Преждевременные объявления о политических триумфах часто приводят к негативным последствиям, но заявление президента России Владимира Путина о победе в сирийской войне было особенно быстро развенчано.
Путинское определение победы включало три ключевых момента: утверждение легитимности режима Башара Ассада и его контроль над большей частью территории Сирии; укрепление партнерства с Турцией и Ираном в качестве основы урегулирования остаточных конфликтов; вывод порядка половины российских войск, одновременно расширяя военно-морскую базу в Тартусе и авиабазу Хмеймим. Все три составляющих были сильно поколеблены, если не разрушены. Кроме того, Путин намеревался продать победу России Западу, тем самым принудив Соединенные Штаты признать режим Аль-Ассада и начать сотрудничество с Россией, приглашая Европейский Союз оплатить послевоенное восстановление Сирии. В обоих случаях торг не удался и российско-американские противоречия вокруг Сирии достигли нового максимума.
Подтверждение власти Аль-Ассада должно было произойти на собрании тех оппозиционных групп, которые подписали соглашение о «зонах деэскалации», которые обсуждались в рамках так называемого «Астанинского процесса». Путин хотел провести этот «съезд» в Сочи сразу после объявления о «победе» в ноябре прошлого года, но слишком много участников выступило против; поэтому новая дата еще неопределена. Турция категорически против любого представительства курдских сил в этом процессе. И без Анкары план «мира по-русски» не имеет смысла. Чтобы стимулировать умиротворение, сирийские правительственные силы начали наступление в провинции Идлиб, которая, как предполагается, является самой крупной «зоной деэскалации». Однако это посягательство на турецкие интересы еще больше разозлило президента Реджепа Тайипа Эрдогана.
Путин пытается смягчить своего капризного турецкого коллегу, но в отношениях с Тегераном возникла более серьезная проблема. Одним из факторов является растущая зависимость режима аль-Ассада от финансируемой иранцами шиитской милиции, которая контролирует значительную часть территории Сирии, в том числе близкую к российским базам. Израиль отказывается мириться с этим и продолжает наносить удары по базам «Хизбаллы»; Россия не вмешивается и не протестует против этих нападений. Новый и неожиданный элемент, связанный с иранской проблемой, — это взрыв уличных протестов, который усиливает страх Путина перед народными революциями. Пик протестов, возможно, прошел, но для руководства Ирана стало ясно, что иностранные обязательства, и в частности огромные расходы на ведение войны в Сирии, являются основной причиной внутреннего недовольства. У Путина нет реального понимания процесса принятия решений в Тегеране, и поэтому он не может знать, что и как изменится в поведении этого ключевого, но трудного союзника.
Самый непосредственный удар по российской «победе» был нанесен серией нападений на авиабазу Хмеймим, которая остается основной оперативной базой для всех российских войск в Сирии. Минобороны России может похвастаться успехом в перехвате «беспилотной атаки» 6 января, но итоги атаки 31 декабря оно скрывает. Высокое командование настаивает на том, что боевики, получали техническую поддержку из-за рубежа, несмотря на то, что захваченные беспилотные летательные аппараты являются примитивными фанерными моделями. Российские генералы также объявили, что террористическая группа, ответственная за нападения, была уничтожена высокоточным ударом. Что невозможно проверить, поскольку ни одна из групп не взяла на себя ответственность за нанесение беспрецедентного ущерба.
Эта запутанная ситуация позволяет понять, что Россия не может сократить свою военную группировку в Сирии, поскольку задача по охране баз не может быть передана сирийским или иранским войскам. Москва пытается объяснить «послепобедные» потери якобы враждебными операциями спецназа США и их прокси-повстанцев. Но одновременно Россия пытается сохранить «деконфликтную» установку, поскольку один из самых опасных инцидентов произошел сразу после заявления Путина о «победе».
Москве очень удобно приписывать вину за каждую сирийскую неудачу «саботажу США», но также очень важно сохранить поле для сотрудничества, потому что Сирия, возможно, единственное место, где у России есть активы, чтобы торговаться в большой геополитической игре. Москва ничего не имеет против Вашингтона, вооружающего Курдскую народную самооборону (YPG), но ей нужно отговорить США от превращения территорий, контролируемых курдами, в базу для подготовки антиассадовских боевиков. Россия выиграла немного времени для режима в Дамаске, но его устойчивость остается условной, поскольку его избегают региональные игроки, режим изолирован на международной арене и неприемлем для Вашингтона. ЕС категорически отказался от российского приглашения участвовать в послевоенной реконструкции Алеппо и других городов, завоеванных правительственными силами.
Путин должен доказать, что его заявление о победе было не ошибкой, а несколько преждевременным признаком реального поворота в ходе затяжной войны, когда диктаторский режим является единственным решением хаоса революции и угрозы терроризма. Реорганизация сокращенной группировки сил может быть частью этого подтверждения триумфа (чего, однако, недостаточно). Но сирийская война в России становится все более непопулярной. Ранее Путин был открыт для предложений о мягком удалении Ассада от власти. Но теперь он спас сирийского лидера, который замешан в использовании химического оружия, и поэтому гибкость теряется. Путь в Дамаск привел Путина в тупик. Он не может ни расчистить себе выход новыми бомбардировками, ни переложить ответственность на своих иранских братьев по оружию.
С незначительными сокращениями.
Павел К. Баев, Eurasia Daily Monitor
