«Главы генштабов уже изучали вопрос российской военной доктрины», – подчеркнули в альянсе
Заседание начальников генеральных штабов стран НАТО с участием представителей генштаба украинских вооруженных сил было посвящено обсуждению взаимоотношений альянса с Россией. При этом особое внимание натовские генералы уделили изучению нового варианта российской военной доктрины, в котором нашли предпосылки для «корректировки» своей военной позиции, а также для возобновления сотрудничества с Москвой.
«Что касается обнародованной российской военной доктрины, это частично пересмотренная предыдущая военная доктрина, опубликованная, если мне не изменяет память, в 2010 году», – сказал Бартелс по окончании заседания глав генштабов НАТО в Брюсселе, передает РИА «Новости».
«Мы рассматриваем ее и изучаем, какое влияние это может иметь в контексте корректировки военной позиции альянса. В рамках дискуссий глав генштабов мы изучали вопрос российской военной доктрины и продолжим делать это в ближайшие годы», – отметил военачальник.
В свою очередь главком силами НАТО в Европе Филип Бридлав в этой связи вновь заявил, что «НАТО не представляет угрозу для России».
Напомним, что в конце декабря президент России Владимир Путин утвердил новую редакцию военной доктрины РФ. По словам президента, она остается оборонительной, при этом страна намерена отстаивать свою безопасность «последовательно и жестко». В новой редакции появилась глава «Военные опасности и военные угрозы Российской Федерации», что, по мнению комментаторов, является необходимым шагом для обеспечения национальной стабильности страны и существенного противовеса давлению Североатлантического альянса.
Сама форма и стилистика такого документа, как военная доктрина, во всех странах предусматривает «оборонительность». Не осталось ни одного серьезного государства, имеющего в своей юридической базе военную доктрину (многие обходятся вообще без нее), в которой были бы прописаны некие наступательные устремления. Вот этого вот «в сентябре вторгнуться в Польшу» вы не встретите ни в одном стратегическом документе ни одной страны, что бы она там себе на самом деле ни думала по поводу сентября и Польши. То же относится и к военным альянсам.
На практике военная доктрина России в 2010 году едва ли не впервые формировалась с учетом классического принципа «угроза-ответ», а ее новый вариант лишь расширил это положение. То есть, грубо говоря, сперва определяется список так называемых «вызовов», угроз для безопасности, целостности и суверенитета государства и нации, а затем формируется список мер, которыми государство должно на эти вызовы ответить. Список вызовов чрезвычайно широк и не ограничивается исключительно военной составляющей вроде простого перечня «кто нам теоретически угрожает войной». Это так называемое оборонное пространство, и оно включает в себя всю линейку опасностей вплоть до экологических, демографических и идеологических вызовов. Например, понятно, что демография прямого военного ответа не требует, но в перспективе напрямую влияет именно на военную составляющую через численность населения и, соответственно, мобилизационные и образовательные планы. И так со всеми вызовами, даже весьма экзотического на первый взгляд характера.
В 90-е годы военные доктрины России составлялись по принципу «чего сможем, то и напишем». Проще говоря, исходили из возможности (в первую очередь финансовой) поддерживать суверенитет и безопасность. Конечно, в эти тексты закладывались и некие стратегические представления о месте России в мире, но это были в основном общие слова с упором на сохранение ядерного паритета и «разоружение», а порой и довольно странные позиции, которые продавливались представителями генштаба и спецслужб, скажем так, своеобразного умственного склада. В одном из вариантов этих текстов 90-х годов, например, главным источником опасности и вызовом для России называлась Эстония. Офицеры генштаба даже в конце 90-х подчас представляли двухчасовые и очень нудные доклады ни о чем и очень обижались, когда кто-то пытался уточнить конкретику.
Переход на новую систему военного планирования естественным путем исключил это «наследие мертвой руки» 90-х годов. Определение потенциальных угроз позволило перейти и к стратегическому планированию, например, в оборонной промышленности, в системах снабжения и комплектования, в определении численности родов войск, сроков перевооружения под современные задачи и тому подобное.
В декабре 2014 года потребность дополнить доктрину новыми вызовами и, соответственно, новыми ответами появилась сама собой. Туда были добавлены новые пункты о расширении военно-стратегического сотрудничества со странами БРИКС, развитии отношений с Абхазией и Южной Осетией и, самое главное, новые угрозы в связи с ситуацией на Украине, на севере Африки, в Сирии, Ираке и Афганистане. При этом двумя основными угрозами для безопасности России названы расширение НАТО на восток и потенциальная опасность некоего внутреннего конфликта, характер которого в открытой редакции доктрины не раскрывается.
Критики подобной практики утверждают, что изначально необходимо определять не «вызовы», а национальные интересы российского государства, а затем уже за них бороться. Это придаст документу более «наступательный» характер, приближая его к американским аналогам, где заранее определяются даже целые географические зоны «американских национальных интересов». Возможно, это следующий этап, пока недоступный нашим военным мудрецам. Но он в любом случае потребует уже привнесения в текст идеологических моментов, поскольку российские национальные интересы не всегда напрямую связаны с понятиями материальными. Так поступают и США, ставя одной из целей самого функционирования североамериканского государства так называемое «продвижение демократии». Понятно, что подобной специфики и повестки дня у России нет и не будет. Определение военной доктрины и концепции национальной безопасности в нашей стране – скорее ответ на чужой гегемонизм, нежели попытка навязать свой, как это делал Советский Союз, например, в лучшие свои годы.
Кроме того, в последнее время возобладала точка зрения, согласно которой такого рода документы должны быть как можно более «технологичными». То есть опираться больше на практику, нежели на теоретизирование и умничанье. Тут сказалось влияние «низовых звеньев» разработчиков таких документов, которые еще не забыли, как это – работать на земле. Но все равно стратегические документы всегда формируются «сверху вниз», от стратегии к тактике, что и обуславливает подбор экспертов. На первом месте остаются геополитика и «специалисты» по ней, как бы кто к ним ни относился (это к больному вопросу о кадровом составе экспертов, чье мнение принимается во внимание).
Какие именно предпосылки к сотрудничеству увидели натовские генералы в новой редакции доктрины – непонятно. Там действительно нет никакого указания на потенциальную опасность прямого военного столкновения с НАТО. Но расширение североатлантического альянса ясно названо главной стратегической угрозой для России. На деле именно продвижение НАТО на Украину и спровоцировало все то, свидетелями чему мы сейчас и являемся. Неугомонное стремление за удирающей целью – расширение вплоть до Белгорода и Смоленска – вынудило Россию изменить структуру вооруженных сил даже на столь отдаленном от Украины ТВД, как Арктика, и пойти на переоснащение флота. В движение пришла вся огромная машина российских ВС, на глазах буквально за два года изменился не только облик армии, но и ее стратегическое наполнение.
Можно предположить, что натовские аналитики все-таки довольно скептически оценивают перспективы прямой военной конфронтации и могут подталкивать генералитет к возобновлению хотя бы формального сотрудничества с РФ в военной сфере. Другое дело, что в последнее десятилетие это сотрудничество уже носило фрагментарный характер, ограничиваясь узко специальными сферами, в которых сотрудничество действительно можно было бы и возобновить. Ну вот кому бы помешал обмен опытом между водолазами-спасателями? И у тех, и у других могут (не приведи, Господи!) затонуть подводные лодки. У чужих берегов. И людей спасать будут те, кто в этот момент ближе оказался. Тем не менее по инициативе Брюсселя весной прошлого года совместные тренировки были прекращены.
Если же заявление генерала Бридлава носит исключительно пропагандистский характер, то так его и следует рассматривать, особенно после посещения командующим сухопутными войсками США в Европе генералом Беном Ходжем Киева и проведения там совещаний с украинскими генералами по «ситуации на востоке». Мало ли что говорят четырех- и пятизвездные генералы.
Другое дело, что их пристальный интерес к российским стратегическим документам проявлен в столь публичной форме впервые в новейшей истории. Понятно, что не от хорошей жизни, но все-таки увлекательное чтение с последующим обдумыванием прочитанного несколько лучше, чем круглосуточное патрулирование бомбардировщиков – носителей ядерного оружия. Да и искать некий выход из украинского кризиса в этом году придется.
Региональные конфликты высокой интенсивности имеют печальное свойство самопроизвольно разрастаться, втягивая в эту воронку всех вокруг. Поиск неких форм взаимодействия с НАТО, в том числе и в украинском вопросе, сейчас придется начинать с чуть ли не самой дальней «точки разведения», когда и России, и НАТО уже, по сути, нечего терять. И от первых шагов Брюсселя зависит, начнется ли хоть какой-то поиск точек соприкосновения. Не физического, а, скорее, ментального. Если генерал Бридлав об этом – это хорошо. Только не надо на этом останавливаться. В России есть много чего, что можно прочитать и неожиданно увлечься. «Танки идут ромбом» Анатолия Ананьева, например. Замечательная и очень своевременная книга.
Евгений Крутиков
