Владимир Путин 7 мая подписал указ "О национальных целях и стратегических задачах развития РФ на период до 2024 года", в котором поставлены задачи по развитию науки в России. В частности, к указанному году необходимо обеспечить присутствие РФ в числе пяти ведущих стран мира, осуществляющих научные исследования и разработки в областях, определяемых приоритетами научно-технологического развития. Кроме того, Россия должна стать привлекательной страной для отечественных и зарубежных ведущих ученых и молодых перспективных исследователей, а внутренние затраты на научные исследования и разработки за счет всех источников по сравнению с ростом ВВП должны расти опережающими темпами. О поставленных целях и возможностях по их достижению в интервью ТАСС рассказал президент Российской Академии Наук Александр Сергеев.
— Опубликован новый майский указ с поручениями до 2024-го года, в том числе по разработке национального проекта в сфере науки. На выполнение поставленных задач отведено всего 6 лет. Есть ли ресурсы, чтобы достичь целевых показателей за такой короткий срок?
— Проект "Наука" — один из озвученных национальных проектов. Но важно и то, что, Российская Академия Наук должна принимать участие не только в нем, но и в других нацпроектах, связанных с образованием, здравоохранением, экологией и тем более, с цифровой экономикой. Конечно, вы абсолютно правы, — национальный проект "Наука" или программа, как она сейчас формулируется, — это то, что прежде всего касается РАН.
Надо сказать, что свои предложения в майский указ Академия направляла лично президенту России и мы очень довольны тем, что в опубликованном документе содержится часть наших идей. С большим удовлетворением можно воспринять установленные целевые показатели, согласно которым на научные исследования и разработки планируется опережающее увеличение затрат в сравнении с ростом валового внутреннего продукта страны. Очевидно, что эти параметры могут быть достигнуты только в том случае, если наука действительно станет производительной силой нашей экономики. Если этого не произойдет, то вряд ли мы за счет каких-то организационных перестроек или привлечения инвестиций из-за рубежа сумеем обеспечить такой рост. Даже если посмотреть на весь мир, где эти высокие проценты достигаются, то речь идет, прежде всего, об ориентированных на науку странах, интенсивно развивающихся с точки зрения технологий за счет умения быстро доводить до рынка научные результаты. Мы пока не умеем достаточно эффективно и быстро переводить научные достижения в рыночный продукт. А надо научиться тому, чтобы наша хайтековская экономика как можно больше вливала средств в науку, и надо выстроить обратный процесс, когда научные плоды быстро воплощаются в рыночный результат. Только таким путем наука постепенно превратится в производительную силу экономики.
Вдохновляюще в указе звучит и постановка цели по обеспечению присутствия Российской Федерации в числе пяти ведущих стран мира, осуществляющих научные исследования и разработки в областях приоритета научно-технического развития. Если мы с вами посмотрим на приоритеты нашего научного развития, заглянем в стратегию научно-технического развития страны, мы увидим там семь приоритетов, как раз отвечающих на глобальные технологические вызовы.
— Эти приоритеты в принципе, давно уже были определены и озвучены.
— Да, это так. И если мы внимательно посмотрим, то эти приоритеты покрывают почти всю науку и все технологии. Некоторые коллеги говорят, что менее учтенным оказалось материаловедение, создание новых материалов. Оно оказалось размазано по всем другим направлениям. Но практически все остальное — и здравоохранение, и сельское хозяйство, энергетика, и транспорт, связанный с территориями, все это в приоритете. Таким образом, мы с вами должны понимать, что по всем научно-технологическим направлениям ставится задача вхождения России в пятерку стран-лидеров.
Это действительно очень прорывное требование, амбициозное. За шесть лет, имея вклад на уровне единиц процентов высокотехнологичной продукции в мировом исчислении, войти в число самых передовых стран
Это действительно очень прорывное требование, амбициозное. За шесть лет, имея вклад на уровне единиц процентов высокотехнологичной продукции в мировом исчислении, войти в число самых передовых стран. То есть, нужно обеспечить возрастание в десятки раз нашего присутствия, это очень непросто. Когда мы говорим про научные исследования и разработки, мы должны каким-то образом рейтинговать их по шкале, признанной в мире. Потому что наука — это международное дело. И на этот момент мы тоже будем обращать особое внимание. Еще один большой вопрос — привлекательность научной деятельности. Нельзя признать, что у нас престиж научной профессии у молодежи высок. Ситуацию надо в корне менять и только силами научной среды мы эту задачу не решим. Что такое престиж? Это и общественное мнение, и отношение власти, и то, как живут ученые в стране, какие они получают зарплаты и пенсии. А сегодня родители, соседи, друзья говорят молодому человеку — "Зачем ты в науку идешь? Посмотри, они нищенствуют на пенсии".
Я заканчивал университет в 1977-ом году. В то время была система — лучшие выпускники школ шли в университеты, лучшие выпускники университетов стремились попасть на работу в академические институты, причем рекламой науки, в хорошем смысле слова, занималось государство. Нужна широкая популяризация науки в СМИ.
Да, уже заметен рост интереса к научной тематике в электронных медиа, в русскоязычной части Интернета, но я скажу, что мы с вами сильно отстаем в популяризации науки от развитых западных стран. Посмотрите, какие там делаются интересные передачи! У нас этого нет. У нас мы думаем, как восстановить "Очевидное — невероятное".
— Еще один момент в указе — обновление не менее 50% приборной базы ведущих организаций. Какая техническая база, на ваш взгляд, должна быть обновлена в первую очередь?
— Мы за этот пункт очень сильно выступали. Ведь в чем проблема, прежде всего, у РАН? Дело в том, что приборный парк академической науки довольно давно не обновлялся регулярным образом. Я бы даже сказал, что все новое российское время не обновлялся. Были, конечно, какие-то точечные вливания и были небольшие программы, которые РАН для этого формировала. Особенно проблема обострилась в последнее время, когда наши институты ушли в ФАНО, где обновление приборного парка фактически не является основным пунктом в государственном задании. Мы недавно вместе с ФАНО провели совместное заседание по данной проблеме и убедились, что ситуация сложилась угрожающая.
По нашим оценкам, для достижения этого параметра нужно примерно 30 млрд рублей ежегодно. Сравнительно небольшие деньги, к примеру, они существенно меньше, чем затрачивает удельно Китай в расчете на одного исследователя, или Южная Корея
Балансовая стоимость всего нашего оборудования в академических институтах оценивается примерно на уровне в 250 млрд рублей. А в год на обновление этого парка тратится где-то 2,5 млрд рублей. Это означает, что такими темпами мы с вами столетие будем обновлять приборный парк РАН. Нелепая совершенно ситуация. Поэтому, конечно, нужно обновлять. И цифра в указе хорошая — 50%. По нашим оценкам, для достижения этого параметра нужно примерно 30 млрд рублей ежегодно. Сравнительно небольшие деньги, к примеру, они существенно меньше, чем затрачивает удельно Китай в расчете на одного исследователя, или Южная Корея. Тут есть один важный нюанс — в стране довольно неплохие результаты в области научного приборостроения. Мы в определенной части можем производить приборы для себя, и когда мы просим дать нам 30 млрд рублей, это означает, что закупаться будет и отечественное оборудование, приборы, системы, произведенные у нас. То есть, РАН готова поддержать нашего производителя.
— В указе говорится о сети уникальных научных установок "мегасайнс". Какие установки, на ваш взгляд, должны в нее войти? Какие регионы могли бы принять участие в развитии этой сети?
— В 2011 году правительственная комиссия по инновациям отобрала шесть проектов класса мегасайнс, и это был конкурсный отбор из более чем 30 проектов, дошедших до финала. Были выбраны крупные инфраструктурные проекты, где Россия является мировым лидером. Потому что мегасайнс уникальны в мировом масштабе. Немудрено, что эти проекты оказались в области ядерной физики, ускорительных технологий, лазерных систем, то есть там, где у нас научные и технологические позиции очень сильные. Но я считаю, что в будущем России не надо ограничиваться шестью выбранными проектами, их список стоит расширить, к примеру, добавив направление "живые системы", нейросайенс. Уверен, что в этой области у нас должен быть очень крупный проект. Может быть, в нем не будет какой-то большой исследовательской установки, возможно, его вообще не стоит локализовать в одном месте.
К примеру, в Европе появилось довольно много проектов мегасайнс, которые делокализованы и выполняются различными научными консорциумами. Возьмем тот же проект Human Brain, он тоже делокализован и расположен не только в Швейцарии. Крупная научная установка в нем не нужна. Но, тем не менее, этот проект по вложениям, по тому, насколько он двинет вперед науку, является мегасайнс. Вот как я представляю, что такое проекты мегасайнс. Это проекты фундаментальных исследований, в которых не ставится задача, что сразу должны появиться инновационные продукты. Нет, в основе этих проектов понимание того, что получение информации о природе становится все более дорогим делом. Если мы хотим на этом данном фронте фундаментальных исследований в каких-то направлениях быть мировыми лидерами, мы должны построить исследовательские инфраструктуры, которые оснащены необходимым и уникальным по мировым меркам инструментарием. Это может быть ускоритель с рекордной энергией частиц, лазер с рекордно короткой длительностью излучения, детектор сигналов мозга с рекордной чувствительностью или что-то другое.
— Но ведь российские ученые работают по всему миру, в том числе благодаря участию в мегасайенс — проектах.
— Вот мы вкладываемся в ЦЕРН, ITER, FAIR в другие проекты и не столько деньгами, но и специалистами. То есть, провоцируем утечку мозгов из страны. У нас несколько сотен наших людей работает в ЦЕРНе. А мы должны развернуть этот поток в обратную сторону, что возможно лишь в случае, когда научная деятельность в России станет очень привлекательной и у нас будут установки, которых просто нет в мире. У меня есть определенное представление о суммарном интеллекте нации. Понимайте как хотите, я его ощущаю. Трудно оценить, какие количество интеллекта ежегодно уплывает из России, но как факт, мы видим утечку. Для разворачивания ситуации в обратную сторону нужен целый комплекс мероприятий, в том числе и новые привлекательные для всего мира проекты и установки. Очень важно также, чтобы в стране появилось новое законодательство, которое позволило бы оформить правильным международным образом наши установки, институты, центры, способные привлечь исследователей со всего мира. Мы уже получили поручение от руководства страны дать предложения в данной области, чтобы иностранные партнеры могли войти с деньгами или оборудованием в крупные научные проекты, получив при этом возможности по управлению проектом, составлению и согласованию программы исследований, резервированию определенного, в зависимости от вклада, количества часов работы на установках. В Европе, к примеру, в Германии, на таких условиях и функционируют международные научные центры. Подобное надо сформировать и у нас.
Считаю, что у нас есть хороший шанс сделать очень привлекательный проект по изучению глубоководных ресурсов наших тихоокеанских морей. Как известно, шельф уже поделен, идет раздел глубоководья. А с научной точки зрения эта же область terra incognita. В космосе побывало уже более 500 человек, а на глубину больше 5 км погружались единицы. Фактически, глубоководье — это целый неизведанный мир, о котором мы знаем меньше, чем о ближнее космосе. Мы выносили проект по изучению океанских глубин на рассмотрение руководства страны. Хотим, чтобы он координировался нашими дальневосточными коллегами, региональным отделением РАН. Хорошо бы получить новые современные исследовательские судна для реализации данного проекта. В общем, сейчас этот проект рассматривается самым серьезным образом.
— Еще один элемент указа — cоздание не менее 15 научно-образовательных центров мирового уровня на основе интеграции университетов и научных организаций. Есть ли сейчас в России успешные примеры подобной интеграции? Что, на ваш взгляд, потребуется для этого выполнить со стороны научных организаций?
— Мы это называем "интеграция плюс". Это не просто взаимодействие науки и образования с реальным сектором экономики, а постановка актуальных задач с его стороны, которые не "из пальца" высасываются, а формируются нашими передовыми высокотехнологичными предприятиями. Я недавно посещал в Красноярске академические институты и университеты. Побывал и на двух предприятиях — АО "ИСС им. Академика М. Ф. Решетнева" и Радиосвязь. Это реально предприятия 21-го века в области космической промышленности и средств связи. Они действительно очень востребованы и для госзаказа и на рынке. Директора этих предприятий привлекают академических ученых и базовые кафедры ВУЗов к сотрудничеству, потому что без притока новых идей и новых молодых талантливых кадров им не достичь поставленных амбициозных целей. Там, на мой взгляд, вполне подходящее место для одного из кластеров "интеграции плюс" в области современной космической индустрии.
Недавно Росатом, наш мировой атомный лидер, организовал форум с широким привлечением академических ученых. Атомщики понимают, что для поддержания конкурентоспособности отрасли необходимо обновлять научно-технический задел и значит часть денег нужно вкладывать в развитие науки и университетов. Фактически, только таким путем, в сотрудничестве с флагманами промышленности в рамках "интеграции плюс" мы можем добиться того, чтобы наука стала производительной силой экономики.
— Вышел указ о праздновании трехсотлетия РАН в 2024 году. Уже работаете над планом? Ведь осталось совсем ничего, меньше шести лет.
— На самом деле, это вопрос будущего облика РАН. Того, какой станет Академия в 2024 году. Речь не о том, чтобы отремонтировать здания, которые у нас остались. Академия — это колыбель российской науки. Кстати, в городе Санкт-Петербурге, колыбели самой Академии, у РАН нет не только ни одного здания, вообще ни одного квадратного метра земли. Что мы будем представлять из себя к 300-летнему юбилею, — это не вопрос имущественных отношений. Считаю, что самым важным является выстраивание правильного функционирования РАН в интересах всей науки в стране. Первый шаг уже сделан — во внесенных поправках к 253-му ФЗ Академии наук даются большие полномочия по координации всей фундаментальной науки в стране, не зависимо от того, где она делается: в академических институтах, в университетах, в научных центрах. Это огромные полномочия. Некоторые мои коллеги говорят: "Мы не этого ждали". А чего мы ждали? Что вам институты вернут? Если непредвзято посмотреть, то РАН сегодня даны колоссальные полномочия, вообще сверх головы. И конечно, нужно, чтобы в правительстве России был профильный вице-премьер по науке и технологиям. Это вопрос очень важный, поскольку глобальные задачи, поставленные перед учеными, требуют особого внимания со стороны кабинета министров.
Беседовал Андрей Резниченко
