В умелых руках российская валюта способна изменить мир
Выступая в Общественной палате Российской Федерации на второй Всероссийской научно-практической конференции ассоциации «Аналитика», советник президента Сергей Глазьев заявил, что в ведущейся против нас гибридной агрессии четко обозначилось направление главного удара: информационная война и санкции, которые «сбили Россию с траектории экономического роста». Что делать в этой ситуации?
К сожалению, наши контрпартнеры добились значительных успехов. Если все развитые страны показывают экономический рост, выходят на позиции нового уклада, то наша финансово-хозяйственная система движется в противоположном направлении.
В угоду спекулянтам
Центральный банк объявляет о таргетировании инфляции, но получает противоположный результат – она повышается в два раза. В России не ограничено движение капиталов, на рынке доминируют нерезиденты. Подобных примеров масса, что говорит о сильной зависимости нашего финансового сектора от зарубежных факторов.
“Из нефтедобывающих стран самые пострадавшие, кроме нас, Мексика и Нигерия девальвировали свои валюты лишь на 11 процентов”
В это время на Западе рождается новый технологический уклад, с чем связана структурная перестройка мировых производств. Признаки оживления, которые мы наблюдаем в такие периоды, говорят, что там экономика уже достаточно прочно осваивает биоинженерные, информационные, нанотехнологии. Причем этот рынок растет на 35 процентов в год.
Но в целом период смены технологических укладов – это всегда депрессия в экономиках большинства стран, неопределенность, волатильность на финансовом рынке, резкое повышение роли государства, гонка вооружений. Так было в 30-е годы прошлого века. И повторилось в 70–80-е, когда началась милитаризация космоса. В последнем случае это подтолкнуло развитие высоких технологий, микроэлектроники. Именно они потом, образно говоря, тащили американскую экономику много лет, когда рынок информационно-коммуникационных продуктов прибавлял по 25 процентов в год.
Смена технологических укладов – еще и вызов национальной безопасности. Что делают в такой ситуации? На Западе резко повысили финансирование экономики. Буквально залили ее дешевыми деньгами. Это связано с тем, что для такого периода характерны очень высокие риски. Частный бизнес с большой осторожностью и неохотой осваивает новые технологии. Поэтому для создания максимально благоприятной среды модернизации экономики передовые страны проводят политику финансового смягчения. Например, объем денежной массы с начала нынешнего кризиса вырос на Западе в три-четыре раза. Идет гигантский поток денег. Общая величина мировых резервов составила порядка трех триллионов долларов, и этот процесс продолжается.
Он поддерживается мировыми финансовыми организациями. Можно прогнозировать, что еще несколько лет эмиссия мировых валют будет составлять примерно 700–800 миллиардов долларов в год. Причем она ведется под отрицательные процентные ставки и ее объем примерно в пять раз больше всей нашей денежной базы.
В отличие от передовых стран Россия, вместо того чтобы снижать эти ставки и увеличивать денежный поток, проводит политику их повышения. Но при задирании процентных ставок мы получаем снижение темпов роста производства и ВВП. Стоимость денег начинает превышать рентабельность в большинстве отраслей промышленности. В настоящее время только добывающая промышленность и химико-технологический комплекс России имеют достаточную рентабельность, чтобы брать кредиты по нашим процентным ставкам. И никто не задумывается, что почти половина фондового капитала промышленности формируется за счет банковских займов. В результате предприятия сталкиваются с выбором: либо сворачивать производство и возвращать кредиты, сокращая оборотные средства и повышая цены, чтобы компенсировать издержки, либо банкротиться.
Кто-то сумел пойти по пути повышения цен. В начале 2015 года у нас были сплошные убытки в промышленности, сейчас финансовые результаты кое-где увеличились на фоне спада производства. Предприятия вслед за подорожавшим импортом стали наращивать цены на свою продукцию. А кто не смог, начал сокращать производство.
Повторим: высокая процентная ставка не снизила инфляцию, а попытка обеспечить стабилизацию рубля провалилась. Как только ЦБ объявил о переходе на плавающий курс, начались сильные флуктуации. При подобной волатильности никакие инвестиционные процессы невозможны, как и развитие. Это достаточно странное явление с точки зрения теории управления, поскольку в настоящий момент рубль является самой обеспеченной валютой в мире.
Откуда такая сверхвысокая дотация курса рубля? Она связана с тем, что рынок у нас очень открытый, хотя его масштаб составляет всего один процент от мирового. По сути наш финансовый рынок американоцентричен, поскольку в основе его эмиссия доллара США. Неудивительно, что в условиях открытости на нем оперируют в основном иностранцы, доля нерезидентов превышает 75 процентов. Это говорит о том, что не мы управляем нашим рынком. Рулить в такой ситуации собственным финансово-экономическим развитием просто невозможно – не мы здесь хозяева.
Наивны заявления, будто курс рубля всецело связан с ценами на нефть. Этот фактор имеет, конечно, определенное значение. Но из нефтедобывающих стран самые пострадавшие, кроме нас, Мексика и Нигерия девальвировали свои валюты лишь на 11 процентов. Почему рубль обесценился вдвое? Потому что никто в мире не бросает свою национальную валюту в свободное плавание. Но мы решили идти своим путем. Вопреки Конституции и тому, что укрепление рубля – наиважнейшая задача ЦБ, Россия при наличии огромных валютных резервов (их у нас в два раза больше, чем вся денежная масса в экономике) продолжает экспериментировать.
Рубль не только самая обеспеченная валюта, но еще и наиболее заниженная по курсу, при этом максимально волатильная. Это абсурд. ЦБ мог стабилизировать курс рубля на любом уровне, причем с запасом прочности. Но это не делается потому, что валютно-финансовый рынок по сути отдан иностранным игрокам. Доля спекулятивных операций на нем превышает все разумные пределы. Именно самоустранение ЦБ от контроля над курсом и сдача позиций спекулянтам – причина высокой волатильности рубля в последнее время.
На фоне падения экономической активности и роста цен объем сделок на Московской валютной бирже вырос в два раза только за 2015 год. Рентабельность операций на ней составляет сегодня около 80 процентов. То есть биржа тоже находится под управлением спекулянтов, считает Глазьев. И у такой политики есть интересанты. Их цели противоположны государственным. Если мы сохраним такой курс в экономике, рассчитывать на собственное развитие не приходится.
Центральный банк ошибок
Наша академическая наука предупреждала о последствиях. Центральному банку, членам Национального финансового совета известны официальное мнение советника президента РФ по вопросам региональной экономической интеграции Сергея Глазьева, его предложения. Есть заключение секции экономики РАН. В нем сказано: переход к таргетированию инфляции приведет к сочетанию взлета цен, падения производства и сокращения инвестиций.
«Никакой логики в таргетировании инфляции нет, – убежден Глазьев. – Если вы думаете, что это системная политика, то глубоко ошибаетесь». Дело в том, что таргетирование предполагает отказ от контроля над трансграничным движением капитала, от привязки национальной валюты к золоту. При таких условиях можно одновременно фиксировать курс и заниматься автономной денежной политикой. Эта странная схема управления, которая у нас сложилась, антинаучна. Еще 50 лет назад она была отвергнута академической наукой. Классики монетаризма понимали под деньгами золото и не брали в расчет ни кредитов, ни обратных связей в экономике, ни долговых обязательств, не осознавали, что деньги обеспечиваются только обязательствами, а не чем-то еще.
Если мы продолжим такую практику трансграничного перемещения капитала без ограничений, то с учетом слабости внутреннего денежного рынка и его микроскопичности не сможем управлять нашей финансово-экономической системой. Рубль будет зависеть только от спекулянтов, на которых санкции не распространяются и которые могут брать на Западе кредиты в любом объеме. Для них такая ниша специально оставлена американцами. Какую бы процентную ставку ЦБ ни назначал, у спекулянтов всегда есть возможность уйти за границу и взять там практически бесплатно любой кредит. Соответственно мы не можем управлять и нашей системой денежного предложения.
Таким образом, таргетирование инфляции не что иное, как манипулирование ключевой ставкой при открытом счете капитала. Проведение такой политики в течение трех лет загнало нас в стагнационную ловушку. Экономисты говорят: девальвационно-стагнационная спираль.
ЦБ все время ошибается не только в прогнозах инфляции, но и в оценках объема движения капитала через границу. Руководство страны постоянно приглашает инвестировать в Россию. Но пока наблюдается обратное. Лавинообразный отток можно было предвидеть, как только на Западе заговорили о санкциях.
Что в такой ситуации должен по логике делать ЦБ? Замещать усыхающие внешние источники кредита внутренними. Но наблюдалось прямо противоположное: повышение процентных ставок и сокращение кредитования, что усугубило действие санкций на нашу финансово-экономическую систему. Именно это позволило Обаме заявить: экономика России разорвана в клочья.
Недостаток денег в экономике, высокая процентная ставка привели к тому, что наши корпорации пошли занимать за рубежом. В итоге почти сто процентов денежной базы страны еще недавно было сформировано исключительно под внешние источники кредита и иностранные инвестиции. Сегодня они составляют 70 процентов, что по-прежнему слишком много. Хотя в принципе финансовая система сбалансирована. Мы вполне могли бы развиваться за счет внутренних источников кредитов и доходов. Но дело в том, что вместе с наращиванием внешних займов из страны уходит капитал. Мы это никак не контролируем.
Значительная часть доходов утекает в офшоры. На этом официально (в том числе из-за непоступления налогов) теряем триллион рублей бюджетных доходов ежегодно. Возврат этих денег раньше шел за счет внешних займов. Такой кругооборот составляет 120–130 миллиардов долларов в год. Половина оседает в западной финансовой системе без следа. Накопленные в офшорах капиталы из России достигают 0,5 триллиона долларов, еще столько же просто исчезло.
Вслед за займами за рубеж уходят права собственности. Когда берете там деньги, оставляете залог. И сейчас мы видим отток прав собственности. Доля нерезидентов в нашей промышленности составляет в среднем более 50 процентов. А наше энергетическое машиностроение на 90 процентов принадлежит негражданам России или людям с несколькими паспортами. Вслед за денежной базой в англосаксонскую юрисдикцию ушли и права собственности.
По сути Россия выступает донором мировой финансовой системы. Казалось бы, в такой ситуации нам не должны быть страшны экономические санкции. Но беда в том, что вследствие проводимой денежно-кредитной политики мы оказались в полной внешней зависимости. И сейчас, когда усыхает поток внешнего кредита, автоматически сокращается денежная масса. Реже берутся кредиты, сворачиваются инвестиции, падает экономика. Анализ показывает, что если даже все доходы предприятий обратить в инвестиции, мы не сможем обеспечить и простого воспроизводства.
Пример Примакова
«Напрашивается вывод, что наши денежные власти поражены когнитивным оружием, – считает Сергей Глазьев. – Это когда в вашу голову внедряется идея прямо противоположная кровным интересам».
Ответ на вопросы, кто и зачем это делает, содержится в рекомендациях МВФ, которые были оставлены миссией фонда в Москве год назад. В частности, именно МВФ советует России продолжать повышать процентные ставки, в то время как США – снижать их. Где логика?
К сожалению, подобная практика, судя по всему, продолжится. В соответствии с «Программой денежно-кредитной политики России до 2018 года» денежная база в реальном выражении у нас к обозначенному сроку будет сокращена на 30 процентов. Мы придем к крайне низкому уровню монетизации экономики, порядка 36 процентов от ВВП, который является критически опасным. Примерно то же было в начале 90-х, когда появились денежные суррогаты, взаимозачеты, бартер. Мы этого хотим?
Самое неприятное, что стагфляция в стране происходит на фоне больших резервов. Загрузка мощностей промышленности составляет всего 60 процентов. И можно спокойно нарастить производство на 40 процентов. Но для этого нужно развиваться по той прямой, по которой мы шли, пока не объявили о таргетировании инфляции. Сегодня же траектория развития на нулевой отметке, а уровень активности в экономике в два раза меньше, чем был даже в советское время. Получается, мы работаем на износ при сокращающемся основном капитале.
Где выход из этого порочного круга? Как считает Глазьев, надо делать то, что делается во всем развитом мире в условиях рыночной экономики. Задача номер один – обеспечить стабильность рубля.
Во-первых, Центральному банку нужно вернуться на рынок. Освободить его от спекулянтов. Установить на бирже такие же правила регулирования, которые действуют во всем мире, и работать над обеспечением стабильности рубля, опираясь на наши золотовалютные резервы.
Во-вторых, одновременно снизить процентные ставки. Проблема в том, что большая часть денег, которые эмитирует ЦБ, уходит на валютный рынок. А краткосрочные кредиты выдаются на неделю по ставке 11 процентов и могут работать только как источники финансирования спекуляций. Почти все деньги, которые ЦБ ввел в экономику через рефинансирование в прошлом году, оказались переведены коммерческими банками в валютные активы. Основные деньги уходят на спекуляции и работают против стабильности. Остальные официальные инструменты – бюджетная поддержка малого и среднего бизнеса, ипотека, социальные программы – задействуются по остаточному принципу. Пока не будет контроля над целевым движением денег, мы обречены на дальнейшую деградацию и хаос.
В-третьих, надо прийти к многоканальной системе экономического роста, который возможен при низких процентных ставках, длинных сроках займов и контроле государства над целевым использованием денег. Процентные ставки могут быть нулевые, если средства выделяются под госзакупки, другие ФЦП.
В-четвертых, в качестве альтернативы может быть задействован Государственный внебюджетный ивестиционно-кредитный фонд. Генеральным директором Центра научной политической мысли и идеологии, доктором физико-математических наук Степаном Сулакшиным и рядом других специалистов разработана концепция такого финансового института. Лишь при выполнении названных условий основная масса кредитов пойдет на развитие производства, в инвестиции, инновации, модернизацию и т. п.
Есть, наконец, облигации правительства – эмиссия денег под финансирование дефицита бюджета. Это главный канал, который используют США и Евросоюз. ФРС США, например, печатает деньги в основном под долги государства. Вся эмиссия уходит на поддержание дефицита бюджета и Россия помогает проводить эту политику долларизацией своей экономики, что недавно осудил даже президент страны Владимир Путин, сделав публичное внушение министру финансов Антону Силуанову.
Как говорил известный экономист Джон Кейнс, если мощности не загружены и есть потенциал роста, следует увеличивать количество денег до тех пор, пока потенциал не будет исчерпан. Тем самым вы добьетесь падения инфляции за счет снижения издержек, масштаба производства и инвестиций. Главное – направлять деньги на развитие.
Пока наша монетизация экономики ниже, чем на Западе, примерно на 8–10 триллионов рублей. Хотя у нас был пример такой политики – сразу после дефолта 1998 года, когда Виктор Геращенко и Евгений Примаков внедрили аналогичную систему и получили потрясающий эффект: резкий рост промышленного производства (20%) за год, снижение инфляции в четыре раза при расширении денежной базы.
Япония, Китай, Индия вышли на сегодняшнее устойчивое развитие за счет кредитной эмиссии, объем которой увеличился в три-четыре раза. Разумеется, такая система не может работать без стратегического планирования. Но если соответствующие решения будут приняты, то, как подчеркнул Сергей Глазьев, он и его единомышленники могут гарантировать выход на темпы роста экономики не менее восьми процентов в год.
Олег Фаличев
Опубликовано в выпуске № 42 (608) за 4 ноября 2015 года
