29 мая 1918 года молодая советская власть издала декрет о принудительном наборе в Красную Армию. С тех пор вот уже девять десятилетий отечественные Вооруженные силы, какими бы они ни были - красными или трехцветными, так и пребывают в состоянии, которое для них определили Ленин и Троцкий, авторы тогдашней военной реформы.
Заметим, однако, что, невзирая на политико-идеологические оценки этих двух большевистских лидеров, они вполне рационально подошли к военному строительству, с учетом всех возможных, внешних и внутренних, угроз для революции. И еще одна ремарка: введение "принудиловки", как и другие решения, относящиеся к военной сфере, было делом рук политиков, политического, но отнюдь не военного руководства той поры.
Надо ли говорить, что за 90 лет изменились и сама страна, и окружающий ее мир. Соответственно изменились обстоятельства, в которых приходится существовать современной армии, сталкивающейся с совершенно иными по форме и содержанию вызовами.
Нельзя сказать, что эти очевидные факты прошли мимо российской власти. Она не раз и не два объявляла о запуске военной реформы. На моей памяти один только бывший министр Павел Грачев четырежды рапортовал Ельцину об успешном проведении реформы. Да и начало XXI века не внесло ясности в то, как будет выглядеть Российская армия в будущем, на каких принципах должна строиться, какие задачи решать. Пока же дело ограничивается паллиативными, точечными решениями вроде сокращения сроков службы или отмены отсрочек для тех или иных категорий призывников.
Почему же мы так и не дождались целостной, комплексной военной реформы, сочетающей в себе и военный, и политический, и экономический, и социальный, и даже культурный аспекты?
На первый взгляд, обвинять в этом нужно прежде всего генералитет, который, по разным сведениям, составляет в Вооруженных сила России примерно 2 тыс. человек (для сравнения: во всех видах ВС США - около 900 генералов и адмиралов). Что, кстати, в свое время сделал Ельцин, чохом записав в противники реформы всю эту социальную группу.
Ситуация, однако, выглядит сложнее. Во-первых, генералитет, выглядящий как монолитная, спаянная единым интересом структура, отнюдь не является таковой. А главное, не сами генералы поручали себе готовить и проводить реформу. Делала это власть, каждый раз наступая на одни и те же грабли: ведь общеизвестно, что ни одна структура не может сама себя реформировать. Любая перестройка, если она сориентирована на конечный успех, а не на сиюминутные PR-дивиденды, нуждается в политической воле и жестком политическом контроле, в убежденности в правоте затеянных перемен, даже если они проводятся вопреки большинству общественного мнения. Увы, власть за 17 последних лет не продемонстрировала этих качеств.
Когда американцы провалились во Вьетнаме, они быстро извлекли уроки из своего поражения. Президент Никсон в 1973 году отменил всеобщий призыв, армия перешла на контрактную основу. И реформу ту разрабатывали не военные, от которых требовалось лишь подготовить нужную справку с расчетами, а независимые комиссии, куда были включены гражданские эксперты, политологи, футурологи... Но - по заказу власти, которая затем уже принимала окончательные решения и доводила их до сведения военных.
На поверхности лежат и другие факторы, мешающие реализации военной реформы.
Во-первых, военная реформа не может быть проведена одним росчерком пера. Это многоэтапный процесс, рассчитанный по меньшей мере на одно-два десятилетия. То есть требующий стратегического взгляда на общество и страну, на внешние и внутренние угрозы, полностью исключающие принцип "после нас хоть потоп", на котором, как мы видим, строятся сегодня многие действия отечественной бюрократии и властных структур.
Очевидно, во-вторых, и то, что эффективная военная реформа, ставящая своей целью создание современной армии, соответствующей внутренним и внешним условиям, невозможна без адекватной военной доктрины. Какой должна быть численность Вооруженных сил, в том числе с учетом неблагоприятной демографической ситуации в России? Какими видами оружия их надо снабдить (опять же с учетом экономических и технологических возможностей страны)? С кем возможны столкновения и на каком направлении - восточном или западном, южном или даже северном, где обостряются противоречия вокруг арктических природных богатств?
Без предварительного ответа на эти и множество других вопросов военная реформа так и останется набором отдель-ных мероприятий, обоснованных лишь острым желанием доложить по начальству об их успешном завершении. Так и получается, что Россия до сих пор окончательно не определилась с военной доктриной.
В результате, по оценкам экспертов, только 20 процентов вооружений можно отнести к современным. Не решена и другая задача, поставленная Путиным: создать 80 боеспособных частей, где служили бы 150 тыс. контрактников. Сегодня на миллионную армию приходится только 75-80 тыс. контрактников.
Не лучше обстоят дела и с социальными программами. "Люби солдата, он будет любить тебя, в этом вся тактика" (Суворов). Так вот, в рамках объявленной в 2006 г. программы "15+15" по обеспечению военнослужащих жильем сдано всего 6,5 тыс. новых квартир. И сейчас каждый третий офицер в стране живет в съемном жилье.
Не отсюда ли, от неустроенности быта, та страшная цифра, которую недавно привела военная прокуратура. В прошлом году небоевые потери в армии (иными словами, самоубийства) составили 341 человек. Главная причина, конечно же, дедовщина, но около половины этих потерь приходится на контрактников - людей вроде бы более-менее обеспеченных денежным довольствием, но впадающих в стресс из-за жилищных условий, командировок на Северный Кавказ и, как следствие, семейных неурядиц.
Стоит ли удивляться, что на вопрос социологов: "Хотели бы вы, чтобы ваш сын, брат, муж или другой близкий родственник служил сейчас в армии?" - отрицательно отвечают более двух третей респондентов, которые, таким образом, будут всеми правдами и неправдами уклоняться от военной службы. И это - при очень высоком уровне патриотизма (80 процентов россиян, согласно опросам, готовы отдать свои жизни, защищая Отечество) и понимании военных угроз (по данным социологов, 54 процента опрошенных граждан России считают НАТО, все активнее приближающийся к границам России, агрессивным военным блоком).
Спрашивается: на какой все же стадии находится сегодня разработка и военной доктрины, и военной реформы? Обществу предлагается потреблять лишь конечную информацию - то ли о кадровых перестановках, то ли об очередном паллиативном решении в рамках "военной реформы". Где, кто и как готовил и принимал эти решения, остается тайной за семью печатями. В отсутствие же малейшего контакта между гражданским обществом и "военным обществом", вне общественного контроля всякую новую военную реформу ждет участь ее предшественниц. Участь незавидная.
Виталий Дымарский, журналист
