За два года стало ясно, что реформа РАН не принесла обещанного чиновниками эффекта
Академическая наука по итогам двух лет реформы никакого импульса к развитию не получила, считает вице-президент РАН, председатель Сибирского отделения Александр Асеев. Это мнение он высказал на общем годовом собрании научного сообщества.
«ФАНО (Федеральное агентство научных организаций) теряет те бюджетные строчки, которые Академия приобрела тяжелым трудом», — цитирует Асеева РИА «Новости».
По словам учёного, отказано, в частности, в финансировании строительства Национального гелиогеофизического центра в Восточной Сибири. Под вопросом проведение по поручению президента России комплексной экспедиции в Республике Саха (Якутия). На них в бюджете нет денег.
«Осуществляемая ФАНО реструктуризация институтов по территориальному признаку, когда физиков-теоретиков объединяют со специалистами по оленеводству ― это полный абсурд», — сказал Асеев.
— Полгода назад я стал директором, — говорит руководитель Института спектроскопии РАН Виктор Задков. — На моих глазах происходит резкое ухудшение финансирования со стороны государства. Причём научная деятельность практически не финансируется. Деньги выделяются на зарплаты сотрудникам и расходы ЖКХ. Этих денег было не так много, но их ещё и урезали, притом, что стоимость коммунальных услуг растёт. Что это означает? Это означает, что мы должны либо сокращать численность научных сотрудников, либо оплачивать им меньше рабочих часов. А обязанность оплачивать расходы ЖКХ с нас никто не снимал.
«СП»: — Считалось, что создание ФАНО освободит учёных от ненужных бюрократических процедур. Так ли это?
— Я сам надеялся, что так и будет, и можно будет посвящать больше времени именно науке. Однако сейчас вижу, что всё это абсолютно не так. Институты как занимались бюрократической работой и проблемами ЖКХ, так и вынуждены заниматься этим. Поток директив и указаний постоянно растёт. Я около 40% рабочего времени занимаюсь вещами, не имеющими отношения к науке: отчётами, бюрократическими процедурами. Рядовые сотрудники тоже должны постоянно писать отчёты о своей деятельности. Это напоминает систему, которая сама себя генерирует.
Пока незаметно, чтобы ФАНО стремилось взять на себя хозяйственные проблемы института. Вся ответственность по-прежнему лежит на учёных.
Я отвечаю за выплату зарплаты своим сотрудникам. ФАНО в этом никак не участвует. Получается, что мы должны сами искать деньги на развитие. Мы хотим зарабатывать на рынке. Но рынок науки очень мал, к сожалению. Главная проблема — очень мало отечественных заказчиков, которые бы заказывали научные или прикладные исследования.
Раньше за любым серьёзным заказом стояло государство. Деньги давались, исходя из интересов важных для страны научных исследований. А сейчас — крутись, как хочешь, пытайся найти себе заказчика. При этом компании, вроде «Роснефти», «Газпрома», крайне мало вкладывают в научные разработки.
«СП»: — То есть, перспектив для развития российской науки пока не просматривается?
— Ситуация неоднозначная. Я всё ещё надеюсь, что с нас снимут бюрократическую часть. Да, в прежней системе РАН были примеры неэффективного использования имущества. Но было — и наоборот. Плохо, что разом решили всё это изменить. Ломать — не строить. А сейчас, похоже, пытаются всё сломать, чтобы построить с нуля. Наверняка что-то построят. Но будет ли в итоге та наука, которая уцелеет, отвечать масштабам нашего государства? Науки в чистом виде сейчас всё меньше. Хотя, несмотря на плохое финансирование, статистика последних пяти лет удивляет. Если брать «топ-результаты» научных исследований всего мира, России там принадлежит 6,5%. А Китай, где науку финансируют в сотни раз больше, дал всего 14,5%. То есть наши учёные, несмотря на трудные условия, поддерживают статус России, как научной державы. Но чтобы наука развивалась, необходимы регулярные финансовые вливания. Пусть даже относительно небольшие, но регулярные. Пока же мы сталкиваемся с тем, что у нас абсолютно нет денег на закупку аппаратуры для ведения научной деятельности. Главное, что пока не потеряно — люди, которые хотят и умеют работать.
— За два года я лично не заметил никаких положительных подвижек, — говорит член-корреспондент Российская академии космонавтики имени Циолковского, Юрий Караш. — Сейчас разного рода управленцы решают, кому, какой группе учёных дать материально-техническую базу для исследований. Но что могут понимать эти управленцы в аэродинамике, сопротивлении материалов, физической химии? Они в лучшем случае дебит с кредитом могут свести. Откуда они могут знать, какое направление стоит развивать сейчас, а какое можно отложить на время? Пока самым заметным результатом реформы стало то, перефразируя классика, что российским учёным стали давать в Вольтеры фельдфебелей.
Алексей Верхоянцев