Глава делегации РФ на конференции по ДНЯО Михаил Ульянов объяснил “Ъ” позицию Москвы
В Нью-Йорке проходит обзорная конференция по Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). О том, что мешает процессу ядерного разоружения, глава российской делегации, директор департамента по вопросам нераспространения и контроля над вооружениями МИД РФ Михаил Ульянов рассказал корреспонденту “Ъ” в Нью-Йорке Ксении Байгаровой.
— 160 государств—участников Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) на обзорной конференции призвали полностью избавиться от ядерного оружия из-за гуманитарных последствий его применения. Ядерная пятерка против. ДНЯО затрещал по швам?
— Когда такое количество государств, то есть подавляющее число участников ДНЯО, подписываются под инициативой о гуманитарных последствиях применения ядерного оружия, не считаться с этим нельзя. Хотя мы не согласны с этой инициативой.
Во-первых, она переключает внимание с реальных проблем процесса ядерного разоружения. С какой стати вдруг в 2015 году мы обсуждаем тему гуманитарных последствий гипотетического применения ядерного оружия? Почему эта тема не поднималась в 2005 году или в конце прошлого века? В мире за это время не произошло ничего экстраординарного, чтобы обсуждать эту тему. Похоже, ее привнесли в международную повестку дня искусственно, чтобы вести дело к запрещению ядерного оружия. Во-вторых, данная инициатива порождает завышенные ожидания в сфере ядерного разоружения, а это действительно может расшатать основы Договора о нераспространении.
— Многие государства уже сейчас говорят, что ДНЯО носит дискриминационный характер.
— Да, они говорят: дескать, ядерные державы хорошо устроились. В то время как остальные взяли на себя обязательство не производить ядерное оружие, ядерные страны, вместо того чтобы разоружаться, не спешат откликаться на чаяния международного сообщества в части безъядерного мира.
— Кажется, это довольно здравая логика...
— Да, в этой логике, безусловно, есть здравое зерно. Но такие оценки идут вразрез с реальностью: и американцы, и мы за последнюю четверть века сократили количество развернутых ядерных вооружений почти на 85%. А если начинать отсчет с 2005 года, то количество развернутых боезарядов сократилось в три раза. Это что, медленные темпы? Но сколько это ни повторяй, слушать не хотят, ведь уже поставлен диагноз: ядерное разоружение идет медленно или даже его вообще якобы нет.
— Но разве процесс ядерного разоружения в последнее время не затормозился? Вы же заявили на днях о том, что препятствием для дальнейшего сокращения вооружений являются действия США.
— Если говорить о ядерном разоружении, то ситуация действительно непростая. Меньше чем через три года, к 5 февраля 2018 года, мы с американцами должны достичь уровней, которые предусмотрены в последнем договоре СНВ. Возникает вопрос: что дальше? Ответа на него нет: уж очень неопределенная ситуация в сфере стратегической стабильности. Речь идет, как мы неоднократно повторяли, и об американской системе ПРО, которая развивается и многое меняет в современном мире, и о вероятном размещении оружия в космосе, и о дисбалансах в сфере обычных вооружений. Даже Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний до сих пор не ратифицирован США, и возникает ощущение, что делать этого они в обозримом будущем не собираются.
Наверное, никто не сможет сейчас ответить на вопрос о том, возможно ли будет заключить новое соглашение в сфере сокращения стратегических наступательных вооружений. По крайней мере для нас этот вопрос в повестке дня не стоит.
На международных форумах в течение последних нескольких лет мы не раз обращали внимание наших партнеров, что с момента окончания холодной войны еще не было столь неблагоприятной обстановки для продолжения процесса ядерного разоружения. Предлагали для начала сфокусироваться на устранении тех факторов, которые затрудняют дальнейшие шаги в этом направлении.
— Остается ли возможность для диалога с США в том, что касается вопроса ПРО? Или уже нет надежды договориться?
— У меня нет информации о готовности Вашингтона обсуждать эту тему. Диалог по вопросам стратегической стабильности по линии президентской комиссии, как известно, был прекращен. Американцы сказали, что с Россией или без, но система противоракетной обороны будет построена. Также они четко заявили, что не будут удовлетворять наши пожелания о юридически обязывающих гарантиях ненаправленности системы против России. Да и общее состояние наших двусторонних отношений сегодня отнюдь не благоприятствует возвращению к обсуждению данной темы.
—А считаете ли вы, что сейчас увеличилась возможность ядерного конфликта?
— Нет, не считаю. Ничего такого в мире не произошло, что могло бы стимулировать применение ядерного оружия. И американцы, и другие ядерные страны хорошо понимают меру своей ответственности.
— Из ст. 14 договора СНВ следует, что наращивание системы ПРО может рассматриваться как основание выхода из договора. Вы говорите, что переговоры в полном тупике. Почему же Россия до сих пор не вышла из договора?
—Напомню, в ноябре 2011 года в то время президент России Дмитрий Медведев заявил, что мы можем пересмотреть свое отношение к договору, если на каком-то этапе система ПРО станет затрагивать интересы нашей безопасности. Пока, как я понимаю, такие обстоятельства не возникли. Американская система ПРО сейчас в состоянии первоначальной готовности. Противоракеты в Румынии и Польше планируется разместить соответственно в 2015 и 2018 годах.
— Заявление президента России Владимира Путина в документальном фильме «Крым. Путь домой» о том, что рассматривалась возможность приведения в боевую готовность ядерного оружия в разгар украинского кризиса, разве не свидетельствует о том, что наличию ядерного оружия сегодня придается большее, чем раньше, значение?
— Президент сказал, что такой вариант рассматривался, но из его слов совершенно не следовало, что ядерные силы были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Надо внимательнее слушать и читать. К сожалению, наши партнеры часто домысливают и способствуют распространению своего рода мифов.
— Украина и ряд западных стран обвиняют Россию в нарушении Будапештского меморандума, эти обвинения прозвучали на конференции в Нью-Йорке. Обсуждали ли вы эту тему в ходе конференции с коллегами, удалось ли донести российскую позицию?
— По мнению некоторых наших коллег, политика России по украинскому вопросу подорвала концепцию и практику так называемых негативных гарантий безопасности, то есть обязательств не применять и не угрожать применением ядерного оружия против неядерных государств. На самом деле ситуация с выполнением Будапештского меморандума подтвердила, что негативные гарантии безопасности действуют даже в кризисных ситуациях. Украине применением ядерного оружия, естественно, никто не угрожал.
— Но в первой статье Будапештского меморандума прямо говорится о том, что стороны обязуются уважать независимость и территориальную целостность Украины.
— Напомню, что вопрос о Будапештском меморандуме был поднят на конференции по обзору действия ДНЯО. На данном мероприятии обсуждаются исключительно вопросы, которые имеют отношение к режиму ядерного нераспространения. Единственный аспект Будапештского меморандума, который имеет отношение к этой теме,— это тот, о котором я говорил: неприменение ядерного оружия против Украины. Что касается остального — пожалуйста, давайте спорить, но это не относится к теме конференции. И уж во всяком случае совершенно недопустимы недобросовестные спекуляции на тему о якобы подрыве концепции «негативных гарантий».
— Еще одной острой темой, поднятой в ходе конференции, стали обвинения в адрес России в нарушении Договора о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД). Американская сторона отмечает, что понимания по этому вопросу с Россией нет. Правильно ли думать, что его, скорее всего, и не будет?
—Такие вопросы нужно решать по дипломатическим каналам, и «мегафонная дипломатия» в данном случае вредна. Мы считаем полемику по этой теме на обзорной конференции ДНЯО неуместной, но раз американские партнеры первые подняли этот вопрос, то, естественно, мы в ответ изложим свою позицию.
— В США не исключают введения санкций в отношении России из-за невыполнения ей договора РСМД, как российская сторона ответит на такой шаг?
— Во-первых, пока никто не доказал, что нарушение имело место. Американцы позволяют себе совершенно голословные обвинения. Во-вторых, если США действительно заинтересованы в том, чтобы найти какие-то развязки, санкции не будут этому способствовать.
— Со времени подписания договора РСМД военные технологии шагнули далеко вперед. Не считаете ли вы необходимым как-то подкорректировать договор? Российская сторона обвиняет США в нарушении договора РСМД — в частности, из-за ударных беспилотников. Но разве в 1987 году возможно было спрогнозировать появление такого рода вооружений?
Эти американские беспилотники полностью подпадают под определение ракет средней и меньшей дальности, независимо от функций, которые они выполняли. Прежде чем производить такие ударные беспилотники, американские коллеги могли бы прийти к нам и предложить поправку к договору, чтобы вывести эти беспилотники из-под его действия. Но ведь они этого не сделали и пошли по пути нарушения договорных положений.
— То есть вы допускаете возможность внесения поправок в договор?
— В самом договоре указана такая возможность. Любая сторона может вносить любую поправку, но она может быть принята только при согласии противоположной стороны. В каждом конкретном случае такие вопросы должны решаться отдельно. Но мы никаких поправок вносить не собираемся.
Ксения Байгаровая
