 |
| Академик РАН Алексей Ремович Хохлов |
| Источник: ru.wikipedia.org |
Научный сотрудник лаборатории квантовых симуляторов и интегрированной фотоники Российского квантового центра в технопарке «Сколково» в Одинцовском районе Московской области собирают установку для получения бозе-конденсатов атомов тулия.
Почему в России 10% научных организаций отвечают за 80% результатов и что можно сделать, чтобы сделать это распределение более равномерным, в продолжение дискуссии о реформе российской науки в «Газете.Ru» рассуждает академик РАН Алексей Хохлов, глава совета по науке при Минобрнауки, проректор МГУ.
Уже несколько лет в России происходит реформа научной сферы. Ее наиболее заметными проявлениями в 2015 году стали обновление и омоложение директорского корпуса институтов ФАНО, новый порядок проведения конкурсов на научные должности, избрание в качестве профессоров РАН пяти сотен ведущих ученых в возрасте до 50 лет. Хотя реформа пока осуществляется довольно робко и для рядовых научных работников она не слишком заметна, по всему видно, что Рубикон перейден и возврата к старым порядкам уже не будет.
Подтверждением курса на реформу стало январское заседание Совета по науке и образованию при президенте Российской Федерации. Я считаю очень важным, что президент Российской Федерации поднял ключевой вопрос о соотношении «раздачи и отдачи» в российской науке и поддержал идеи опережающей поддержки успешных центров и сокращения финансирования бесперспективных групп.
Большой резонанс вызвали впервые прозвучавшие цифры о том, что 10% организаций отвечают за 80% научных результатов.
Почти сразу же после заседания 21 января раздались голоса «огласить список» 10% ведущих институтов. При этом забывается важное обстоятельство. Те или другие организации могут входить или выходить из числа ведущих в зависимости от способа подсчета или области науки, но сами цифры (10 и 80%) останутся неизменными. Они являются характерным признаком уравнительной системы, когда оплата труда слабо зависит от полученных научных результатов. Это хорошо видно на примере системы персональных рейтингов, недавно введенной в МГУ: разные факультеты приняли совершенно разные формулы подсчета рейтингов, но результат всюду получился примерно одинаковый — 20% сотрудников ответственны за 80% баллов по рейтингу.
С другой стороны, на основе моего многолетнего опыта работы экспертом РФФИ могу точно сказать, что там распределение числа статей по проектам гораздо более равномерное. Думаю, что в РНФ такая же ситуация. Более того, я посмотрел на цифры по числу опубликованных статей для известных мне институтов системы общества Макса Планка в Германии. И там тоже наблюдается гораздо более равномерное распределение числа статей по научным сотрудникам одного должностного уровня.
Вообще говоря, равномерность распределения — характерный признак научного сообщества, которое отрегулировано не на уравнительной, а на конкурсной основе.
Таким образом, для меня основной вектор реформы научной сферы, заданный январским заседанием Совета по науке и образованию, понятен и близок — он состоит в переходе от уравнительного к преимущественно конкурсному распределению финансирования.
Подчеркну, что в системе, основанной на конкурсности, должны быть не только конкурсы типа тех, которые сейчас проводят РФФИ или РНФ. В большинстве развитых в научном отношении стран этот тип конкурсов характерен для привлечения в группу научного лидера молодых ученых — аспирантов и постдоков. Но есть и другие конкурсы — на занятие позиций (или, по-нашему, ставок), особенно постоянных позиций. Вот здесь число претендентов может доходить до нескольких сотен на одну позицию. Ученый может находиться в статусе постдока много лет, прежде чем он сможет такую позицию занять, а часто бывает, что ему это вообще не удается. С другой стороны, после получения постоянной позиции «ставка» научного лидера обеспечена до пенсии, и ему надо заботиться не о себе — о привлечении молодых ученых в свою группу. На пути к такой системе министерством сделан важный шаг: уже несколько месяцев действует новый порядок проведения конкурсов на научные должности.
Впрочем, я должен сказать, что пока он не заработал в полную силу.
На сегодняшний день на портале ученые-исследователи.рф по региону Москва всего размещено около двухсот объявлений о вакансиях. Мне кажется, что министерству следовало бы взять этот вопрос на особый контроль.
Если вернуться к конкурсам на получение финансирования, есть разные пути проведения конкурсов. Один из этих путей — это конкурс организаций. В наиболее явном виде он отражен в документе «О концепции программного управления реализацией научных исследований», недавно подготовленном руководством ФАНО. Грубо говоря, идея состоит в следующем: в той области, где какой-либо институт осознает себя головным в России, он предлагает создать Комплексную программу научных исследований (КПНИ), куда другие (неголовные) институты, работающие в той же области, включаются в качестве соисполнителей. Головные институты определяются на конкурсной основе, но после этого поле науки де-факто оказывается разбитым на «делянки», контролируемые головными организациями. Мне кажется, что такая система, хотя и основана на конкурсе, работать не будет, поскольку она убивает конкуренцию в науке, а это прямой путь к загниванию.
По меткому выражению одного моего коллеги, это даже не феодализм, а возврат к временам Золотой орды, когда «неголовной» директор должен ездить к «головному» за ярлыком на княжение.
Система конкурсов, которую предлагает совет по науке при Минобрнауке, совсем другая: конкурсы ведущих лабораторий и ведущих ученых, описанные в методических рекомендациях по распределению субсидий между научными организациями в рамках государственного задания. Примерно год назад эти идеи встретили ожесточенное сопротивление части ученых, работающих в институтах ФАНО. В результате согласительных переговоров летом прошлого года удалось найти компромисс: конкурс объявляется только на дополнительное финансирование, полученное сверх базового.
Сейчас мы уже прожили более полугода с того времени, и становится ясно, что дополнительного финансирования ждать придется довольно долго. Вернее, математики могут сказать, что оно есть, но отрицательное: происходит регулярное сжатие расходов на науку: сначала на 10%, потом еще на 10% и т.д. Эти уменьшения бюджета равномерно спускаются вниз по институтам (опять уравнительный принцип!), а уж директора выбирают, какие статьи расходов сократить, как правило, «подрезая» все, кроме зарплаты (а это уже точно дискриминация активных ученых, ведь бездельникам ничего, кроме зарплаты, и не нужно!).
Зададимся вопросом: а разумная ли это политика? Если 10% организаций отвечают за 80% результатов, то зачем их-то подрезать?
Сейчас в Минобрнауке собраны количественные данные, которые позволяют провести мониторинг научной результативности организаций по многим параметрам, сформированы референтные группы, так что можно надеяться, что межведомственная комиссия скоро обнародует результаты первого рейтинга научных организаций. И в принципе ничто не будет мешать ставить степень сокращения бюджета организации в зависимость от места в рейтинге.
Но не все так просто.
Действительно, место института в рейтинге – это «средняя температура по больнице»; в хороших институтах есть слабые лаборатории, а в плохих институтах — сильные.
Если этого не учитывать, то получится, как всегда, «лес рубят — щепки летят». Совет по науке при Минобрнауке всегда настаивал на проведении оценки по лабораториям и по отдельным ученым как более адекватной, отсюда идея конкурсов ведущих лабораторий и ведущих ученых.
Обычное возражение: эта процедура слишком сложна в реализации. Но на самом деле это не так сложно. Действительно, десять лет назад в РАН была предпринята частично успешная попытка ухода от уравнительного принципа через ПРНД. В МГУ недавно была введена система персональных рейтингов, основанная на количественном учете достижений каждого сотрудника, занесенных им самим в систему «Наука — МГУ» (ИСТИНА), с последующей верификацией этих данных. Это позволило принимать ряд управленческих решений не на основе уравниловки, а с учетом персонального рейтинга сотрудников. В МГУ сосредоточена значительная часть всей высокорейтинговой науки в Российской Федерации, поэтому я не вижу принципиальных сложностей для масштабирования нашего опыта на все научные учреждения России.
Собственно говоря, в 2012 году мы и предлагали сделать «карту российской науки» на основе принципов, заложенных в ИСТИНА, но тогда по итогам тендера мы пришли вторыми, а первенство было отдано компании PricewaterhouseCoopers, которая успешно провалила этот проект.
Если будут введены персональные рейтинги всех научных сотрудников, работающих в Российской Федерации, то это может стать мощным инструментом принятия адекватных управленческих решений в условиях сокращающегося финансирования российской науки. Рейтинги отдельных научных лабораторий могут быть подсчитаны на основе рейтингов научных сотрудников, что откроет путь к оценке результативности лабораторий. Собранные данные покажут реальную картину распределения кадрового потенциала в Российской Федерации, помогут в формировании сети центров превосходства и в работе советов по приоритетным направлениям научно-технологического развития России, создание которых предусмотрено в поручениях президента Российской Федерации по итогам январского заседания совета, да и в определении самих этих приоритетов.
Тщательный анализ количественных показателей в комбинации с независимой экспертной оценкой позволят наконец отойти от уравнительного принципа регулирования научной сферы и установить разумную систему преимущественно конкурсного финансирования. Только так, а не останавливаясь на уровне оценки организаций в целом, можно изменить соотношение раздачи и отдачи в российской науке и кардинально улучшить баланс 10% — 80%, о котором говорилось на недавнем заседании Совета по науке и образованию при президенте Российской Федерации.
Алексей Хохлов
