Впервые за последние полтора века Турция начала усиливать свое влияние в причерноморском регионе. События последних двух лет создали ситуацию определенного вакуума, когда старые правила уже не работают, дееспособность имеющихся союзов поставлена под сомнение. А ничего нового пока не возникло. Будучи очевидным экономическим гигантом для соседних стран, Анкара доминирует и в военном плане. И вполне в состоянии занять пустующее место регионального лидера и медиатора.
За потоком информации о войнах на Ближнем Востоке и в Украине, миграционном кризисе в ЕС и экономичном кризисе в Беларуси происходит масса процессов, которые выпадают из фокуса общественного внимания. Они, возможно, не столь динамичны и не обладают сенсационностью. Однако эти процессы системны, а значит – долговременны.
Одним из них является фактическое возвращение политического влияния Турции в регион Восточной Европы. В данном случае имеются в виду страны Причерноморья и Южного Кавказа. При этом речь идет не об экономической составляющей внешней политики Анкары, не о продвижении интересов турецкого бизнеса. В этом как раз новизны нет. После украинской революции становится все более явным продвижение турецкого политического влияния в регион. Происходит это на фоне текущего кризиса безопасности в регионе. Россия продемонстрировала, что она не желает придерживаться старых, общепринятых правил поведения, а хочет диктовать свои. «Старая Европа» на этом фоне заняла весьма невнятную позицию: очевидно, что слов о сдерживании Москвы сказано больше, чем было сделано. И будет сделано в будущем. Внимание США приковано скорее к событиям на Ближнем Востоке и в Восточной Азии. Крайние шаги, направленные на наращивание присутствия НАТО на «восточном фланге», являются скорее символическими. И направлены внутрь самого Альянса, способствуя его консолидации и евроатлантическому единству. Безусловно, символы в международных отношениях имеют значение. Однако они не могут подменить реальных действий. И никакое политическое влияние не возможно без таких действий.
В настоящее время в регионе образовался определенный вакуум влияния. Заполнить который поодиночке местные государства не в состоянии из-за своих размеров и ограниченных ресурсов. А совместной результативной деятельности пока не получается. Это открывает новые возможности для амбициозной и решительной турецкой элиты.
Ятаганы заточены. Турция имеет развитый ВПК и по многим системам вооружения эта страна становится самодостаточной. Опираясь изначально на западные, израильские и китайские технологии турки постепенно сформировали собственную инженерную школу и выходят на рынок уже не с репликами западной или азиатской продукции, а с собственными оригинальными разработками. Это можно проследить на примерах судостроения, беспилотной авиации, легкой бронетехники.
Агрессия против Украины открыла для Турции новые возможности в приобретении технологий. Особенно в авиастроении. Можно ожидать уже в обозримой перспективе широкой кооперации украинских и турецких производителей авиатехники. В ответ Украина может получить технологии в военном судостроении. Которые особенно пригодятся при создании «москитного флота», состоящего из большого числа малотоннажных судов с ракетным вооружением.
Номинальный ВВП Турции приближается к USD 800 млрд, что позволяет стране входить в двадцатку крупнейших экономик мира. Мощная экономика позволяет обеспечить финансовую базу для национальной обороны. Собственная армия является основным заказчиком и покупателем продукции турецкого ВПК. А с учетом того, что эта армия стабильно воюет и будет воевать в ближайшие несколько десятилетий, поток заказов на новое вооружение обеспечен. А это значит, что турецкая оборонка в отличие, например, от беларуской, украинской, шведской или чешской мало зависит от конъюнктуры внешних рынков вооружения.
Население Турции приближается к 79 млн, увеличиваясь каждый год почти на 1 млн человек. И хотя количество рождений, приходящихся на каждую женщину, снижается, население будет расти еще продолжительное время. В том числе и благодаря миллионам мигрантов из соседних стран. Это позволяет говорить не только растущем внутреннем рынке, но и о демографической устойчивости к потерям в случае чрезвычайных непредвиденных событий. Война — лишь одно из возможных.
Десятилетия кровавой войны с курдскими инсургентами понижающе действуют на чувствительность к собственным человеческим потерям. Психологическая устойчивость турецкого населения высока. Равно как и моральный дух армии. Уничтожение осенью 2015 года турецким истребителем российского бомбардировщика Су-24 подняло волну патриотизма. В течение следующих нескольких месяцев основная тема в среде турецких военных была предстоящая (как тогда казалось) война с Россией. При этом тональность разговоров, насколько можно судить, наиболее правильно было бы охарактеризовать словом «предвкушение». Турки были уверены в своей быстрой победе над российским войсками в Сирии. Российские военные объекты в Латакии и Тартусе поражались турецкими наземными огневыми системами. У находившихся вблизи сирийского берега российских военных кораблей шансов не было никаких. Наземный контингент был крайне мал и оказать долгого сопротивления турками не смог бы. Собственно, он для этого и не предназначался.
Во всяком случае, после ноября 2015 года информация о нарушении российскими ВВС турецкого воздушного пространства исчезла. А военного столкновения между двумя странами, к счастью, не произошло.
Стратегия Анкары. Восток – дело тонкое. Поэтому говорить о стратегии Турции детально не получается. По крайней мере, пока. Однако есть несколько моментов, на которые стоит обратить внимание.
Турция активно использует многосторонние площадки для коммуникации со странами региона как на высшем государственном уровне, так и на уровне отраслевых ведомств. Однако приоритет отдается двустороннему сотрудничеству. Что вполне объяснимо: в силу масштаба, Турция имеет подавляющее преимущество перед любой из стран региона, даже Украиной. При этом этот масштаб резко снижается, если предположить формат многостороннего сотрудничества Турции, Украины, Молдовы, Румынии, Грузии и Азербайджана.
Исключение составляет политика Анкары на Южном Кавказе, где вырисоваться своеобразная дуга Турция-Грузия-Азербайджан. Связано это не столько со стратегическим охватом Армении, сколько с необходимостью создания и обсечения функционирования инфраструктуры по транспортировке энергоносителей из бассейна Каспийского моря.
Последнее время на первый план все более активно выходят вопросы сотрудничества в области безопасности стран региона и Турции. Очевидно, что нерешительная позиция «старого» Запада перед лицом энергичной и агрессивной внешней политики Кремля разочаровала кавказские государства. Возникла необходимость в формировании новой системы гарантий безопасности этих стран. Пока очевидно, что Грузия, Украина и Румыния склонны больше рассчитывать на США. Вопрос в том, насколько этот регион важен для Вашингтона. Вдохновляющие речи государственных лидеров – это одно. А вот конкретные, практические дела – это другое. Для примера отметим, что румынский флот и авиация деградировали. При этом возможности США вполне позволяют снабдить одного из своих наиболее последовательных союзников в регионе и боевыми самолетами (F-16), и военными кораблями. Не новыми, конечно, но вполне годными к боевому применению. Во всяком случае, для того же Пакистана такие возможности Вашингтон изыскивает. Энергичная и решительная политика Турции по противодействию России (если потребуется, то жестком) находит позитивных отклик в столицах стран региона, с одной стороны. А с другой, сам Вашингтон может с радостью передать Анкаре миссию сдерживания России в Причерноморье и на Кавказе. Особенно с приходом в Белый дом Дональда Трампа, известного своими изоляционистскими заявлениями. И призывы к Анкаре уважать демократические правила и нормы помехой этому не станут.
Турция имеет потенциал по «перетягиванию» на себя части клиентелы Москвы в регионе. В той же Молдове рычагом влияния Анкары может стать гагаузское меньшинство. Сейчас Гагауз Ери считается пророссийским регионом Молдовы. Но с другой стороны, на фоне происходящего в Приднестровье может статься, что возможность Москвы поддерживать пророссийские настроения в регионе резко уменьшаться. А с турками гагаузов связывает языковое родство.
Более того, может начаться «дрейф» абхазских элит в сторону Турции с целью уравновесить влияние Москвы.
Выводы. Можно ожидать, что в ближайшие 1-2 года в Причерноморье сложится система двусторонних квазисоюзов Турции со странами региона в области политики, экономики, безопасности, технологического обмена, производственной кооперации. Которые объективно будут «работать» в первую очередь на Турцию. По крайней мере, в политической сфере. Хотя и для других стран это будет полезно и позитивно. С учетом доминирующего положения Анкары в отношении каждой отдельной из стран региона речь может идти о том, что Черное море снова можно будет называть внутренним турецким морем, как то было в Средние века.
России в этой ситуации останется только наблюдать, рычаги влияния на страны региона для Москвы во многом утрачены. Даже вполне вероятный приход в Молдове к власти пророссийских сил регионального расклада не поменяет в силу отсутствия общей границы двух стран.
В этом ситуации официальному Минску стоит заняться своим излюбленным делом – приобретением очередного стратегического партнера. На этот раз в лице Турции. Тем более, что практический потенциал у такого партнерства как минимум не меньше чем в случае с КНР. А историческая база полна символизма: и в 1918, и после роспуска СССР Турция была одной из первых стран, признавших восстановление независимости Беларуси. Причем в последний раз это случилось 25 марта 1992 года. Ещё раз: символы имеют значение в международных отношениях. Наши страны могут переходить к делам.
В том числе и к делам в сфере безопасности. Турция располагает мощными разведывательными позициями в регионе Большого Ближнего Востока. Который интересен Минску с точки зрения экономики и политики. Беларусь, в свою очередь, может помочь углубить понимание Анкарой ситуации на постсоветском пространстве. В том числе и по вопросам, о которых в газетах не пишут. Обе стороны могут стать друг для друга технологическими донорами в сфере ВПК: беларуские системы управления, РЭБ, связи, оптика, колесные шасси, системы киберзащиты в обмен на турецкие наработки в области беспилотной авиации, боеприпасов и главное – ракетные технологии. РСЗО «Полонез» с дальностью пуска в 300 км – этого уже мало. А турецкий J-600T Yıldırım III с дальностью пуска в 900 км – в самый раз.
