Оружие массового поражения должно быть поставлено в четкие рамки стратегической стабильности
В условиях нынешней международной напряженности тема ядерного оружия и стратегии сдерживания вновь вышла на передний план отношений между Россией и Западом. Лишний раз об этом напомнила новость о плане размещения новой модификации ядерных авиабомб В-61-12 в хранилище тактического ядерного оружия США на германской территории.
Эскалация ядерной риторики
Напомним, что еще до украинского кризиса в России был заметно повышен акцент на роли ядерного оружия как абсолютной гарантии ее безопасности. В своей программной статье перед выборами 2012 года Владимир Путин подчеркивал: «Мы ни при каких условиях не откажемся от потенциала стратегического сдерживания и будем его укреплять... До тех пор, пока порох стратегических ядерных сил, созданных огромным трудом наших отцов и дедов, остается сухим, никто не посмеет развязать против нас широкомасштабную агрессию». В соответствии с этим была обнародована грандиозная (по меркам периода после холодной войны) программа перевооружения ядерных сил, в том числе развертывание 400 новых баллистических ракет и восьми атомных стратегических подводных лодок к 2020 году.
С началом украинского кризиса в политический обиход вернулись рассуждения о возможности применения ядерного оружия, на которую опирается стратегия сдерживания. В августе 2014 года в одном из интервью президент России заявил: «Наши партнеры… должны всегда иметь в виду, что с Россией лучше не связываться. Я напомню, что Россия является одной из крупнейших ядерных держав. Это не просто слова, это реальность, и, более того, мы укрепляем наш потенциал ядерного сдерживания».
Эту тему с энтузиазмом подхватили нижестоящие должностные лица и независимые специалисты и журналисты. Демонстрируя кабинетную отвагу, они предлагают дополнить Военную доктрину РФ положениями о практическом применении ядерного оружия в локальных столкновениях в качестве средства «превентивных» действий для «демонстрации решимости» и в целях «деэскалации конфликта». Послы и ведущие телекомментаторы начали публично грозить Европе ядерными ударами, а Америке – превратить ее «в ядерную пыль».
В Соединенных Штатах высокопоставленные представители администрации стали заявлять о необходимости готовиться к вооруженному конфликту с обновленной российской армией, а специалисты – призывать к наращиванию ядерных сил в Европе. Министр обороны США Эштон Картер объявил возможные ответные меры на новые ядерные системы России: «…Диапазон возможностей, которыми располагает Министерство обороны, включает меры активной обороны от крылатых ракет промежуточной дальности наземного базирования, возможности нанесения ответного удара по вооруженным силам противника в случае атаки крылатых ракет наземного базирования…» По поводу сообщения президента Путина о российском плане развертывания в 2015 году 40 новых межконтинентальных ракет генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг сказал: «Это бряцание ядерным оружием, которым занимается Россия, совершенно необоснованно».
По сообщениям печати, в Калининградской области могут быть развернуты российские оперативно-тактические ракеты «Искандер», а в Крым переброшены средние бомбардировщики Ту-22М. США демонстративно перебазировали два стратегических бомбардировщика В-2 в Великобританию и планируют разместить упомянутые новые авиабомбы в Германии.
Обмен риторическими выпадами и практические действия держав не на шутку взволновали общественное мнение и политические круги Запада. Там постоянно задаются вопросом, является ли ядерная тема пропагандистской кампанией Москвы или отражает ее реальные планы и намерения. Что касается российского общества, то часть его испугана возрождением угрозы ядерной войны, тогда как большинство (по опросам, около 60%) поддерживает боевой настрой руководства в качестве признака возрождения России как решительной ядерной сверхдержавы.
Разрыв поколений
Сейчас многие в России рассматривают прошедшую четверть века беспрецедентного ослабления напряженности и развития многопрофильного сотрудничества между Западом и Россией как следствие слабости и подчиненного положения последней. Не вдаваясь в эту отдельную большую и болезненную тему, отметим, что исторические анналы дают на сей счет неоднозначные свидетельства. Несомненно, однако, что в тот период безопасность как России, так и США с их союзниками была беспрецедентно высокой в части традиционной и самой серьезной угрозы – большой войны между ведущими державами. Эта опасность на протяжении столетий тяготела над Европой и остальным миром, а после 1945 года обрела еще и устрашающее ядерное измерение.
Тем не менее с начала 1990-х годов десятилетия международной расслабленности и переноса внимания на экономику и угрозы нового типа (терроризм, этнические и религиозные конфликты, распространение ядерных материалов и пр.) сыграли со всеми злую шутку. Политики, большинство экспертов и общественность в России и на Западе забыли об оставшемся в мире ядерном оружии. Правда, в количественном отношении арсеналы были существенно (почти на порядок) сокращены путем соглашений и односторонних мер, но и оставшихся вооружений хватало для уничтожения человеческой цивилизации. Однако, поскольку радикальное изменение отношений великих держав и их союзов свело вероятность военного столкновения практически к нулю, их ядерное оружие и материализованная в нем возможность глобального уничтожения были вынесены как бы за скобки текущих политических забот.
Эта тема стала уделом узкой и изолированной группы военных и гражданских специалистов. Между тем в тени от общественного внимания создавались новые системы оружия и эволюционировали планы их применения, причем в отличие от прежних времен они не становились предметом больших политических дебатов.
Подавляющее большинство живущих ныне людей, включая государственных деятелей разного ранга, пришли в активное состояние после окончания холодной войны. У них нет опыта прежних поколений, которые пережили череду опаснейших кризисов, когда глобальная война становилась реальным следующим этапом развития событий (Суэцкий кризис 1957 года, Берлинский 1961 года, Карибский 1962 года, Ближневосточный 1973 года). Советские и американские лидеры того времени на собственном опыте узнали, что такое кризисное управление в ядерный век. Решения приходилось принимать в условиях крайнего эмоционального стресса, дефицита времени и противоречивой информации о событиях. Когда вооруженные силы изготавливались для войны, любая случайность могла повлечь потерю контроля над ситуацией. К счастью, прежние лидеры сумели избежать непоправимого и осознать жесткие пределы использования ядерного оружия в политике, не говоря уже о практике.
Похоже, что нынешние государственные руководители мало осведомлены по части того исторического опыта и безразличны к нему. Они пришли в условиях беспрецедентного ослабления международной напряженности и крупных достижений в контроле над вооружениями, воспринимают их как должное и порой склонны весьма небрежно обходиться с этим наследием.
Между поколениями образовался 20-летний разрыв в понимании специфики ядерного оружия и его роли в политике и войне. Сегодня это чревато немалыми опасностями, когда из-за небывалого обострения напряженности ядерное оружие вернулось на авансцену отношений великих держав.
Предотвращение ядерной войны
Советские, американские и европейские лидеры, пройдя через испытания международных кризисов и осознав разрушительную мощь накопленных ядерных потенциалов, приложили огромные усилия для предотвращения глобальной катастрофы. Это нашло отражение как в договорах по ограничению вооружений, так и в специальных документах, отражавших общее понимание проблем.
Так, в мае 1972 года между СССР и США было подписан документ «Основы взаимоотношений между СССР и США», в котором говорилось: «Важное значение СССР и США придают предотвращению возникновения ситуаций, могущих вызвать опасное обострение отношений между ними. Исходя из этого, они будут делать все возможное, чтобы избежать военных конфронтаций и предотвратить возникновение ядерной войны». Через год, в июне 1973 года, две сверхдержавы заключили специальное Соглашение между СССР и США о предотвращении ядерной войны, в котором прямо указывалось, «что ядерная война имела бы опустошительные последствия для человечества». В связи с этим Советский Союз и Соединенные Штаты заявили, что «целью их политики является устранение опасности ядерной войны и применения ядерного оружия… В соответствии с этим Стороны соглашаются, что они будут действовать так, чтобы предотвратить возникновение ситуаций, способных вызвать опасное обострение их отношений… исключить возникновение ядерной войны между ними».
Этим духом были проникнуты дальнейшие советско-американские отношения, несмотря на глобальную конфронтацию и периодические кризисы того периода. В следующем десятилетии по итогам саммита в Женеве (1985) в совместном заявлении было подтверждено обоюдное понимание того, что «ядерная война никогда не должна быть развязана, в ней не может быть победителей… Любой конфликт между СССР и США мог бы иметь катастрофические последствия». В Преамбуле Договора СНВ-1 1991 года эти положения были закреплены юридически обязывающим образом.
Примечательно, что то были не просто политические декларации. В 1990 году, накануне заключения упомянутого Договора, стороны подписали «Совместное заявление», в котором политическая цель предотвращения ядерной войны была транслирована в военные категории в виде концепции стратегической стабильности. Под ней согласились понимать такое состояние стратегических отношений, при котором устраняются «стимулы для нанесения первого удара». Стабильность предполагалось укреплять путем сокращения стратегических вооружений, причем через «уменьшение концентрации боезарядов на стратегических носителях» и «оказание предпочтения средствам, обладающим повышенной живучестью», а также учитывая «соответствующую взаимосвязь между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями».
Однако после 1991 года указанная тема отношений Москвы и Вашингтона постепенно сошла на нет на фоне беспрецедентно благоприятных отношений сторон. Показательно, что в Декларации о стратегических рамках российско-американских отношений от июня 2008 года было сказано: «Мы должны перешагнуть барьеры стратегических принципов прошлого, сфокусированных вокруг перспектив взаимного уничтожения, и сосредоточиться на реальных угрозах, которым наши страны противодействуют. К ним в первую очередь относится угроза распространения оружия массового уничтожения и средств его доставки». А в Преамбуле нового Договора СНВ от апреля 2010 года говорится не о предотвращении ядерной войны, а об упрочении «новых стратегических отношений, основанных на взаимном доверии, открытости, предсказуемости и сотрудничестве», а также о стремлении «к дальнейшему снижению роли и значения ядерного оружия».
К сожалению, политическая действительность продемонстрировала преждевременность тех благих оценок и ожиданий. После 2012 года отношения России и НАТО буквально за пару лет вернулись к состоянию, во многом напоминающему холодную войну. Сторонам не только не удалось «перешагнуть барьеры принципов взаимного уничтожения», но они откатились в более ранние формы конфронтации, когда угрозы применения ядерного оружия стояли на переднем плане их соперничества.
В этой связи возникают некоторые вопросы к руководителям великих держав. Раньше ответ на них был самоочевиден, но сейчас, спустя 20 лет забвения данной темы, они вызывают настораживающие разночтения. Эти вопросы давно не комментировались на высшем государственном уровне, и тут хотелось бы большей ясности именно в свете обострения международного положения.
Прежде всего считают ли лидеры по-прежнему, что в ядерной войне не может быть победителей? Тот факт, что суммарное количество ядерных вооружений России и США, по некоторым подсчетам, за несколько десятилетий снизилось примерно с 50 тыс. до 7 тыс. боезарядов (общей мощностью примерно в 60 тыс. «хиросим»), сужает возможность ударов по военным целям, но никак не уменьшает потенциал уничтожения мирных жителей и экономики, сосредоточенных в нескольких десятках больших городов. Гипотетический обмен массированными ударами повлек бы сотню миллионов убитых с обеих сторон в первые несколько часов войны, а в последующие дни и недели – катастрофу для остального мира. Ни американская ПРО, ни российская Воздушно-космическая оборона, ни высокоточные обычные вооружения, включая перспективные системы быстрого глобального удара, не в силах сколько-нибудь заметно изменить такой итог.
Далее, допускают ли государственные деятели, что первый ядерный удар способен предоставить реальные стратегические преимущества, если ответный удар выживших сил противника может уничтожить основные административно-промышленные центры инициатора войны?
Призывая постоянно к поддержанию «стратегической стабильности», подразумевают ли они, как раньше, что она означает такое состояние стратегических отношений сторон, при котором невозможен первый удар, как было определено в Совместном заявлении 1990 года?
Советники могут убеждать лидеров, что упреждающий ядерный удар в силу его большей мощи и надежного функционирования системы управления – наименьшее зло и необходимый выбор, если станет ясно, что война неизбежна. В этой связи понимает ли политическое руководство, что неизбежной ядерную войну делает именно первый ядерный удар? Все остальные сведения могут быть ошибочными: оперативное развертывание стратегических сил противника для первого и для ответного удара отличить почти невозможно. Даже информация со спутников и радаров предупреждения о ракетном нападении может быть ложной тревогой, как много раз оказывалось в прошлом. В условиях кризиса при переводе ядерных сил в повышенную готовность такой сбой может оказаться роковым.
Еще один вопрос: считают ли государственные руководители, что ограниченный ядерный удар может стать рациональным выбором в условиях вооруженного конфликта? Осознают ли они, что в столкновении с ядерными державами ответом на такой шаг будет скорее всего не «деэскалация», а ответное применение ядерного оружия, которое неизбежно покажется инициатору подобных действий превышающим «пределы допустимой обороны»? Вероятнее всего, это повлечет быструю и неконтролируемую эскалацию вплоть до обмена массированными стратегическими залпами.
Концепции ограниченной ядерной войны дебатировались в НАТО на протяжении нескольких десятилетий и в начале 1980-х годов были упразднены из-за своей явной самоубийственности. Тогда на смену им пришла доктрина «воздушно-наземных операций» (высокоточных неядерных авиаракетных ударов по вторым эшелонам наступающих армий противника), технические средства которой были с окончанием холодной войны переориентированы с Европы на другие регионы. А Советский Союз всегда отвергал концепции ограниченного ядерного конфликта и рассматривал применение тактического ядерного оружия только в контексте глобальной войны. Военная доктрина России не дает по этому поводу однозначного ответа.
На бесконечных сегодняшних пресс-конференциях и телемостах журналисты обрушивают на лидеров ворох мелких и зачастую глупых вопросов по политической текучке. Странно, что им ни разу не пришло в голову поднять хоть одну из упомянутых тем, от которых зависит жизнь их самих, их детей и внуков, выживание всей человеческой цивилизации.
Ядерное оружие, как бы к нему ни относиться, это материальная реальность нашего времени и обозримого будущего. Но это оружие – не эффектный инструмент политики и войны, а пояс шахида, которым привязаны друг к другу ядерные державы. Он требует величайшей осторожности и ответственности в обращении. Это относится как к официальным заявлениям, так и к практическим действиям – учениям войск, демонстративным полетам и запускам, экспериментам с повышением уровня готовности сил и средств, созданию новых систем оружия, развертыванию ядерных вооружений в тех или иных районах.
В условиях биполярной глобальной конфронтации и непримиримых конфликтов холодной войны государственные деятели того времени нашли в себе мудрость и волю, чтобы избежать ядерного апокалипсиса. Тем более это необходимо сейчас – в условиях полицентричного мира, глобализации и наличия общих угроз безопасности. Как бы ни были остры текущие противоречия между Россией и Западом, ядерное измерение должно быть полностью исключено из их отношений – кроме как в качестве латентного «страхового полиса безопасности» в четких рамках стратегической стабильности и соглашений по контролю над вооружениями.
Москве и Вашингтону не мешало бы вспомнить и подтвердить на высшем уровне прежнее обоюдное понимание невозможности победы в ядерной войне и необходимости ее предотвращения. Может быть, именно с этой фундаментальной темы следовало бы начать процесс нормализации отношений.
Алексей Георгиевич Арбатов – руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО РАН
