Огромная конкуренция указывает, что следующая большая война уже за поворотом.
Почти тридцать лет назад пала Берлинская стена и внезапно закончилась холодная война. Волна событий подтолкнула процесс пересмотра отношения к международной безопасности и войне - во многих случаях на условиях Запада. Кроме того, прошло уже десять лет с русско-грузинской войны в августе 2008 года. Сегодня многие обозначают ее отправной точкой агрессивной политики лидерства России на постсоветском пространстве. Оценивая прошедшие тридцать лет, разумно предположить, что существует достаточно или, по крайней мере, какое-то количество исторических материалов, позволяющих провести анализ того, как западные государства пересмотрели свое отношение к международной безопасности и войне после окончания «холодной войны». Этот период – в тридцать лет – является разумным, поскольку стратегия, планирование обороны и развитие военного потенциала - это долгосрочные проекты, измеряемые не годами, а десятилетиями.
Распад Советского Союза и окончание «холодной войны», и тридцать лет назад воспринимались в международной политике, как переломные события. «Культивирование» враждебности и конфронтации между Западом и Востоком внезапно исчезло. Исчезла угроза ядерной войны, как и страх перед полномасштабной обычной войной в Европе. Все это случилось практически в одночасье. Западные государства, возглавляемые Соединенными Штатами, выиграли «холодную войну», и они оказались в беспрецедентном положении, позволяющем переопределить саму суть международной безопасности и руководящих принципов в отношениях между государствами. Расцвели оптимистические идеи коллективной безопасности и «Повестка дня для мира». К сожалению, спустя примерно тридцать лет оптимизм в отношении будущего международных отношений ослаб. Возвращается противостояние великих держав. И что еще хуже, большинство западных государств были вовлечены в войны - плохие войны – большую часть эпохи после окончания холодной войны.
То, что должно было стать «Новым мировым порядком», не осуществилось. Вместо этого мы стали свидетелями «нового мирового беспорядка» и постоянных войн. Нескончаемая война западных государств. Они выработали культуру «стратегической нервозности» и чрезмерной зависимости от использования военной силы для решения политических проблем, которые чаще всего находятся на границе между жизненно важными национальными интересами или национальной безопасностью. Самое удивительное и опасное направление развития в эпоху после холодной войны, - распыление мощного оборонного потенциала Западной Европы. Почти двадцать лет непрерывной борьбы с повстанцами и несколько гуманитарных вмешательств или операций по установлению стабильности за пределами подконтрольных территорий съели львиную долю военной мощи, которая не была утеряна за годы наслаждения эпохой после «холодной войны». Более того, за длительный период особого внимания к борьбе с терроризмом, с нерегулярными вооруженными формированиями, повстанцами и управлением военными кризисами, сумма знаний и военный дух в вопросах обороны и сдерживания были утеряны – и больше всего это затронуло европейские государства. Восстановление необходимого военного потенциала, не говоря уже о моральной готовности к «реальной обороне», займет десятилетие.
Формулировка проблемы проста: западные государства после окончания холодной войны сосредоточены главным образом на ошибочных вопросах безопасности при неэффективной политике. Они злоупотребляют имеющимися военными инструментами. На фоне практически бесконечных боевых действий с начала 1990-х годов, на Западе сформировалось искаженное представление о военном планировании. Нынешние вооруженные силы Соединенных Штатов или Европы не справляются с задачами, которые должны решать: сдерживать или бороться с равным противником - Россией и Китаем, которые реализуют долгосрочные планы по созданию мощного высокотехнологичного вооружения превосходящего и оставляющего позади Западное военное превосходство.
Самая устрашающая ситуация сложилась в Европе, где в настоящее время лишь несколько государств (есть ли хоть эти) имеют определенные, заслуживающие доверия, боевые системы, которые могут быть полезны при сдерживании и обороне от обычных вооружений. Большая часть европейских вооруженных сил пришла в упадок в условиях стремления получить «дивиденды от мира» [1] и действовавшей политики жесткой экономии, которые противоречили необходимости создания действительно дорогостоящих высокотехнологичных профессиональных вооруженных сил. Они потеряли присущую военную мощь, измеряемую численностью вооруженных сил или находящимися на вооружении боевыми системами. Типичные европейские вооруженные силы - лилипутские по численности с очень ограниченным числом «боеприпасов» (бомб, ракет и т. д.). И неудачная война 2011 года против Муаммара Каддафи в Ливии явное тому подтверждение. Ведь, после высадки и залповой стрельбы, арсеналы высокоточных боеприпасов большинства Европейских государств практически сразу опустели. Высокоточное оружие – стало идеальным выбором для Западных экспедиционных войн, оторванных от задач выживания государства, защиты территории или национальных интересов.
Небезопасная среда безопасности.
Выйдя за рамки состояния конфронтации эпохи холодной войны, политика безопасности Запада с начала 1990-х годов основывалась на понятиях улучшения взаимодействия и коллективной безопасности во взаимозависимом глобализующемся мире. Такое представление о мировой политике увело с намеченного пути, поскольку западная политика безопасности и обороны столкнулась с объективной реальностью среды безопасности. Глобализации и взаимозависимости не существовало - и сформировать их «во вне» не проще, чем задействовать силы природы. В общем и «Новый мировой порядок» был лишь конструкцией западной политики, а не точным описанием реализации мировой политики после «холодной войны». Появление и созревание глобализации зависело от политических решений, принятых на Западе. И с начала 1990-х годов западные государства принимали эти решения пакетами: создание Европейского союза, расширение НАТО и ЕС, продвижение демократии и свободной торговли, неограниченное движение людей и капитала, и т. д. Таким образом, сам характер глобализации мирового порядка, возникший на пепелище холодной войны, был в основном западным творением. Ни Россия, ни Китай никогда не воспринимали в качестве угрозы безопасности реализацию глобализации по Западному курсу.
После «холодной войны» мы наблюдали процесс нарастающего давления на западные военные учреждения со стороны политического слоя. Целью такого давления было получение инструментов «воздействия» на ситуацию, если в мире, даже в отдаленных местах с нулевым стратегическим значение для безопасности Запада, происходит что-то «плохое» (скобки от ВПК.name). После «холодной войны» без какого-либо критического анализа была принята стратегия движения к глобализирующемуся, взаимосвязанному, хаотичному, жестокому и опасному миру с этническими конфликтами, терроризмом и «новыми войнами». Большая часть этого пазла не связана с реальностью международной безопасности. Фактически, на протяжении всего периода после холодной войны западные государства были гораздо в большей безопасности, чем в течение эпохи холодной войны, пропитанной угрозами.
Проекция глобализации на политику безопасности Запада, призванная обеспечить стабильность международной системы как целевого объекта международной безопасности, размыла понятие территории и расстояния. Гиндукуш [2] не интересен Западу, но может быть полезным «инструментом» (кавычки ВПК.name) при оказании влияния на общественное мнение для поддержания военной операции. Укрепление взаимозависимости в нашем мире не означает, что интересы западной безопасности становятся глобальными или общемировыми.
Лозунг Военной Стратегии
Саддам Хусейн совершил роковую ошибку, вторгнувшись в Кувейт после окончания «холодной войны». Это было самоубийством - с задержкой – для самого Саддама Хусейна, и стало почти смертельным для западных государств. После того, как в 1991 году Ирак был вытеснен из Кувейта путем применения воздушно-наземных операций, которые подготавливались для борьбы с Советским Союзом в Европе, многие в западном оборонном сообществе искали спасения в высокотехнологичной войне, которая день за днём демонстрировалась на CNN с января по февраль 1991 года. «Революция в военном деле» (RMA [3]) якобы наступила - и была широко разрекламирована как новая необходимость, вокруг которой могла быть организована оборона, поскольку на пороге снова возникла советская угроза. Военная трансформация стала новым западным стандартом, согласно которому оценивалась военная мощь и авторитет. Задача состояла в том, чтобы уйти от крупномасштабных войн, избегать прямых военных столкновений, преодолеть «неопределенность военного положения» и ускорить петлю Бойда [4].
Для западных государств, которые на грани отчаяния искали для своих военных новую логику заполнения постсоветского «вакуума угроз», RMA предоставила простой выход: достаточно было задействовать ряд «революционных» высокотехнологичных систем пока идет сокращение обычных вооружений времен холодной войны без возникновения каких-либо серьезных военных рисков перед Европой или Соединенными Штатами. К сожалению, войны не выигрывают и никогда не выигрывали только технологии. Как мы видели, Соединенные Штаты вместе со своими европейскими союзниками так и не смогли военным путем покорить Афганистан и Ирак. И невозможно обвинить Соединенные Штаты и ряд европейских стран в том, что они не пытались: война в Афганистане длилась семнадцать лет подряд, а война в Ираке затянулась на восемь лет. Конечным результатом иракской кампании стало государство на грани развала, которое сегодня является более серьезной угрозой международной безопасности, чем при Саддаме Хусейне. Не говоря уже о «рождении» ИГИЛ (запрещена в РФ), чему способствовало, если не было задачей, разрушение государственных структур в результате вторжения в Ирак в 2003 году. Ещё одним плохим примером западной стратегии безопасности (или ее отсутствия) и чрезмерного применения военных инструментов при решении политических проблем является война НАТО в Ливии в 2011 году.
Основываясь на концепции RMA, продвинутых системах управления и контроля, высокоточном оружии и возможностях сил обороны, которые никогда ранее не участвовали в боевых действиях, западные государства милитаризировали – со временем - свою политику безопасности. Многие «новые» проблемы безопасности перешли в категорию военных вопросов, поскольку инструменты RMA сделали возможным точечное и превентивное применение военной силы. Политические проблемы решались военными средствами, поскольку RMA сделала это возможным и, предположительно, эффективным способом достижения нужных целей. Кроме того, многие нестратегические проблемы были переведены в компетенцию безопасности и обороны, поскольку инструменты революции в военных делах и военные преобразования свели к минимуму риск проведения военных операций. Первыми проявлениями такой тактики являются воздушные войны Запада над Боснией и Косово. Кроме того, войны в Афганистане (2001-) и Ираке были начаты базируясь на концепции эффективности высокотехнологичных систем, для проведения быстрой и успешной кампании.
Оборона. Планирование. Близорукость.
Концепции военной трансформации, основанная на RMA, вероятно, является наихудшим сценарием, который когда-либо реализовывался в западных вооруженных силах после окончания холодной войны. Военная трансформация подразумевает быстрые фундаментальные изменения, однако, любой, даже отдаленно знакомый с военным планированием человек, знает, что большие и быстрые изменения в масштабной обороне невозможны. Разумеется, списание существующего вооружения может быть сделано быстро – в течение нескольких лет. Однако, в уравнении закупок ничего подобного сделать не выйдет. Нынешние вооруженные силы сражаются системами (вооружением, системами управления и контроля, и т. д.), разработанными и приобретенными в 1960-х годах прошлого века (и даже ранее, как показывает B-52 Stratofortress). Сокращение старых «избыточных» систем - избавление от устаревшего военного «лишнего веса» - не способствует облегчению или ускорению рождения новых систем и возможностей. Кроме того, правительства не собираются инвестировать в вооружения, особенно в эпоху господства «дивидендов от мира» и жесткой экономии.
Получается, что реальная военная трансформация требует десятилетий. Так что же отличает это, так называемое, военное преобразование от «нормального» процесса военного планирования, имеющего горизонт примерно на двадцать лет вперед с учетом устаревших систем, находящихся на вооружении сейчас и в будущем. Проблема кроется именно здесь. Западные государства вывели из эксплуатации, расформировали и потеряли огромное количество платформ, войск и военных систем в бесполезные 1990-е и позже. Предполагается, что «большие войны» закончились. Однако, эти самые западные государства не получили никаких новых систем, войск или платформ под замену утраченные ресурсов. Они запустили процесс создания новых систем, который займет годы и десятилетия, при низком уровне инвестиций. Сокращение излишков военной техники времен холодной войны не являлось проблемой Америки, если судить по числу вооружений того периода, подпадавшего под сокращение. Это была и есть в основном проблема Европы. Сегодня, в ситуации напряженности в международной безопасности, когда Россия и Китай смогли всех удивить, многие европейцы пытаются понять, как исправить ситуацию, созданную прошлыми решениями. Даже лучшие системы, находящиеся на вооружении и предназначенные для управления межнациональным военным кризисом или борьбы с повстанцами по большей части бесполезны или мало применимы для сдерживания сильного противника, не говоря уже о победе над ним на поле боя.
Путь вперёд.
История последних тридцати лет может научить нас подходам к разработке военной политики и развитию военного потенциала на будущее. Во-первых, технологии важны, но они не изменят принципов войны в короткой перспективе. Сегодня многие аналитики сосредоточены на искусственном интеллекте, робототехнике, нанотехнологиях и др. Все это уже превратили в громкие слова, как чуть раньше кибервойну или революцию в военном деле. Эти новые области знаний окажут большое влияние на будущий характер войны, но они не смогу привести к быстрым изменениям основополагающих принципов ведения войны. Технология не создает стратегию, и более того, открытие новых технологий не сокращает период реализации долгосрочного военного планирования, как и не сокращает цикла создания технологии или оружия противодействия открытым технологиям или новому оружию. Мы живем в мире, где информация движется со скоростью света.
Во-вторых, применение военной силы при решении политических проблем должно стать последним аргументом в наборе политических инструментов. Мы должны стать гораздо более сдержанными, нежели были в эпоху после окончания холодной войны. Многие угрозы безопасности, с которыми сегодня сталкиваются на Западе, по крайней мере частично, созданы ими же. Нынешние военные затраты - кровь, ценности и износ военных ресурсов - в Афганистане, Ираке и Сирии безумно высоки по сравнению со стратегическим значением этих стран для безопасности Запада. Затраты в 5 триллионов долларов только для Соединенных Штатов на войны в Афганистане и Ираке свидетельствует о неправильном выборе, сделанном несколько лет назад, не говоря уже о тысячах погибших солдат и об увеличении числа террористов - порождением этих войн.
В-третьих, Запад должен перестать пытаться управлять международной военной стабильностью. Согласно индексу недееспособности государств (FSI [5]) в 2018 году в мире 61 страна находится в состоянии, которые либо классифицируются как «высокий уровень предупреждения» (29 стран), «тревога» (19 стран), «высокий уровень тревоги» (7 стран) и «очень высокий уровень тревоги» (6 стран). Если западные государства намерены продолжать путь насаждения стабильности, управления военным кризисом и даже войнами с повстанцами, в течение следующих ста лет бизнес будет процветать. Но, эмпирические данные последних тридцати лет показывают, что в попытках решения острых кризисов военным путем за пределами своей территории, Запад может снизить собственный уровень безопасности. В тоже самое время, западные государства будут продолжать использовать не те войска, в ситуациях, где уже необходимо применять подходы большой войны.
Большая война возвращается
Отбросив долгосрочную реализацию военного планирования, многие западные государства (в основном в Европе) оказались с вооруженными силами, несоответствующими новым требованиям многополярного мира с очень высокой конкуренцией и готовностью участников к полномасштабным войнам для завоевания территорий. Фантанируя идеями о том, чего можно достичь военной силой в эпоху после окончания «холодной войны», западные государства милитаризировали свою политику в области безопасности. Ирония ситуации заключается в том, что конец холодной войны представлялся несколько иным. Предполагалось, что речь пойдет о коллективной безопасности, усилении взаимосвязей и укреплении международных институтов. Вместо этого, переосмыслив свою точку зрения на международную безопасность, многие западные государства на протяжении 30 лет ведут почти непрерывные войны. И они делали это в условиях международной стабильности, в период отсутствия серьезных угроз для Запада. Теперь, когда на горизонте возникли реальные потенциальные угрозы, западным государствам необходимо преодолеть потери от пройденных в прошлом войн и готовиться к следующей потенциальной войне. Если она случиться, то это будет большая война. Быть готовым - это лучший способ её избежать.
Автор: профессор военных исследований в Финском университете национальной обороны подполковник Джири Раитасало. Данный материал отражает лишь личное мнение автора.
Перевод: ВПК.name
Примечание ВПК.name
- Peace Dividend (дивиденды от мира) – средства, высвободившиеся в результате сокращения гонки вооружений
- Hindu Kush (Гиндукуш) - горный хребет, который простирается вблизи афгано-пакистанской границы от центрального Афганистана до северного Пакистана.
- RMA (The Revolution in Military Affairs) - революция в военном деле
- OODA (Observe, Orient, Decide, Act) - НОРД (наблюдение, ориентация, решение, действие), петля Бойда
- FSI (Fragile State Index) - Индекс недееспособности государств
