Вступив в сирийскую войну, Россия объединяет усилия с Ираном, пытаясь спасти режим президента Сирии Башара Асада (Bashar al-Assad). Но является ли этот альянс длительным, или же это лишь временное совпадение интересов, которое может сойти на нет — по мере развития конфликта?
В военном отношении российские ВВС, радиоэлектронная разведка и перспективное вооружение прекрасно дополняют те сухопутные войска и военную агентурно-оперативную разведку, которые обеспечивает иранский Корпус стражей исламской революции. У обеих стран есть одна общая ближайшая цель — не допустить падения режима Дамаска, а так же помочь ему вернуть часть территорий, которые он недавно уступил повстанцам.
Пока что этот единый ближневосточный фронт России и Ирана является серьезным вызовом для США и их союзников. Он создает условия для проецирования силы с Каспийского моря в Средиземное — и препятствует выходу Тегерана на Запад вследствие заключения в этом году ядерного соглашения.
Но политика этих двух стран в отношении Сирии обусловлена принципиально отличающимися долгосрочными стратегиями. Это может привести к возникновению реальной напряженности, особенно в ближайшие месяцы, если боевые действия будут развиваться не так, как было запланировано — и если мирные переговоры о разделе трофеев примут серьезный оборот.
«До сих пор России и Ирану удавалось весьма удачно создавать видимость того, что их планы в Сирии совпадают. Но это впечатление обманчивое», — считает специалист по Ближнему Востоку Института политических исследований в Париже и бывший дипломатический советник премьер-министра Франции Жан-Пьер Филью (Jean-Pierre Filiu).
Для Москвы война в Сирии удачно вписывается в ее глобальную стратегию создания «многополярного» мира, в котором Россия могла бы восстановить своей статус одной из ключевых держав наряду со слабеющей и теряющей влияние Америкой. Кремль придает первостепенное значение тому, чтобы не допускать «цветных революций» и смены режимов, подобной тем, что произошли на Украине и в Египте.
Следуя этой логике, Москва считает, что поддерживая Асада, она создает прецедент, демонстрирующий, что смена режима в дальнейшем станет недопустимой — этим она подает сигнал и Западу, и оппонентам президента Владимира Путина внутри страны. Затем следуют другие соображения Москвы — например, необходимость укрепить и обеспечить безопасность своей военно-морской базы на сирийском побережье, которая является единственным выходом России в Средиземное море.
Иран же, в отличие от России, остается революционно настроенной страной, стремящейся преобразить этот регион и укрепить власть братьев-шиитов на всей территории до Ливана и Йемена. Иранские власти открыто призывают к смене режима в Саудовской Аравии и в других монархических государствах Персидского залива, не говоря уже об уничтожении государства Израиль. Иран действует в Ираке, Ливане — а теперь и в Сирии — таким образом, чтобы ослабить эти государства и укрепить там своих ставленников в лице шиитских вооруженных формирований ополченцев.
Однако поддержка войны между исламскими сектантскими группировками не входит в интересы России, где не менее 15% населения составляют мусульмане-сунниты, в том числе и в тех республиках, где раньше возникали массовые беспорядки и конфликты.
«Цели, стоящие перед этими двумя странами, совершенно разные и не способствуют созданию союза», — утверждает Николай Кожанов, приглашенный эксперт Королевского института международных отношений в Лондоне и бывший атташе посольства России в Тегеране.
«Иран для Москвы всегда был ненадежным союзником, а в последние годы эти страны соревнуются в Сирии. Россию традиционно беспокоит прилагательное „исламская“ в названии „Исламская республика Иран“, а также попытки Ирана разыграть шиитскую и исламскую карты».
«Г-н Путин, появившись на публике вместе с Башаром Асадом на этой неделе в Москве, во время выступления не сказал о той огромной помощи, которую Иран оказывает сирийскому режиму с тех пор, как в 2011 году началась война. Более того, он многозначительно подчеркнул, что «сирийский народ практически в одиночку оказывает сопротивление, борется с международным терроризмом уже в течение нескольких лет».
Отношения Москвы с Тегераном были сложными даже во времена советской империи. Не стоит забывать, что Москва поддерживала в Ираке режим Саддама Хуссейна (Saddam Hussein) в войне против Ирана, а иранцы, в свою очередь, поддерживали некоторых боевиков-моджахедов, воевавших против СССР в Афганистане.
С первых дней сирийской войны Иран дал шанс на спасение президенту Асаду, который — как и многие ключевые фигуры этого режима — принадлежит к алавитскому меньшинству, считающему алавизм ответвлением шиитского направления ислама.
Боевики ливанской «Хезболлы», имеющей тесные связи с Ираном, принимали участие в некоторых важных боях против повстанческих группировок, большинство из которых состоят из шиитов. Режим держится у власти благодаря деньгам из Ирака. Кроме того, Тегеран руководил отправкой боевиков — иранцев, а также иракских и афганских шиитов, завербованных на территории Ирана.
Как раз в этом месяце в Сирии был убит бригадный генерал Корпуса стражей исламской революции Хоссейн Хамедани (Hossein Hamedani), став новой жертвой конфликта из числа высокопоставленных иранских офицеров, официально признанных погибшими на войне.
Вовлеченность Ирана по-прежнему превосходят все то, что могла бы сделать для президента Асада Россия, считает аналитик из фонда Карнеги в Вашингтоне Карим Саджадпур (Karim Sadjadpour).
«Иран является для режима незаменимым финансовым партнером, а „Хезболла“ — незаменимым военным союзником», — говорит он.
Однако значительная часть иранской помощи пошла на поддержку не сирийской армии, а национальных сил обороны — подразделения из военизированных формирований проправительственных ополченцев, которым руководят иранские советники и которые, скорее всего, более лояльны своим иранским хозяевам-спонсорам, чем президенту Асаду.
Россия же, наоборот, стремится восстановить боеспособность сирийской армии — деморализованной и истощенной за время четырехлетней войны, и к тому же все чаще испытывающей проблемы с набором новых солдат даже из числа алавитов.
«России приходится иметь дело с правительством Сирии — каким бы слабым оно ни было, и как бы его ни критиковали — поскольку ей необходимо ощущение легитимности. Она как крупная держава не хочет организовывать действия ополченцев, ей нужен лишь один партнер», — говорит Эмиль Хокаем (Emile Hokayem) старший научный сотрудник и аналитик Международного института стратегических исследований в Бахрейне.
«Она действует совершенно иначе, чем Иран, который обучает, „подпитывает“ и пестует ставленников и союзников и в некоторой степени действует в Сирии практически независимо от Асада. Иранцы вкладывают средства в эти формирования ополченцев именно для того, чтобы было кем заменить Асада».
Асад, воспрянув духом благодаря вступлению Москвы в войну, вероятнее всего, попытается восстановить свою власть.
«Интервенция России дала ему возможность для маневра, — утверждает Джозеф Бахут (Joseph Bahout), приглашенный исследователь Ближневосточной программы Фонда Карнеги за международный мир (Вашингтон), который до прошлого года был советником министра иностранных дел Франции по Ближнему Востоку. — Если он достаточно умен, он сможет столкнуть русских и иранцев друг с другом, если почувствует, что кто-то из них готов его сдать».
Пока эти расхождения между Москвой и Тегераном не очень ощутимы. Отчасти это объясняется тем, что и Владимир Путин, и высший руководитель Ирана аятолла Али Хосейни Хаменеи (Ayatollah Ali Khamenei) хотят помешать повороту Ирана в сторону Запада вследствие подписания в этом году ядерного соглашения с пятью мировыми державами.
«Это соглашение дало Ирану, перестающему быть изгоем, возможность заниматься бизнесом, и Москва должна была лишиться своего положения привилегированного партнера, — объясняет Павел Баев, профессор Института исследований мира (Осло) и бывший советский ученый. — Сирийская авантюра преобразовала и переформатировала эти отношения — но это не обязательно означает совместимость и соответствие интересов безопасности».
Ярослав Трофимов
