Под знаменем евроремонта — часть I

Военную науку громят сторонники бухгалтерского подхода и борцы с «устаревшей теорией»

Объективные исследования уступают место изысканиям по принципу «чего изволите». Кадровый голод обостряется реорганизацией. Эти тенденции определяют развитие отечественной военной науки.

В Государственной думе прошел организованный фракцией КПРФ «круглый стол» «Военная наука: состояние и перспективы». В чем основные проблемы? От чего необходимо отказаться, что сохранить, чем можно поступиться? «Военно-промышленный курьер» предоставляет слово участникам «круглого стола».

Ликвидационные маневры

В системе Министерства обороны затевается очередная реорганизация. Идея заключается в том, чтобы присоединить научно-исследовательские организации, давно существующие, к военным вузам.

Не буду говорить, от кого это исходит, но есть некий документ, в котором содержится анализ нынешнего состояния военного образования и научной деятельности. В нем говорится, будто все-то у нас не должным образом. Утверждается, что в настоящее время научно-исследовательские организации не позволяют в полной мере обеспечить решение задач в интересах Вооруженных Сил. Названы основные причины такого положения. Материально и физически устаревшая научно-лабораторная база. Низкая укомплектованность научными сотрудниками. Утеря преемственности, старение кадров. Отсутствие у большей части научных сотрудников войскового опыта навыков эксплуатации и применения военной техники.

В сложившейся ситуации реанимация существовавших научно-исследовательских организаций представляется малоэффективной и финансово-затратной задачей. Поэтому предлагается такая схема. Интеграция вузов и научно-исследовательских организаций. Ее предполагается провести по нескольким направлениям с учетом характера и специфики образовательных и научных задач.

Первое. Создание образовательно-научных комплексов с нулевого цикла. К примеру, объединить военную академию РВСН и 4-й ЦНИИ в образовательно-научный комплекс на единой площадке в Одинцовском районе Московской области.

Второе. Передача функций и задач НИИ в профильный вуз без создания новых структурных подразделений, то есть присоединение. Например, Военно-космическая академия уже в настоящее время способна решать задачи, возложенные на НИЦ РКО «Москва» и НИЦ ВКИ «Королев». В Воронеж передается ЦНИИ ВВС, который расположен в Щелкове.

Обосновывается, что интеграция вузов и научно-исследовательских организаций позволит совершить решительный скачок вперед.

Замысел понятен. Если по-крупному, речь идет о том, чтобы ликвидировать фактически существующие НИИ Министерства обороны. Мы уже видели, как это делается. С трудом отстояли Тверскую академию ПВО. Слава богу, она существует, хотя ее сливали, ломали. Не удалось отстоять Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского. Ее перемещение, включение в состав суперакадемии в Воронеже привели, на мой взгляд, к фактическому уничтожению, если учесть, что почти никто из профессорско-преподавательского состава туда не поехал. А евроремонт стен, потолков и полов не решает задач, которые стоят перед научно-исследовательским учреждением.

Насколько я понимаю, даже бывший глава Минобороны не покушался на эти учреждения, а сейчас нашлись головы, которые решили затеять очередную реструктуризацию.

В бюджете на следующий год заложено увеличение расходов на военную науку до 17 миллиардов. А в 2017-м – резкое сокращение до 13 миллиардов. На мой взгляд, возобладал бухгалтерский подход: давайте мы объединим, сократим, это приведет к одному, другому, пятому-десятому.

Надо посмотреть непредвзято с точки зрения военного опыта, к чему может привести очередная реформа, которая затевается в недрах Министерства обороны.

Вячеслав Тетекин, доктор исторических наук, депутат Государственной думы

Заклинания вместо знания

Без серьезного военно-научного сопровождения невозможно эффективно решать задачи строительства Вооруженных Сил, проведения политики в области военного образования. Но при этом нужно учитывать одно из важнейших условий: используемые результаты являются беспристрастными, объективными, получены в поиске научной истины, а не для того, чтобы заработать деньги начальнику.

На мой взгляд, таким требованиям отвечала военная наука в целом в 60–80-х годах. Судите сами: в этот период обоснована оптимальная численность ВС СССР, позволившая поддерживать баланс сил в Европе, что являлось реальным фактором... Разработаны основы подготовки ведения операций, их положения исследованы на практике, особенно что касается систем ядерного, огневого поражения противника. Уточнены нормативы и способы действия войск в различных видах боевых операций, в условиях применения ядерного оружия. Разработаны и приняты к руководству боевые уставы дивизий и нижестоящих формирований. Издано наставление по полевой службе. Научно обоснована и создана система боевой оперативной подготовки войск, вызывавшая зависть у потенциальных противников. Поступившие в этот период на вооружение образцы ВВТ являются непревзойденными до настоящего времени. И была создана эффективная система военного образования. Все это дало возможность нам, населению страны, чувствовать себя защищенными.

Начиная с 90-х годов прошлого столетия, к сожалению, не могу назвать сколько-нибудь внушающего уважения практического проявления научной мысли в развитии ВС России. Внешне все выглядит пристойно. Сохранились научно-исследовательские организации и учреждения, объединенные в единую систему. Они по-прежнему имеют задания, занимаются исследованиями, обоснованиями. Только непонятно, востребованы ли эти разработки с соблюдением принципа беспристрастности и объективности. Или от ученых добиваются обоснований уже принятых решений, что далеко не одно и то же. То есть сейчас, на мой взгляд, система перевернута с ног на голову. Наверху принимаются единоличные решения, и под это подводятся научные обоснования.

Так, к примеру, Центр военно-стратегических исследований обосновал численность ВС РФ в один миллион человек как достаточный для обороны страны. При этом доля в этой структуре Сухопутных войск – всего 300 тысяч. Но у нас только общая протяженность границ 61 тысяча километров, из них 22 тысячи – сухопутные. Получается где-то пять – семь, пусть даже 13 человек на километр границы. Я недавно встречался с работником этого Центра военно-стратегических исследований, и он убежден, что все это на самом деле обеспечивает безопасность страны.

Они обосновали, что в европейской части на трех стратегических направлениях достаточно одного военного округа, который имеет две дивизии и около семи бригад, вместо ранее существовавших четырех групп войск и семи военных округов – фронтовых объединений. Сейчас соотношение, возьмем грубо, составляет две дивизии в Московском военном округе против 65 в советский период. От Кольского полуострова, где расположена одна бригада, до Ростовской области – 3000 километров. На этом направлении Московский военный округ в угрожаемый период может прикрыть около 70–80 километров в одном эшелонном построении. А от Смоленска и примерно до Ростова – вообще брешь. И это якобы обеспечивает достаточную оборону на важнейшем направлении. Но мы же все прекрасно понимаем: Запад – это откуда к нам традиционно приходили войны. И мы на этом направлении просто обезоружены. Про Восточный военный округ и даже про Центральный говорить не приходится, там совершенно ничего нет.

Выдано научное обоснование на переход от дивизий к бригадным структурам и ликвидацию командований видами Вооруженных Сил, сокращение фронтовых комплектов. Но дивизия и бригада вообще-то несопоставимые вещи. В два с половиной раза уступает по боевой мощи бригада дивизии, но мало того, она не несет с собой ни боеприпасы, ни горюче-смазочные материалы, ни продовольствие, ни ремонтные силы и средства, ни тыловое обеспечение. То есть она сама по себе может выскочить в поле, что-то там сделать в течение четырех, максимум шести суток и на этом все закончить. И все ссылаются на избитую фразу: мол, повысили маневренность. Но этот термин только для неграмотного обывателя что-то значит, а на деле не несет никакого смысла. Маневренность – способность войск перемещаться в пространстве и занимать ту или иную позицию. При смешанном комплектовании войск тяжелым вооружением и легким, то есть танками, БМП, БТР, остается все то же самое – или железная дорога, или своим ходом. На самолетах их не перевозят. Своим ходом – 20–25 километров в час, быстрее не получится, хоть убейся. Железной дорогой – те же 25 километров в час. То есть маневренность никак не улучшается с переходом от дивизий на бригады. Но теряем боевую мощь.

Раньше каждый округ развертывался во фронтовое объединение численностью примерно 1,1–1,2 миллиона человек и имел фронтовой комплект. Что это значит? Несколько ракетных бригад – две, три. Несколько артиллерийских бригад, в том числе большой мощности, – две, три. Несколько зенитных ракетных бригад – две, три и т. д. Базы: ремонтные, тыловые, хранения, медицинские. Это все называется фронтовым комплектом. Он предназначается для усиления на важнейших направлениях. Допустим, проводит фронтовое объединение наступательную операцию. Там, где нужно, усиливается этими силами и средствами. А что сейчас? Вместо того чтобы иметь в каждом военном округе фронтовой комплект, оставили три на всю страну: на западе, в центре России и на Дальнем Востоке.

Но на западе три или даже четыре стратегических направления. И – один комплект. Командиры бригад просто дуреют – они не знают, как готовить войска, где им потом предстоит действовать. На северо-западе – это одно, на западе – другое, на юго-западе – третье, а на Кавказе – совсем иная ситуация. Практически к боевым действиям никто не готовится.

Но все это обоснованно, и я склоняюсь к мнению, что своего объективного голоса существующая система научных организаций не имеет. Она подстраивается под те решения, которые принимает единолично или начальник Генерального штаба, или министр обороны, или, может быть, политическое руководство.

Мне кажется, от таких научных подходов даже обывателя возьмет оторопь. Очевидно, тот, кто требовал такого рода обоснования, обманываться рад.

Еще один интересный момент. Разработчики идей, которые легли в основу принятых решений, действуют, как им кажется, как борцы с закоснелой наукой. Они считают, что оппоненты отстаивают устаревшие представления в ущерб новой теории. Отсюда утверждения об отсутствии противника (были и такие в 90-е годы). И до сих пор на «круглых столах» приходится слышать: «С кем вы собираетесь воевать?». Даже если противника нет, его нужно придумать, иначе невозможно готовить войска.

Помню, заместитель начальника Главного оперативного управления говорил: уже прошли времена массовых армий, массовых сражений и так далее, ничего такого не будет. Сейчас разрывы, бреши, рейдовые отряды, батальонные тактические группы и так везде.

Но посмотрите, как нарастает эскалация в военном конфликте. Возьмите ту же Украину. Американцы уже пересмотрели свою концепцию. Раньше они ратовали за бесконтактные войны. Но без солдата Райана нигде ничего не удалось. Пока сухопутные войска (я их называю силами присутствия) не пришли, установить какой-то порядок, выполнить задачу невозможно.

Но нынешняя наука повторяет в унисон руководству, что не будет ни массовых армий, ни сплошного фронта. Как заклинание произносятся слова «мобильность», «компактность», «управляемость», которые завораживают, но не несут никакой смысловой нагрузки.

Думаю, нужно разобраться в том, что за кадры сейчас наполняют научные организации, где они черпают военные знания, кто их изначально готовит. Можно узнать много интересного. Как и с преподавательским составом в военных академиях, ведь наука и образование шагают рядом. Недавно повстречался с бывшим начальником военной академии. Говорю: «Дай характеристику обычного среднего преподавателя? Кто эти люди? Откуда приходят?». Отвечает: «В основном это старшие лейтенанты, капитаны с должностей командира взвода или роты, реже – начальники штабов батальонов, единицы – комбаты, которые поступают, три года учатся, выпускаются и остаются в академии преподавателями». В теоретическом плане сносно подготовлены, их там напичкали различной теорией и прочее, но они же ничего не знают о службе в войсках и даже не представляют, что могут передать слушателям, будущим командирам, из личного опыта. А мы сейчас еще и переподчиним им военные НИИ вместе с научными ротами (появилась у нас и такая структура).

Чтобы обосновать численность Вооруженных Сил, организационные штаты, структуру, нужно очень четко представлять себе, какие задачи предстоит выполнять в различных видах боевой обстановки. Как этот мальчишка, который не знает, с какого боку подойти к этой проблеме, может двигать науку. Только по указке. А обосновать можно все. Поэтому, забегая вперед, скажу: пустая затея.

Сейчас невозможно взять офицера с боевым и служебным опытом в академию. Почему? Я года три, наверное, одно и то же твержу на различных уровнях, что всем военным учебным заведениям, которые расположены в Москве, нужно немедленно организовать строительство служебного жилья, чтобы можно было привлекать офицеров с опытом и определять их в преподаватели. Во Франции, например, запрещено больше четырех лет работать в академии. Попреподавал – и назад в войска. Постоянно идет ротация, соединение теории с практикой в обязательном порядке. А у нас, если попал в академию преподавать, – все, до тех пор, пока не вынесут.

Вторая проблема – откуда взять этих с опытом. В 60–70-х годах была установка: на должность преподавателя тактической группы в академиях брать с должности заместителя командира дивизии. И приходил полковник – 45-летний, умудренный опытом, организатор боевой подготовки и так далее. В Академию Генерального штаба привлекали не ниже первого заместителя командующего армией. Преподаватель тактической группы обучает 10–15 человек. Сейчас неоткуда взять специалиста. Потому что органы управления сокращены донельзя. Семь армий, четыре объединения оперативно-стратегических. Даже на должность заместителя министра обороны неоткуда взять.

Отбора нет никакого. А представьте, где-то кадровая ошибка, кто-то не тянет…

Все это сказывается на профессиональном уровне командиров. Свидетельство тому – недавние тактические учения в Дальневосточном военном округе. Репортажи красивые. Но телевизионная картинка беспристрастна, там ничего не выдумаешь. Всего два эпизода показывают, как морской десант вопреки всем элементарным правилам осуществляет высадку с кораблей, беспрепятственно подошедших вплотную к берегу. Представляете: противник в самом уязвимом месте спокойно выгружается. И тут же подлетают два вертолета – садятся перед носом обороняющихся на бережок. Это не просто незнание – невежество. Уважающий себя противник никогда не сделает такие вещи, поскольку существуют определенные нормативы, правила высадки морских десантов.

Во-первых, корабли после морского перехода занимают внутренние районы стоянки и маневрирования. Это за горизонтом, за 8–12 миль. Затем выстраиваются на свои направления, переходят во внешние районы стоянки и маневрирования. Потом спускают на воду десантные средства. БТР, БМП на плаву выходят на свои направления. После этого под мощнейшим прикрытием – побережье пять суток обрабатывается авиацией, иначе никакой высадки не получится, – все это десантируется. На море работают минные тральщики. На берегу на глубину до пяти метров должны быть организованы минно-взрывные заграждения. Но чтобы вертолет высадился перед носом, когда ураганный огонь, все средства работают прямой наводкой, – это только в кино.

На учениях, конечно, можно какие-то допуски сделать. Но я не увидел у обороняющихся ни одного инженерного заграждения – ни колюче-проволочных, ни минно-взрывных, ни траншей.

То есть десантники просто прогулялись. А инженерные войска тренировались в другом месте. О чем это свидетельствует? Те, кто организует, планирует и проводит учения, ничего не соображают.

Вся мировая практика и опыт советских ВС свидетельствуют: строительством, развитием в основном занимается и несет за это ответственность видовая структура. Если мы это признаем, значит, нужно наделять соответствующими полномочиями.

Какой здесь принцип? Любой орган управления считается оптимальным, если он занимается развитием и строительством своей структуры. Только то должностное лицо, которое в последующем будет нести ответственность, сама служба заставит беспристрастно подходить к научным изысканиям, к исследованиям и в условиях ограниченного количества денежных средств выбирать приоритеты развития. А какой-то дядя так и будет по старинке воспринимать вооружение Сухопутных войск как набор людей, танков, самолетов, артиллерии, ПВО и т. д., когда все давно от этого отошли. Вооружение Сухопутных войск рассматривается как система, причем строго сбалансированная между средствами поражения и управления, разведки, связи и навигации. Иначе что получается? На сегодня – переизбыток средств поражения, а за ним – пропасть. Управлять нечем, разведку вести нечем. Стреляем на 70 километров, видим в разведке на три – пять километров в горах, на 10 – на равнине. Теряются все тактико-боевые свойства и способности средств поражения.

Кто будет готовить обоснования, предложения по верстке гособоронзаказа? Конечно, наука должна свое слово сказать, не говоря уже о разработке образцов ВВТ. Этим всегда занимались рода войск совместно с промышленностью, с генеральными конструкторами, с предприятиями ВПК, тогда получался результат.

Сейчас поручили видам Вооруженных Сил заниматься строительством, развитием. Но они ничего не могут, рычагов влияния никаких. Бюджета нет, научно-исследовательской организации тоже. Какой-то дядя сверху занимается всеми разработками, предложениями, версткой гособоронзаказа.

Получается, что один отвечает за строительство и развитие, но не имеет никакой возможности заниматься этим делом. Другое должностное лицо готовит войска, третье – применяет, и на сегодня нет ответственного за состояние видов Вооруженных Сил. Возложить это на главкомов? Но им не подчинены войска. Они через оперативно-стратегическое командование замыкаются на Генеральный штаб и министра обороны. Представляете? У четырех различных должностных лиц разделены все обязанности и ответственность, как в басне Крылова. Мы знаем, что из этого получается.

Генеральному штабу надо все-таки вернуться к исполнению своих основных обязанностей, включая применение ВС. А повседневное руководство войсками, в том числе строительство, развитие, подготовку и ответственность, возложить на виды Вооруженных Сил. Не сможет Генеральный штаб объять необъятное. А главкоматы видов Вооруженных Сил сейчас хиреют, властных полномочий никаких, влиять на положение дел в войсках нет возможности. Деградирует весь командный состав. Погоны и форма есть, но содержанием они, к сожалению, не наполнены.

Юрий Букреев, генерал-полковник, первый заместитель командующего Сухопутными войсками, начальник Главного штаба Сухопутных войск

Опубликовано в выпуске № 41 (559) за 5 ноября 2014 года