Российский флот не готов к минной войне
Окончание. Начало
Противник в течение весьма короткого времени, за два-три дня в состоянии блокировать минными заграждениями как районы базирования нашего флота, так и маршруты развертывания. Что может противопоставить российский ВМФ этой угрозе?
В его составе имеется 55 минно-тральных кораблей, в том числе 17 морских тральщиков, 21 базовый и 17 рейдовых. Основным предназначением морских тральщиков является борьба с минной опасностью за пределами акватории военно-морских баз и пунктов базирования, в частности для ПМО корабельных соединений на маршрутах развертывания. Таких кораблей больше всего имеет Черноморский флот – одиннадцать единиц. Северный и Тихоокеанский существенно меньше – четыре и два соответственно. Странное распределение, учитывая особенности театра и масштаб потенциальной минной угрозы. Базовых тральщиков, решающих задачи ПМО главным образом в операционных зонах ВМБ и ПБ, в составе Черноморского флота нет вообще. А в составе Балтийского, Северного и Тихоокеанского их имеется соответственно пять, семь и семь. Еще два таких корабля – в составе Каспийской флотилии. Рейдовых тральщиков, ориентированных на устранение минной угрозы на участках ВМБ и ПБ, а также в непосредственно прилегающих к ним акваториях открытого моря, больше всего в составе Балтийского флота (9) и Каспийской флотилии (5), а Черноморский и Тихоокеанский флоты имеют всего два и один соответственно. На Северном флоте их нет вообще.
“В СССР противолодочная мина-торпеда была принята на вооружение в начале 70-х. В США аналогичная по концепции мина появилась только к середине 80-х годов”
Противоминные действия тральщики ведут в составе корабельных тральных групп (КТГ) численностью две-три, максимум четыре боевые единицы. Таким образом, располагаемый состав кораблей ПМО позволяет сформировать одну-две КТГ на СФ, одну КТГ на ТОФ и пять КТГ на ЧФ для действий в морских и океанских зонах. Для действий в зонах ответственности и акваториях ВМБ и ПБ можно сформировать пять – восемь КТГ на БФ, две-три на СФ и ТОФ и всего одну на ЧФ.
Для поиска и уничтожения мин эти корабли располагают достаточно широким спектром противоминного оружия. Это различные типы контактных и неконтактных тралов, минные искатели и пр. Однако полоса поиска и уничтожения мин у всех весьма невелика и колеблется в пределах от 30–60 до 200–300 метров. При этом допустимая скорость движения носителя может колебаться в весьма широких пределах: от пяти – восьми узлов для определенных типов контактных тралов и минных искателей до 14–18 узлов для скоростных тралов, преимущественно неконтактных. Вероятность обнаружения мин также колеблется в широких пределах: от 0,1–0,2 для неконтактных тралов устаревших типов против мин с кратностью срабатывания до 0,7–0,9 для контактных тралов и искателей мин. Таким образом, возможности по обследованию акватории одной КТГ можно оценить в пределах от 1,2–2 до 3,5–5 квадратных километров в час. Весьма ограниченный потенциал.
Из числа других сил ПМО можно назвать вертолеты-тральщики Ми-14БТ. В российском ВМФ их имеется, судя по открытым данным, всего три единицы и все на хранении. Совершенно очевидно, что их вклад в решение задач ПМО оперативного масштаба будет пренебрежимо мал. Других специальных сил и средств ПМО в российском флоте, которые могли бы иметь значение в более или менее серьезных боевых действиях, нет.
Комплекс задач ПМО, которые решаются этими силами, можно свести к двум основным: поиск и уничтожение мин в назначенной акватории, проводка группы кораблей за тралами в миноопасном районе. Противоминные силы СФ способны одновременно обеспечивать проводку за тралами не более двух корабельных групп и обследовать за сутки площади от 60 до 110 квадратных километров акваторий ВМБ и ПБ, а также их зон ответственности. Для ТОФ эти показатели имеют значения один и 70–120 соответственно. БФ, не имея тральщиков морской и океанской зон, может обеспечить проводку в зонах ответственности баз до трех корабельных групп и обследовать за сутки 90–160 квадратных километров акватории вблизи ВМБ и ПБ. ЧФ, располагая сравнительно мощной группировкой морских тральщиков, потенциально способен обеспечить даже в морских зонах проводку до пяти корабельных групп или за счет перенацеливания на задачи ПМО районов базирования расчистить 100–180 квадратных километров.
Теперь сопоставим эти возможности с потребностями флотов. В морских и океанских зонах на СФ и ТОФ будут действовать от 15–20 до 40 и более различных групп боевых кораблей и подводных лодок. В составе только одного разнородного ударного соединения, решающего задачу поражения авианосной группы противника, может иметься от 5–6 до 10–12 различных тактических групп и единиц. А еще надо обеспечить защиту прибрежных морских коммуникаций, где интенсивность движения судов, как правило, существенно выше. Таким образом, тральные силы наших океанских флотов не имеют возможности обеспечивать проводку кораблей и судов за тралами, разве что одной-двух особо важных групп. Аналогичная ситуация на Балтике и в Черном море. Хотя там разрыв между потребностями и возможностями существенно меньше, чем на океанских флотах, количество корабельных групп и судов, для которых может потребоваться проводка, превышает ресурс минно-тральных сил почти на порядок.
С учетом опыта предшествующих войн и расчетов можно предположить, что прямые потери нашего флота от минного оружия могут составить от 10–15 до 20–25 процентов боевых кораблей и подводных лодок. Существенный урон будет нанесен и гражданскому флоту.
Приходится констатировать, что наш ВМФ совершенно не готов к борьбе с минной опасностью. Причем степень отставания от потребностей в этой сфере значительно превышает аналогичный показатель в других областях военно-морского противоборства.
Старое, но доброе оружие
Естественный вопрос: а могут ли наши флоты ответить противнику адекватной минной угрозой?
Основания рассчитывать на утвердительный ответ у нас есть. Ведь российский и советский флоты демонстрировали в прошлом весьма высокий уровень ведения минных войн, особенно наступательного характера.
В СССР развитию минного оружия уделялось большое внимание. Сразу после окончания войны начались масштабные работы по созданию боеприпасов нового поколения с учетом полученного военного опыта. Уже в середине 50-х годов были разработаны новые образцы мин, в том числе и таких, которые появились у иностранных флотов только спустя несколько десятилетий. В частности, первая в мире якорная реактивно-всплывающая мина КРМ, которая поступила на вооружение в 1957 году. В дальнейшем особое внимание обратили на поиск качественно новых идей и концепций. Именно в СССР в начале 70-х была впервые в мире создана широкополосная мина – противолодочная мина-торпеда. В США аналогичная по концепции Mk60 «Кэптор» появилась только к середине 80-х годов. Продолжалось развитие и других образцов. В частности, на смену мине КРМ пришли РМ-1 и РМ-2, применяемые соответственно с самолетов морской авиации и подводных лодок.
Арсеналы минного оружия ВМФ СССР были весьма значительными. По оценкам иностранных экспертов, они могли достигать нескольких десятков тысяч различных мин.
Особенности мин как оружия позволяют эффективно применять не только новейшие образцы, но и те, которые были созданы достаточно давно. Ирак, блокируя в ходе войны с Ираном Ормузский пролив, в числе выставленных им 2500 мин использовал наравне с более современными и формально устаревшие образцы, но борьба с ними оставалась столь же сложной, что и в годы Первой мировой. Для устранения минной угрозы в этом районе потребовалось привлечение усилий всех ведущих стран мира вместе с США и СССР. Поэтому имеющееся в российском ВМФ минное оружие, даже созданное в 50-е годы прошлого века, при грамотном применении вполне эффективно и в наше время. Вероятно, часть арсенала, доставшегося России от СССР, за прошедшие годы существенно сократилась. Морская мина – сложный в конструктивном отношении образец оружия. В 90-е и нулевые годы достаточных средств для поддержания их (как и многого другого) в боеспособном состоянии не выделялось. Поэтому можно предполагать, что в арсеналах ВМФ сохранилось несколько тысяч единиц минного оружия, которые могут быть применены в возможной войне. Однако и этого количества вполне достаточно. Российский флот располагает практически всей номенклатурой современных мин, оставаясь в числе мировых лидеров в этом отношении. Имеются различные донные мины весом от 500 до 1500 килограммов, оснащенные комбинированными взрывателями, допускающие применение с самолетов, надводных кораблей и подводных лодок. В числе современных образцов этого класса можно назвать большие мины МДМ-1 и МДМ-2 весом около тонны. Обе допускают применение с надводных кораблей. При этом первая может быть установлена из 533-мм торпедных аппаратов подводных лодок, а вторая – с самолетов. Глубина их постановки может достигать 120, а радиус зоны поражения – до 50–70 метров. В этом же ряду можно выделить малую донную мину МДМ-3 весом около 500 килограммов, предназначенную для применения на глубинах до 30 метров. Сохраняется значительное количество традиционных якорных мин (преимущественно неконтактных), в том числе и глубоководных, допускающих применение на глубинах до 1500 метров. Имеется в минных арсеналах и немалое количество реактивно-всплывающих мин – РМ-1 и РМ-2. Важное место в системе минного оружия ВМФ РФ занимают широкополосные мины, предназначенные преимущественно для поражения подводных лодок. Наиболее современным образцом из них является противолодочный комплекс ПМК-2. Выполненный в габаритах 533-мм торпеды, он может использоваться с самолетов и подводных лодок. Допустимая глубина в месте установки – 1000 метров, а радиус поражения по аналогии с американской «Кэптор» и на основе анализа принципа его функционирования – два километра и больше. При этом вес заряда 130 килограммов гарантирует уничтожение любой современной подводной лодки. Следовательно, можно констатировать, что номенклатура и количественно-качественный состав минного оружия российского ВМФ позволяет вести эффективную минную войну практически по всей акватории оперативно-важных районов в ближней и значительной части дальней морских зонах.
О средствах доставки – с грустью
Однако сами по себе арсеналы еще не позволяют вести минную войну. Необходимым условием является наличие носителей этого оружия, отвечающих определенным требованиям. В их числе прежде всего следует отметить способность осуществлять минные постановки скрытно. Ибо если факт минно-заградительных действий будет зафиксирован противником, он примет эффективные меры по нейтрализации. Вблизи своих баз это будет уничтожение минного заграждения, что в ограниченном районе вполне осуществимо. А оборонительные минные заграждения нашего флота, если они выявлены, легко обойти – ведь невозможно перекрыть минами большой район да и необходимо оставить безопасные фарватеры для своих кораблей и судов. Другим важным требованием к носителю следует назвать высокую точность местоопределения. Неточно выставленное минное заграждение может оказаться вне зоны движения противника, утратив тем самым оперативное значение, а также представить угрозу собственным силам. Военная история пестрит примерами таких ошибок, в том числе и в отечественном флоте. В частности, на своих оборонительных минных заграждениях были потеряны в годы Второй мировой несколько боевых кораблей и судов. Еще одним важным требованием является достаточная миноподъемность носителей, позволяющая обеспечить постановку количества, требуемого для достижения заданного оперативного эффекта.
Российский флот может использовать для выполнения минных постановок надводные боевые корабли (преимущественно тральщики, сторожевые корабли, эсминцы, корветы, фрегаты и десантные корабли), подводные лодки и самолеты морской авиации.
Наибольшей миноподъемностью обладают надводные корабли. Эсминец или фрегат в состоянии взять от 20–30 до 50 мин. Тральщики, сторожевые корабли и корветы вмещают от 10–15 до 25–30 мин различных типов. Больше всего мин могут принять десантные корабли – от 50–60 до 100 и более. Как правило, надводные корабли имеют относительно высокую точность местоопределения. Однако они не отвечают требованиям скрытности действий, особенно в дальней морской зоне, вблизи системы базирования противника. Поэтому могут быть использованы в основном для оборонительных минных заграждений. Для постановки таковых за несколько дней до достоверно ожидаемой войны может быть задействована основная часть тральщиков и десантных кораблей. Их общую миноподъемность можно оценить в 500–600 мин на БФ, 700–800 мин на ЧФ, до 600 на СФ и ТОФ.
Атомные подводные лодки отвечают практически всем требованиям, предъявляемым к носителям минного оружия. Они могут наиболее эффективно применяться для осуществления активных минных постановок. Однако минный боезапас они берут вместо штатных торпед. А таковых у них от 24 до 36 максимум. Причем из них несколько торпед большого калибра – 650 миллиметров. Такие ТА непригодны для применения минного оружия. Еще надо иметь некоторое количество торпед для самообороны. В итоге при использовании подводной лодки исключительно для минно-заградительных действий она сможет принять на борт от 14–20 до 40 мин. При этом надо помнить, что атомных подводных лодок в российском флоте немного, их не хватает для решения других задач. Дизель-электрические ПЛ могут принять на борт меньше мин – в пределах 12–16. При этом в случае привлечения их к активным минно-заградительным действиям перенацелить эти лодки на решение других задач будет сложнее, чем атомные, ведь экономическая скорость подводного хода дизельных лодок на развертывании в два-три раза ниже.
Применение любых классов ПЛ для оборонительных минных заграждений явно нецелесообразно.
С учетом сказанного можно оценить миноподъемность подводных сил флотов с учетом возможного количества кораблей, выделяемых для минно-заградительных действий. На СФ это может быть 50–80 мин, на ТОФ – 30–40, на БФ и ЧФ – максимум 15–20. По сути дела это все, на что реально могут рассчитывать наши флоты в активных минно-заградительных действиях.
Из состава морской авиации для минных постановок могут быть задействованы самолеты морской штурмовой (самолеты Су-24 в ВВС относятся к классу фронтовых бомбардировщиков), противолодочной (самолеты Ил-38, Ту-142 и устаревшие, хранящиеся на складах, но вполне пригодные для решения задач минно-заградительных действий Бе-12) и транспортной (Ан-12 и Ан-26) авиации. Главным достоинством морской авиации является возможность выполнения нескольких вылетов в короткие сроки. По сравнению с аналогичными показателями иностранных флотов напряженность использования морской авиации можно оценить так: морская штурмовая – до двух вылетов в сутки на самолет, противолодочная и транспортная – до одного вылета в сутки-трое, в зависимости от удаленности района действий и характера поставленных задач. Однако скрытность действий самолетов морской авиации в угрожаемый период может быть обеспечена главным образом в ближней морской зоне. Опыт войн и вооруженных конфликтов показывает, что акватории, прилагающие к передовым базам НАТО и США, а также районы маневрирования и развертывания их корабельных группировок будут контролироваться самолетами РЛД палубного (Е-2С «Хокай») и наземного базирования (Е-3 различных модификаций). Поэтому обеспечить скрытность активных минных постановок силами морской авиации в этих районах практически невозможно. Миноподъемность самолетов исходя из показателей нормальной боевой загрузки, количества точек подвески вооружения и объема грузовых отсеков можно оценить в 2–4 мины соответственно большого и малого калибра для Су-24 и Бе-12, 4–12 мин для Ил-38 и Ту-142, 3–10 мин для Ан-26 и 10–20 мин для Ан-12.
Возможности авиации флотов по выполнению минных постановок за два-три дня до начала боевых действий можно оценить следующим образом: океанские флоты (СФ и ТОФ) – от 300 до 500 мин в зависимости от их типа и выделяемого ресурса авиации, флоты закрытых МТВД (ЧФ и БФ) – до 200–250.
Возможности лишь малость от потребности
Исходя из особенностей сил, привлекаемых к минным постановкам, можно спрогнозировать их вероятное распределение по решению минно-заградительных действий. В дальней морской и океанской зонах, вблизи системы базирования противника они будут выполняться подводными лодками. В удаленных районах ближней морской зоны, вне системы контроля воздушного пространства противником, на вероятных маршрутах развертывания подводных лодок противника и в системе обороны районов боевых действий своих сил (в частности районов патрулирования РПКСН) к минно-заградительным действиям будет привлекаться в основном морская авиация. А в зонах ответственности ВМБ и ПБ, а также в системе прикрытия районов прибрежных морских коммуникаций основная тяжесть выполнения задачи ляжет на надводные корабли.
В угрожаемый период и первые дни боевых действий океанские флоты смогут в активных минных заграждениях выставить от 30 до 80 мин, а флоты закрытых МТВД – по 15–20. В системе прикрытия районов боевых действий сил флота и на вероятных маршрутах развертывания ПЛ противника в удаленных районах ближней морской зоны СФ и ТОФ – по 300–500 мин, ЧФ и БФ – по 150–200, а в оборонительных минных заграждениях – по 500–600 и 500–800 соответственно. В дальнейшем возможности ведения минно-заградительных действий существенно сократятся, поскольку основные силы флотов будут задействованы на решении более важных задач (в частности ПМО).
Возможности наших флотов по выполнению минно-заградительных действий свидетельствуют о том, что в ближней морской зоне наш ВМФ может создать достаточно серьезную минную угрозу, обеспечив прикрытие основных районов базирования, морских коммуникаций и акваторий боевых действий и развертывания сил флота. Однако в дальней морской и океанской зонах возможности ограничиваются созданием миной угрозы лишь у одной-двух ВМБ (ПБ) флота противника из множества располагаемых им на МТВД. Таким образом, можно констатировать, что если наш флот еще располагает определенными возможностями по прикрытию своих сил оборонительными заграждениями, то вести минную войну наступательного характера он не может. При этом потенциальные противники имеют почти на порядок большие возможности по ведению аналогичных активных действий. На фоне практически полной неспособности нашего флота парировать минную угрозу даже вблизи собственных берегов необходимо принимать экстренные меры.
Константин Сивков, член-корреспондент РАРАН, доктор военных наук
Опубликовано в выпуске № 35 (601) за 16 сентября 2015 года
