Российские войска использовали в Южной Осетии устаревшее оружие.
Уже начальная фаза нынешнего вооруженного конфликта в Южной Осетии позволила сделать предварительные и, увы, неутешительные выводы о вооружении Российской армии. Например, захват Цхинвали и гибель большого числа мирных жителей под градом снарядов, мин и пуль в первые часы бандитских действий грузинских подразделений являются прямым следствием плохой работы нашей разведки. Она попросту прошляпила подготовку внезапного нападения на Южную Осетию.
Общеизвестно: для того, чтобы раскрыть замыслы потенциального противника, должны применяться космические, воздушные, морские и наземные силы и средства. Как могло случиться, что на небольшой территории у югоосетинской границы оказалось незамеченным сосредоточение большого количества боевой техники и частей грузинской армии? Российский налогоплательщик постоянно слышит о запуске военных спутников, о разработке и создании разнообразной современной аппаратуры, с помощью которой можно выяснить намерения неприятеля. Но в данной ситуации налицо отрицательный результат. При нормальном функционировании всех спецсредств данный военный конфликт имел бы другой сценарий с наименьшими людскими потерями.
Второй вывод следующий. Контактные боевые действия с использованием старых танков, БМП и артиллерийских систем в боях за Цхинвали не позволили в кратчайшие сроки принудить агрессора к миру. О чем свидетельствовали показанные в телерепортажах из зоны конфликта сгоревшие советские танки (именно они использовались той и другой стороной) с сорванными и перевернутыми башнями, лежащими или на бронированной машине, или около нее.
А потом вновь на экране замелькала знакомая картина: солдаты на крыше БМП. Почему? Да все по той же причине: при взрыве мин, обстреле гранатометами вероятность гибели внутри боевой машины гораздо выше, чем при размещении десанта снаружи. При этом и десантники, и экипаж, находясь в БМП, практически не защищены от стрелкового оружия. Ведь 7,62-мм бронебойно-зажигательная пуля пробивает борт и крышу машины с расстояния 200 м; 12,7-мм бронебойно-зажигательная пуля – с расстояния 700 м.
Похоже, не лучше обстоят дела и с отечественной артиллерией. Управляемые снаряды и мины «Сантиметр», «Краснополь», «Китолов», «Смельчак» и «Грань» требуют лазерной подсветки. Из-за сложного ландшафта Южной Осетии и Грузии с обильной растительностью они не эффективны при стрельбе на максимальную дальность.
Не вызывает также удовлетворения применение авиации в ходе операции по принуждению Грузии к миру. Удручает гибель одного бомбардировщика (Ту-22) и трех штурмовиков российских ВВС от воздействия грузинской противовоздушной обороны. Но почему не были выведены из строя радиолокационные станции грузинской ПВО с помощью противорадиолокационных ракет Х-28 и Х-58 (дальность пуска 90 и 120 км соответственно), входящих в боекомплект самолетов фронтовой авиации? Непонятно.
Казалось бы, наши Военно-воздушные силы имеют широкий спектр различных по конструкции, характеристикам и способам наведения высокоточных боеприпасов. Да еще в количестве, позволяющем неограниченно применять их в военных конфликтах любого масштаба. Да, это так. Но... Дальность пуска (9–12 км) корректируемых авиационных бомб КАБ-500Л и КАБ-1500Л (с лазерным наведением) и КАБ-500Кр (с телевизионным наведением), управляемых авиационных ракет Х-25МЛ, Х-29Л означают, что бомбардировщикам Су-24М и Ту-22МЗ приходится действовать в крайне опасной для них зоне неуничтоженной ПВО.
Между тем наличие дальнобойных высокоточных средств поражения (ДВС) позволило бы уже в первые часы конфликта нейтрализовать системы связи, боевого управления и разведки, а также наиболее боеспособные войска и силы Грузии. Будь у российской авиации ДВС, она принудила бы агрессора к миру в кратчайшие сроки, без захода в зону грузинской ПВО.
Основной итог завершившейся в Закавказье операции заключается в том, что руководство Минобороны РФ по-прежнему делает ставку на использование живой силы, крупных группировок наземных войск. Другими словами, и сегодня, и в обозримом будущем Российская армия не готова к ведению бесконтактных войн XXI века.
Михаил Михайлович Растопшин - кандидат технических наук