань, и концерн, безусловно, выступает за безопасность владения оружием и его применения. Если поправки будут направлены на то, чтобы это владение стало более прозрачным, более правильным, мы только за.

— Даже если речь идет об увеличении возраста?

— Если эта позволит избежать трагедии, подобной произошедшей в Керчи, то мы однозначно поддержим такое решение. Любые изменения в законодательстве, направленные на повышение ответственности и культуры надлежащего обращения с оружием, нами только приветствуются. Но как показывает жизнь, это зависит не столько от возраста, сколько от особенностей характера и склонности к игнорированию закона отдельно взятым гражданином. Полагаю, что предложения, направленные на ужесточение контроля за оборотом оружия, в первую очередь должны обеспечить безопасность общества и каждого человека от неправомерного его применения. Доступ к владению оружием должны иметь только законопослушные граждане.

Это значит, что с момента производства или ввоза в страну, включая продажу, покупку боеприпасов, стрельбу в тире, ремонт и до момента утилизации, каждый шаг должен быть зафиксирован в некой электронной системе. Аналогично, например, системе регистрации автомобиля, но быть настолько же простой и удобной для владельца. Все вместе должно позволить в онлайне контролировать, кто является владельцем, сколько лицензий выдано, сколько единиц оружия в обороте, где они конкретно находятся.

— Год назад стало известно, что феодосийское ФГУП «Судостроительный завод "Море" будет акционирован и акции должны быть переданы в доверительное управление концерну «Калашников». В какой стадии процесс?

— Да, решение было, оно не меняется, процесс акционирования идет, им занимается «Ростех», достаточно стандартный процесс, который занимает много времени.

— Он не закончен еще?

— Я думаю, если все пойдет хорошо, то ориентировочно через год он завершится.

— Чем будете загружать «Море»?

— У «Моря» на самом деле замечательная географическая позиция — Азовско-Черноморский бассейн, там есть большое количество потенциальных потребителей, я уже сказал, что высокоскоростные перевозки для этого бассейна можем сделать полностью на «Море».

— По данным “Ъ”, с Рыбинской верфью есть проблемы и есть идея ее банкротить, но таким образом, чтобы сделать два отдельных юрлица: на одном из которых будут долги, а на втором — мощности. Так ли это или есть какая-то иная схема?

— Скорее всего, кто-то слышал звон, и не разобрался, где он. Мы склоняемся к прямо противоположному варианту. Поскольку мы внутри группы компаний пытаемся повысить эффективность управления, то, наоборот, сейчас будем консолидировать существующие разные юридические лица в единую компанию, которая станет Рыбинской верфью.

— Когда завершатся испытания РПК-16 и когда планируете выйти на серию? Насколько сильно заинтересованы военные в таком оружии?

— Опытная войсковая эксплуатация заканчивается, рассчитываем в первом квартале 2019 года получить заключение. РПК-16 — это программа модернизации пулеметов РПК-74. Данные пулеметы в значительном объеме используются в Росгвардии, именно это ведомство является потенциальным потребителем.

— Когда будет налажено производство АК-12 и АК-15 в Армении?

— Пока могу сказать, что Армения будет первой страной, кроме России, которая закупит АК-12. Контракт подписан, пока мы готовим небольшую партию, в которой около 50 автоматов. Они посмотрят, попробуют его в деле, и, надеемся, продолжат закупать.

— На какой стадии проект автомата АК-308?

— Заводские испытания завершены, на очереди предварительные. Если все пройдет нормально, то в 2019 году сможем встать в серию. АК-308, безусловно, интересен в качестве боевого оружия, так как штурмовых винтовок в таком калибре крайне мало, но в то же время мы рассчитываем, что он будет востребован внутри страны как гражданское оружие, ведь это один из основных охотничьих патронов. Вообще, хотел бы сказать, что 2018 год был для нас прорывным в части постановки на производство новых продуктов. Это касается не только АК-12, но и других изделий, в том числе гражданских. В этом году надеемся, как минимум повторить этот успех.

—У иностранных заказчиков есть интерес к этому автомату?

— Конечно, есть интерес, но пока нет конкретики, не буду предвосхищать события.

— Какие проекты рассматриваете с НПО «Молния»?

— Это очень интересный актив, решением «Ростеха» он передан в состав концерна. Мы бы хотели с помощью коллег закрыть четвертую составляющую — космос, так как земля, вода и воздух нами уже осваиваются. Нам интересно помочь предприятию закончить те разработки, которые у них идут. Это касается, в первую очередь, ракет-мишеней.

Интервью подготовили журналист “Ъ” Александра Джорджевич и «РИА Новости» Алексей Паньшин