Лучшей школой для армии послужила война, но стоит ли доводить ситуацию до такой принудительной учебы?
Чем отличаются геополитические условия, в которых мы решали задачи обороны страны во время Великой Отечественной войны, и те, в которых приходится принимать решения в наше время?
В то время задачи решались главным образом вооруженным путем, хотя широко применялись дипломатическая, экономическая, информационная и другие невоенные формы противоборства. Сама война понималась прежде всего как продолжение политики средствами вооруженного насилия. В недавно принятом законе «Об обороне» (ст. 18) война и сегодня так трактуется. Но теперь, когда технические возможности и масштабы, в каких они используются, значительно увеличились, некоторые философы и политологи все чаще ставят вопрос о том, что подобное применение невоенных средств уже означает войну. То есть надо принимать другие законы о военном времени или изменять их толкование. В некоторых академиях стали делить войны на традиционные, когда применяют вооруженное насилие, и нетрадиционные, когда задействуются иные средства. Но в истории не было такой войны, в которой совсем не использовались экономические, информационные и тому подобные формы противоборства.
Многовекторная готовность
С учетом изменившихся условий определение сущности войны в какой-то степени необходимо, видимо, пересматривать. Но такие понятия и законы не может устанавливать каждая страна только для себя. Нам нужно вместе с МИДом, РАН вырабатывать обоснованные предложения по этому вопросу и выносить их на рассмотрение ООН.
“Махмут Гареев: «Уже финская война 1939–1940 годов показала серьезные изъяны в подготовке войск. И слабее всего выглядели не роты и батальоны, а высшие органы управления»”
Президент РФ Владимир Путин в Послании Федеральному собранию отмечал: «Надо, чтобы мы отчетливо понимали: ближайшие годы будут решающими, а может быть, даже переломными для всего мира, который вступает в эпоху кардинальных перемен».
Сейчас такое время, когда стремление отдельных стран сохранить суверенитет объявляется вообще устаревшим. Запад стремится, чтобы весь мир управлялся из одного центра. Дело дошло до того, что Франция, когда-то великая страна, теперь не смеет продать два корабля без разрешения США. На этом фоне теряют свое значение ООН и другие международные организации.
Экспансия готовится не только военно-политическая, но и экономическая. Одновременно упор сделан на разработку альтернативных энергетических ресурсов, чтобы лишить Россию доходов от добычи и продажи газа и нефти, поставить нас перед угрозой социально-экономического обвала. Происходит перемещение центра деловой жизни и приложения капиталов в АТР, как следствие этого – расширение присутствия США и НАТО в Центральной Азии, что затрагивает национальные интересы России на постсоветском пространстве и ее безопасность.
Угроза связана с информационными и другими подрывными действиями, созданием управляемого хаоса с целью провоцирования различного рода волнений, свержения неугодных властных структур изнутри и нарушения внутренней устойчивости государства, как это было сделано в Ираке, Ливии, на Украине.
В наше время основным фактором, сдерживающим начало новой крупномасштабной войны, является ядерное оружие. Поэтому главная ставка кукловодами современного мира делается на достижение политических целей двумя путями. Во-первых, подрывными действиями, «цветными революциями» внутри противостоящих стран, крупномасштабными информационными акциями. Во-вторых, когда требуется применение силы, развязыванием локальных войн и конфликтов, как было в Югославии, Ираке, Южной Осетии, Афганистане и как пытаются сделать в Сирии, Иране. Чтобы гарантировать безопасность страны от таких угроз, Россия должна быть сильной и мощной, прежде всего в экономическом и технологическом отношении. Но именно в этой области больше всего проблем.
По расчетам академика Дмитрия Львова, в стоимости российского ВВП 82 процента составляет природная рента, 12 процентов – амортизация промышленных предприятий, созданных еще в советское время, и только шесть процентов – непосредственно производительный труд. Следовательно, 94 процента нашего дохода образуется за счет проедания прежнего наследия и природных ресурсов. Ежегодно 70–80 миллиардов долларов уходит за рубеж. Такая экономика не может обеспечить перспективные национальные интересы. Она порождает регионализацию и распад страны. Следовательно, рано или поздно надо коренным образом менять экономический курс, отказываться от сырьевого уклона. Без этого ни в одной отрасли никакие реформы невозможны и главное – в перспективе не удастся обеспечить национальную безопасность России, ее надежную оборону.
Не будем примером современного развития – перестанем быть востребованы даже нашими соседями по СНГ. За рубежом и в нашем Отечестве есть силы, готовые отчаянно противодействовать интеграции. Они будут стремиться оторвать от этого процесса братские страны, что наглядно проявилось на Украине.
Услышьте ветеранов!
Совершенно по-новому встают проблемы внутренней безопасности. Как показали трагические события в станице Кущевской, на Урале, в других районах, местная власть и правоохранительные органы оказываются порой в зависимости от криминальных элементов. Нужно взглянуть в более широком плане на проблему внутренней прочности, устойчивости государства. Поднимать роль и ответственность губернаторов, других органов местной власти.
Главная и самая срочная задача государства и общества в новых условиях – обеспечить единство и сплоченность народов России, пресечь экстремизм и сепаратизм. Уже говорилось о необходимости создания не комиссии, а полноценного министерства по делам национальностей, где должны состоять не чиновники, а мудрые и образованные люди, знающие проблемы не по книжкам, а из глубинных истоков жизни.
Экстремизм нужно пресекать у его истоков, находить тех, кто оплачивает и провоцирует его, в том числе и СМИ, призывающие к ликвидации национальных автономий и созданию унитарных губерний, чего не было даже при царском режиме. Дружба народов, их сплочение во главе с великим русским народом во имя защиты Отечества явились важнейшим фактором, обеспечившим нашу победу в Великой Отечественной войне. Надо беречь это наследие. Россия как многонациональное государство может сохранить свою устойчивость и целостность только в том случае, если будет развиваться на основе последовательного проведения в жизнь принципов федерализма.
Важнейшее условие обеспечения надежной национальной безопасности – единство армии и народа. Без массовой поддержки идей защиты Отечества боеспособные Вооруженные Силы создать невозможно. Когда правозащитники и другие «грантоеды» открыто публикуют инструкции, как уклоняться от военной службы, они подрывают основы оборонного сознания народа. За подобные антигосударственные деяния должна быть установлена более строгая ответственность.
В конце прошлого года правительством издана государственная программа «Патриотическое воспитание граждан РФ на 2016–2020 годы». Конечно, постановления положено безоговорочно исполнять. Но мы, ветераны, как люди старшего возраста не можем не обратить внимания на практику составления таких документов. Соисполнителями названы 23 различных министерства и ведомства, в том числе Минобороны. Функции координатора возложены на Федеральное агентство по делам молодежи. То есть по этой программе младшее поколение должно само себя воспитывать да еще приглядывать за старшими. В числе ответственных за патриотическое воспитание населения упомянут Фонд поддержки российского флота, но не поставлены задачи ветеранским организациям. Нет увязки с тематикой Великой Отечественной войны. Хотя героическое прошлое России имеет в деле патриотического воспитания личного состава огромное значение. А наши либералы требуют какого-то покаяния за то, что мы сделали во время войны.
Президент назвал ветеранов-фронтовиков совестью нации, но в комиссии Сергея Нарышкина по противодействию фальсификации истории не было ни одного участника Великой Отечественной. Нет их и в Общественном совете при президенте РФ. Теперь создали Российское военно-историческое общество, где тоже ни одного ветерана.
Новая война – новые проблемы
В соответствии с многовекторным и многообразным характером угроз появляются различные виды войн, которые могут быть навязаны России. Из этого следует необходимость для армии и флота быть в первоочередной готовности к выполнению боевых задач в локальных вооруженных конфликтах, антитеррористических операциях, а страна должна быть отмобилизована для вероятных региональных и крупномасштабных войн. Это объясняется тем, что вооруженные конфликты между крупными странами или несколькими малыми, особенно когда они поддерживаются извне другими государствами, имеют тенденцию к расширению. Не исключена антироссийская экспансия регионального масштаба. Вообще нет никакой гарантии, что войны за обладание основными ресурсами планеты удастся ограничить определенными рамками.
Однако в некоторых наших высших кругах, среди экспертов либерального толка считается хорошим тоном говорить о том, что России могут угрожать только локальные стычки и террористические действия.
Да, последние представляют большую опасность. Главный их источник – крайняя бедность и бесправие населения, подпитанные религиозными воззрениями, которых толкают на свержение существующей власти. Захватываются нефтеносные районы, создаются плацдармы для агрессии против других стран, в первую очередь против России. Некоторые запрещенные в нашей стране террористические группировки, вроде «Аль-Каиды» и ИГ, повоевали уже и за американцев, и против них. Одновременно засылкой беженцев и заодно экстремистов оказывается давление на европейские страны. Наращиваются усилия НАТО на восточных границах альянса, предпринимаются агрессивные действия на Украине, в Молдавии, других странах.
Руководители США прямо подчеркивают, что главный враг – Россия. Накануне Второй мировой нашей стране удалось нейтрализовать Японию, Турцию, разрушить намечавшийся союз Германии с Англией, Францией и США. Теперь Россия без других союзных республик, составлявших СССР, выступает на международной арене по существу одна, если не считать Белоруссию. Какие-то страны отошли, другие, как Украина или Прибалтика, стали на данный момент заведомо враждебными. Соответственно в несколько раз уменьшился состав ВС. Но в основном сохранился ядерный потенциал, что пока сдерживает агрессию против нашей страны. Однако уже десять лет США готовят внезапный массированный удар высокоточным оружием, чтобы ликвидировать и этот важнейший фактор стратегического сдерживания. Первая наша задача в области обороны – не допустить этого.
Вопрос крупномасштабного противостояния в последнее время истолковывается таким образом, что никаких массовых сражений, тем более с применением большого количества танков, больше не будет. Произойдут боевые столкновения в воздухе, в космосе и через несколько суток все закончится. Управление войсками будет осуществляться по сетецентрической системе, решения для командиров в нескольких вариантах выработают компьютеры, они же мгновенно доведут задачи до подчиненных.
Но и Первая, и Вторая мировые войны начались с высокоманевренных действий, лишь затем стремление обеспечить фланги и тылы приводило к определенной (в будущем, может быть, более кратковременной) стабилизации фронта. Тогда приходилось и прорывать оборону, и не только наступать, а порой и отступать. Уничтожать сразу по мере выявления все цели и объекты противника тоже невозможно – просто не хватит боеприпасов, к тому же очень дорогих для высокоточного оружия. Или, скажем, зачем каждому солдату видеть ту же обстановку, что и командарму? Возникает много подобных вопросов, на которые нет и, видимо, не будет вразумительных ответов.
Да и что такое локальная война? По американским взглядам, война в Корее начала 50-х относится к конфликтам средней интенсивности, а там с обеих сторон принимали участие около 2,5 миллиона человек. Для оккупации Ирака или Афганистана привлекались войска нескольких десятков стран. Согласно теории войн шестого поколения считалось, что в первую очередь необходимо уничтожать административные, промышленные центры, а не сухопутные группировки. Предполагалось, что они сами сдадутся.
Если это передовая мысль, то почему же мы в 2008 году не стали действовать подобным образом – разрушать города, важнейшие объекты инфраструктуры, аэродромы Грузии, дабы вынудить режим Саакашвили капитулировать, не задействуя Сухопутные войска? Прежде всего потому, что агрессия Грузии была подготовлена под эгидой США и в случае более широких наших действий мы могли столкнуться с Соединенными Штатами и НАТО. Как позже на Украине.
Рано списывать танки
Автоматизированные системы управления, робототехника, беспилотные разведывательные и ударные средства, оружие на новых физических принципах вносят много изменений в характер военных действий. Академия военных наук призвана основательно исследовать все новшества. Но при этом не отрываться от реальной действительности и объективно, предметно, конкретно подходить к изучению явлений.
Скажем, почему не будет больше танковых сражений? На чем основаны такие суждения? Сейчас на вооружении армий США, КНР, Индии, НАТО, России и других стран десятки тысяч танков и БМП. Куда они денутся с началом войны? Останутся на складах, чтобы не портить новый облик борьбы, или будут утилизированы? Сама объективная обстановка вынудит использовать все виды вооружения, в том числе и танки, для решения возникающих боевых задач. В зоне Персидского залива в 1991 году воюющие стороны имели свыше 10 тысяч танков. Это больше, чем в Берлинской операции 1945-го, где с обеих сторон действовало 6300 танков.
Да и борьба с террористами ведется не только мелкими группами. Они могут захватывать целые страны, устанавливать там свою власть, как в Афганистане. И войсковые, и специальные подразделения, частные военные формирования более 50 стран НАТО участвовали в оккупации этой страны. А война продолжается.
“С навязанной нам тенденцией огражданивания военной службы следовало бы основательно разобраться”
Широкое применение спецподразделений, террористических и так называемых ЧВК, миротворческих сил, манипулирование и насильственное вовлечение населения создают сложную, запутанную обстановку в зоне вооруженных конфликтов, где необходимо учитывать и решать не только оперативно-тактические, но многие социально-политические, а иногда военно-дипломатические вопросы. Совершенно по-другому стоят задачи охраны коммуникаций. По опыту Афганистана мы знаем, что в некоторые периоды для этих целей приходилось выделять до 60–70 процентов сил и средств воюющих дивизий. В наше время уже невозможно, как иногда было во время Великой Отечественной, выделять для охраны штабов, тыловых органов боевые подразделения. Поэтому мы говорим, что все техники, медики, юристы должны быть военными. Они кроме выполнения прямых обязанностей обязаны уметь организовать охрану, размещать и перемещать подчиненные подразделения и органы на поле боя. Вообще с навязанной нам тенденцией огражданивания военной службы следовало бы основательно разобраться.
При современном характере вооруженной борьбы центр ее тяжести и основные усилия переносятся в воздушно-космическое пространство. Ведущие государства главную ставку делают на завоевание господства в воздухе и космосе путем проведения в самом начале войны массированных воздушно-космических операций с нанесением ударов по стратегическим и жизненно важным объектам по всей глубине страны.
Это требует решения задач ВКО не только сугубо оборонительными средствами ПВО, ПРО, а объединенными усилиями всех видов ВС с решительным применением активных способов действий при централизации управления в масштабе Вооруженных Сил под руководством ВГК и Генштаба. Во время Великой Отечественной 89 процентов самолетов противника были уничтожены ИА и ударами по аэродромам. Часто ссылаются на опыт вьетнамской войны, где большая часть авиации противника поражалась зенитными ракетами. Но вьетнамцы не имели сопоставимого количества ударной и истребительной авиации. Некому было сбивать самолеты, кроме ЗРВ.
Дайте «оборонке» Министерство
Президент Владимир Путин внес на рассмотрение в Госдуму проект изменений в закон «Об обороне» и некоторые другие акты Российской Федерации.
Закон дополняется, в частности, ст. 21, согласно которой разрабатывается план обороны страны, включающий в себя комплекс взаимоувязанных документов. В ст. 22 разъясняется понятие «территориальная оборона», определяются мероприятия не только федерального, но и регионального уровня в период действия военного и чрезвычайного положения. Согласно проекту предусматривается отнести к полномочиям президента утверждение положения о Генеральном штабе. Это означает крупный шаг вперед в совершенствовании стратегического планирования оборонных мероприятий. Очень важно обеспечить согласованность стратегических действий ВС с задачами и работой других силовых ведомств, мобилизацией, переводом народного хозяйства на военное положение.
С учетом вновь возникших современных угроз целесообразно также планировать и осуществлять согласованное противодействие им в политико-дипломатической, экономической, информационной, технологической, психологической и других сферах. Все акции и мероприятия, проводимые по линии МИДа, внешнеэкономических связей, разведывательных и контрразведывательных органов Минобороны, МВД, ФСБ, погранслужбы, должны осуществляться под руководством Совета безопасности, исходя из общего стратегического плана при ведущей роли Генштаба.
Для повседневной координации было бы полезно наряду с повышением роли ГШ наделить министра обороны правами заместителя Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами РФ не только на военное, но и на мирное время.
Как уже неоднократно предлагалось, целесообразно иметь и Министерство оборонной промышленности, но без прежних хозяйственных функций, с главной задачей – координировать деятельность предприятий ОПК, инициировать инновационные технологии, организовать подготовку необходимых отрасли инженерно-технических кадров.
Большие надежды возлагаются на Фонд перспективных исследований, который будучи связан с РАН, научно-исследовательскими и конструкторскими учреждениями Минобороны и ОПК, занимался бы инновационными технологиями.
Воевать рачительно
При сравнительной слабости нашего экономического потенциала главный упор желательно сделать на асимметричные средства и способы действий. Известно, например, что у современных ведущих государств связь, навигация, разведка и все управление стратегическими ядерными силами, ПРО, высокоточным обычным оружием осуществляются через космос. Обрушение всей этой системы может нивелировать преимущество противостоящей стороны. Во время войны в Ираке даже простейшие обогреватели своим излучением отводили ракеты от цели.
Мы десятилетиями исходили из положения Энгельса о том, что военное искусство определяется развитием оружия и техники. В принципе это положение остается в силе. Но теперь, когда оружие все больше дорожает, ограничиваться одной стороной этого дела нельзя. В наше время сама военная наука призвана предметно определять векторы развития вооружений, разрабатывать конкретные оперативно-стратегические и тактические требования.
При этом в нашей политике и стратегии мы должны быть максимально осторожными, в конфликты без особой надобности не ввязываться. Но когда требуется и нет другого выхода, придется идти на такие рискованные акции, как на Кубе в 1962 году. Ведь США установили свои ракеты в Турции, в непосредственной близости от нашей территории, не скрывали своего намерения вторгнуться на Кубу. В свое время надо было помогать Афганистану, но вступать туда сразу более крупными силами. Необходимо было защищать и Сирию. Иначе террористы захватили бы там власть. Наши доблестные летчики и моряки достойно выполняют там свои задачи. Но при всех обстоятельствах лучше всего решать их так, как в Крыму.
Экономическая, политико-дипломатическая, информационная борьба и другие способы противоборства (в том числе военные) должны проводиться в тесном взаимодействии. Если бы перед вступлением советских войск в Восточную Пруссию предупредили хотя бы старшее звено командиров о том, что в будущем это будет наша территория, мы не видели бы там таких надписей, как «почище Смоленщины отработаем». Да и на полях сражений следует учитывать экономические, политические интересы. Так, в Сандомирско-Силезской операции командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев решил окружить и уничтожить немецкую группировку в Силезии. Но Ставка его поправила, потребовав оставить узкую полосу для выхода противника без затяжных боев, чтобы было меньше разрушений в этом промышленном районе.
В наше время все это должно закладываться в единый замысел предстоящих взаимоувязанных стратегических, политико-дипломатических, экономических, информационных и других видов противоборства.
Нас научила война
Подготовка Вооруженных Сил имеет две стороны. Первая – правильно предвидеть характер вооруженной борьбы и на основе этого определить, чему учить органы управления и войска. Вторая сторона – как учить, какой должна быть методика оперативной и боевой подготовки, чтобы достигнуть цели.
Сталин в конце войны говорил: «Самое лучшее, самое важное, чего мы добились в этой войне, – это наша армия, наши кадры. В этой войне мы получили современную армию и это важнее многих других приобретений». К концу Великой Отечественной советские Вооруженные Силы обладали такой несокрушимой мощью, таким военным профессионализмом, были настолько слаженным во всех отношениях организмом, что никто в Европе уже не мог им противостоять. В связи с этим возникает один из самых глубинных и сокровенных вопросов военной истории: чем же наша армия 1941-го, терпевшая тяжелые неудачи, отличалась от армии 1945-го, уверенно и блистательно завершившей войну?
Коренные качественные изменения произошли прежде всего внутри нее. Война вынудила все общество – и военных, и штатских – совсем другими глазами взглянуть на судьбу страны и задачи по защите Отечества. Боевая обстановка не прощала формализма и ошибок, сурово наказывала за любые упущения в разведке, огневом поражении, обеспечении войск. Непрерывные и напряженные боевые действия обогащали боевым опытом, закаляли военные кадры, делали их более стойкими, мудрыми и уверенными в своих силах, вынуждали овладевать непостижимыми в 1941-м секретами военного искусства. Но потребовались большие жертвы и усилия, время, пока большинство командиров овладели искусством практического воплощения основных канонов военной науки.
В мирное время трех-четырехсуточное учение считается большим событием и, конечно, многое дает для боевой выучки и боевого слаживания соединений и частей. А то – четыре года (1418 суток) непрерывной учебы в действительно боевых условиях. Командиры, штабы и войска не только получали боевую практику. Они на протяжении всей войны и в перерывах между боями напряженно занимались. Многократно тренировались в выполнении боевых задач, воссоздавая соответствующую оборону противника и на местности, схожей с той, на которой предстояло действовать.
Во время войны все было отлажено и доведено до совершенства. Приведу маленький пример. Кто был на учениях, не мог не заметить, сколько бывает суеты и беготни, чтобы переместить на новое место командный пункт. Во второй половине войны командир дивизии, иногда не говоря ни слова, показывал начальнику оперативного отделения место, куда переместить пункт управления. И уже без особых указаний заранее назначенные для этого оператор, разведчик, связист, сапер знали, на какой машине куда ехать, что взять с собой и как все обустроить. Такая слаженность в действиях была везде, во всех звеньях – от Ставки до подразделения. Функциональные обязанности каждого воина, должностного лица были отработаны до автоматизма. Это обеспечивало высокую организованность, взаимопонимание и слаженность управления.
Разумеется, в мирное время невозможно постоянно с таким напряжением заниматься боевой выучкой. Вместе с тем не получая длительное время боевой практики, любая армия постепенно закисает, механизмы ее функционирования начинают ржаветь.
Через десять лет после войны я проводил учение со всеми разведорганами и подразделениями дивизии. Цели противника имитировались. В результате разведорганами и их подразделениями за трое суток непрерывной работы было реально разведано всего 10 процентов целей. Тогда присутствовавший на учении начальник штаба Белорусского военного округа приказал минскому военкому призвать артиллерийских и бывших разведчиков из запаса (казалось бы, 10 лет прошло, они утратили часть практических навыков), но они за то же время вскрыли до 30–50 процентов целей противника. В этом весь секрет того, как занимались разведкой в мирное и военное время. В этом отношении можно брать пример с наших артиллеристов. У них артстрелковые тренировки были законом и проводились в любой обстановке. Это передалось потом египетским, сирийским и афганским артиллеристам, где были наши советники.
Противоборствующие стороны перенимали опыт друг у друга. Например, в нашей армии была выработана более совершенная система огневого поражения, осуществляемая в виде артиллерийского и авиационного наступления. В немецких дивизиях было примерно в полтора раза больше артиллерии, чем в наших. Но наличие у нас мощного резерва артиллерии ВГК и маневр его на решающие участки фронта привели к тому, что у нас постоянно участвовало в активных боевых действиях до 55–60 процентов орудий, в то время как в германских войсках – лишь около 40 процентов.
Понесшие большие потери дивизии германское командование обычно расформировывало и комплектовало новые, что затрудняло сплачивание. У нас нередко сохранялись и вели боевые действия дивизии численностью три – пять тысяч. Поэтому соответствующих соединений и объединений было больше, чем у немцев. Но при сохранении костяка, имеющего боевой опыт офицерского состава в дивизионном-полковом, а во второй половине войны и в батальонном звеньях, легче было доукомплектовывать эти подразделения и включать пополнение в строй.
Опыт Великой Отечественной, локальных войн, в которых участвовало старшее поколение, нужно изучать и осваивать сугубо критически, творчески, с учетом современных условий, объективно вскрывая ошибки прошлого. Без этого невозможно извлечь должных уроков, необходимых сегодня и завтра.
Генералы, за парту
Надо бы еще раз задуматься, как мы все это сделали и достигли? Как вообще за два-три года совершили то, что не удалось за 20 предыдущих лет? Ведь уже финская война 1939–1940 годов показала серьезные изъяны в подготовке войск. И слабее всего выглядели не роты и батальоны, а высшие органы управления.
Сейчас, когда выясняется, что за все предвоенные годы ни с одним управлением округом не было проведено ни единого учения, некоторые возражают: как же, были знаменитые Киевские или Белорусские маневры. Но на них командующий и его штаб не выступали в роли обучаемых, они сами разрабатывали эти маневры и руководили действиями той или другой стороны. Да и сегодня командующие округов и флотов, начальники штабов не в полной мере выступают на КШУ в качестве обучаемых. Мы считаем вполне логичным требованием, что командир роты или батальона должен систематически тренироваться в управлении своими подразделениями в бою. А разве у командующего округом или другого вышестоящего начальника менее сложные обязанности на войне?! В последнее время Верховный главнокомандующий, министр приняли решение о разработке плана обороны страны, в чем должны участвовать Генштаб и другие структуры. Но ведь мало разрабатывать соответствующие документы, надо еще и периодически тренироваться в проведении их в жизнь, координировать работу подчиненных ведомств.
Идея о проведении учений со стратегическим и оперативно-стратегическим звеньями считалась нереальной из-за того, что будто бы некому их разрабатывать и обеспечивать проведение, чтобы обучаемые играли с закрытыми картами. Но это можно устроить. Для создания аппарата штаба руководства и посредников использовать тех, кто ранее работал на этих должностях, а сейчас находится в запасе. Или привлекать группу генеральных инспекторов, частично профессорско-преподавательский состав Академии Генштаба, бывших работников Госплана, МИДа, других государственных органов.
В 80-е годы мы впервые провели ряд опытных исследовательских учений оперативно-стратегического масштаба. Так, на «Дозоре-86» друг против друга действовали Белорусский и Ленинградский военные округа (в роли фронтов). На эти учения в исходных заданиях давалась только общая обстановка. Все остальное обучаемые должны были добывать сами. Цели сторон реально обозначались, имитировались огнем, реальными передвижениями и действиями. Все разведорганы и части были отмобилизованы по штатам военного времени, недостающие средства разведки собрали с других округов. Надо иметь в виду, что в мирное время основные разведчасти находились в скадрированном виде и начальники разведки занимались в основном изучением иностранных армий по книжкам. А по штату военного времени в подчинении такого начальника оказывалось до 20–25 частей и соединений. Не имея опыта командования ими, на учении «Дозор-86» начальники разведки даже не успевали поставить задачу всем подчиненным частям. А в целом разведки фронтов выявили не более 10–15 процентов обозначенных целей. Тогда был сделан целый ряд выводов: о целесообразности прохождения службы разведчиков исключительно по своей специализации; о повышении боевой готовности разведчастей и др. К сожалению, не все они проведены в жизнь, но польза от таких учений была несомненной. Так что из опыта войны можно и нужно извлекать уроки.
Отговорки и ссылки на трудности есть всегда, но надо находить и возможности для того, чтобы все органы управления готовились к выполнению возложенных на них обязанностей в максимальном приближении к реальной деятельности. Тогда мы получим современную армию.
В основу статьи положены тезисы доклада на общем собрании Академии военных наук, посвященном подведению итогов работы за 2015 год.
Махмут Гареев, президент Академии военных наук, генерал армии
Опубликовано в выпуске № 7 (622) за 24 февраля 2016 года
