Предполагает ли она межвидовую интеграцию или подготовку к войне с Китаем?
Концепция Воздушно-морской операции (Air-Sea Battle, далее ВМО) является одним из наиболее обсуждаемых элементов современной концептуальной базы американской военной политики. Данная концепция разрабатывается уже в течение длительного времени, но четкого понимания ее сути и роли зачастую нет даже внутри американского экспертного сообщества.
Довольно настороженную, а зачастую и откровенно негативную реакцию она вызывает и за рубежом, прежде всего в Китае. На фоне ухудшения российско-американских отношений ВМО представляет существенный интерес и для России. Данная статья ставит своей целью исследовать ВМО и основные связанные с ней проблемы для отечественного читателя.
Возникновение концепции ВМО
Термин «ВМО» был введен в 1992 г. коммандером Джеймсом Ставридисом, ставшим впоследствии одним из самых авторитетных американских адмиралов. Опираясь на опыт операции «Буря в пустыне», в ходе которой установление господства в воздухе и на море стало условием для дальнейших успешных действий американских войск, Ставридис сформулировал концепцию ВМО, которая в его видении предполагала создание интегрированных ударных группировок, которые бы включали силы флота, ВВС и Корпуса морской пехоты (КМП), а при необходимости и Армии. Подобные группировки, находясь в высокой боевой готовности, могли бы оперативно реагировать на возникающие кризисы, устанавливать локальное господство в воздухе и на море, наносить удары по территории противника и обеспечивать, в случае необходимости, дальнейшее проведение наземной операции. Одной из отличительных особенностей предложенной Ставридисом схемы была заблаговременная интеграция систем командования и управления, которая позволила бы эффективно управлять подобной межвидовой группировкой как единым целым.
Введенный Ставридисом термин «ВМО» созвучен Воздушно-наземной операции опубликованной в 1981 г. оперативной концепции Армии США. Воздушно-наземная операция была концепцией ведения войны с Советской Армией в Европе с акцентом на глубокие наступательные операции тесно взаимодействующих между собой соединений и объединений Армии и ВВС. Данная концепция была разработана в результате осознания превосходства СССР в обычных вооружениях на европейском театре военных действий (ТВД) и ослабления Армии США после войны во Вьетнаме.
В 2003 г. после публикации доклада одной из ведущих американских «фабрик мысли» – Центра стратегических и бюджетных оценок (ЦСБО), авторами которого были директор центра Эндрю Крепиневич, научные сотрудники Барри Уоттс и Роберт Уорк (последний в 2009-2013 гг. занимал должность заместителя Министра ВМС), был введен в широкое употребление в американском экспертном сообществе термин «системы недопущения доступа» (СНД, anti-access/areadenial, в формулировке «anti-access» термин применяется с 1980-х гг.), которые позволяют противнику ограничить доступ американских сил к ТВД и свободу действий на нем.
В 2008 г. начальники штабов ВМС и ВВС адмирал Гэри Рафхед и генерал Нортон Шварц начали предварительную работу по поиску способов противодействия СНД. В июле 2009 г. Министр обороны США Роберт Гейтс поручил министерствам ВМС и ВВС разработать концепцию по противодействию СНД. Это было «вторым рождением» концепции ВМО, которая вобрала в себя некоторые ключевые идеи, озвученные Джеймсом Ставридисом двадцатью годами ранее.
В 2010 г. ЦСБО опубликовал ряд докладов по тематике ВМО, которые привлекли повышенное внимание в США и за рубежом. В докладах рассматривались способы противодействия китайским и, в меньшей степени, иранским системам недопущения доступа.
В августе 2011 г. начальник штаба ВМС адмирал Джонатан Гринерт, помощник начальника штаба КМП генерал Джозеф Данфорд и заместитель начальника штаба ВВС генерал Филипп Бридлав сформировали Отдел ВМО в структуре Пентагона, целью которого стала разработка концепции ВМО, а также координация работы видов ВС США в рамках данной концепции. Численность нового отдела составила менее 20 человек, прикомандированных от других подразделений, а его руководителями стали кэптен Филипп Дюпре от ВМС и полковник Джордан Томас от ВВС. Армия присоединилась к работе над концепцией лишь год спустя.
Первоначальная секретная версия концепции ВМО была принята в ноябре 2011 г. и продолжает дорабатываться до сих пор. В мае 2013 г. была опубликована открытая сокращенная версия концепции.
Разработка концепции ВМО стала следствием осознания военно-политическим руководством Соединенных Штатов трех ключевых факторов.
Во-первых, США стремятся сохранить возможность установления господства на территории, на которую не распространяется суверенитет какого-либо государства: на море, в воздушном, космическом и кибер-пространствах (в американской терминологии – «глобальное общее достояние человечества», global commons). Вашингтон опасается, что его потенциальные противники могут ограничить свободу действий американских ВС и их доступ к «глобальному общему достоянию человечества», а также использовать его в ущерб американским национальным интересам и существующей экономической системе.
Во-вторых, сложно отрицать низкую эффективность ядерного сдерживания во многих сценариях. Американские стратегические ядерные силы (СЯС) эффективно выполняют задачу предотвращения крупномасштабной войны с Россией и Китаем, но вряд ли могут использоваться для защиты национальных интересов в локальных и региональных конфликтах. Даже несмотря на наличие СЯС, нельзя исключать возможности столкновения США с другими великими и региональными державами.
В-третьих, как минимум в среднесрочной перспективе США не готовы ввязываться в крупную наземную кампанию по экономическим и внутриполитическим соображениям. Последствия мирового экономического кризиса, крупномасштабные сокращения военных расходов и усталость американского общества после операций в Ираке и Афганистане в течение продолжительного времени будут сковывать внешнюю политику США.
В результате понимания этих трех факторов сформировалось стремление обеспечить такой потенциал конвенционального сдерживания, который позволит одновременно сохранить американское превосходство в военной сфере и возможность его использования для управления международными процессами. Но США не могут себе позволить экстенсивно наращивать военный потенциал преимущественно за счет закупки более дорогого и высокотехнологичного вооружения и военной техники (ВВТ). Ситуация усугубляется тем, что угроза американским национальным интересам может одновременно возникнуть в двух и более географически удаленных друг от друга регионах и исходить как от государственных, так и от негосударственных акторов (террористические и повстанческие организации, пираты, наркокартели и т.п.), использующих СНД.
Особое опасение Вашингтона вызывает необходимость выполнения своих союзнических обязательств перед другими странами. Снижение американского потенциала в условиях обострения целого ряда региональных противоречий может спровоцировать региональные кризисы или конфликты, оперативно и эффективно среагировать на которые у США не будет возможности. В этих условиях союзники США могут либо пойти на уступки, либо начать активно наращивать собственный военный потенциал. С одной стороны, Вашингтон поддерживает укрепление ВС своих партнеров и союзников, так как это снижает нагрузку на американские ВС. С другой стороны, неконтролируемое наращивание военного потенциала ведет к снижению американского влияния на поведение союзников. Может дойти до того, что у некоторых из них появится желание создать собственное оружие массового поражения (ОМП).
США не могут осуществлять изоляционистскую политику и не готовы смириться со снижением своего влияния. В условиях непростой экономической ситуации внутри США и развития ассиметричного потенциала у потенциальных противников возникла проблема поиска комплексного решения, которое бы соответствовало критерию стоимость-эффективность. Одним из элементов данного решения и должна стать ВМО.
Вместе с тем, нельзя не отметить, что ВМО является не только частным элементом общенациональной американской военной политики, но и, в определенной степени, инструментом внутренней борьбы между видами ВС США в условиях секвестра военных расходов. ВМО может способствовать тому, что ВВС и ВМС окажутся в более выгодной ситуации по отношению к Армии и КМП. Но преувеличивать этот фактор не стоит.
«Стратегия» войны с Китаем и Ираном?
Представители Отдела ВМО и руководство ВВС и ВМС не устают повторять, что концепция ВМО, в отличие от Воздушно-наземной операции 1980-х гг., носит общий характер, не предполагает подготовки к какому-либо конкретному сценарию и не ориентирована на конкретный ТВД или потенциального противника. Более того, они постоянно подчеркивают, что ВМО не является ни стратегией, ни «планом войны», не определяет целей военно-политической или военной стратегии США, а также средства и пути их использования для достижения данных целей. Несмотря на все эти оговорки, многие наблюдатели в США и за их пределами видят в ВМО не что иное, как подготовку к конфликту с Китаем и/или Ираном.
В Китае идея ВМО вызвала довольно острую реакцию. Так, в статье китайской газеты Global Times отмечалось, что ВМО угрожает интересам Китая, американо-китайским отношениям и может спровоцировать враждебность в отношениях между Пекином и Вашингтоном. А по словам старшего полковника Народно-освободительной армии Китая (НОАК) Фань Гаоюэ, ВМО является попыткой США нарушить стабильность в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) и может превратить НОАК из партнера в противника. Вынужденным ответом на ВМО станет китайская «анти-ВМО». По мнению Гаоюэ, китайские СНД направлены лишь на обеспечение защиты политики «одного Китая» и невмешательства США во внутренние дела КНР.
Подобная реакция во многом связана с тем, что доклады ЦСБО, в отличие от опубликованной в 2013 г. открытой версии Концепции ВМО, были более узконаправленными и ориентировались преимущественно именно на противодействие СНД Китая в западной части Тихого океана. Несмотря на то что ЦСБО является де-юре частной некоммерческой организацией, его близость к Министерству обороны сразу привела к мысли, что доклады центра в значительной степени отражают идеи, которые существуют внутри Пентагона и видов ВС.
ВМО в версии ЦСБО и в версии Пентагона разительно отличаются друг от друга. Доклады ЦСБО появились раньше открытой версии Концепции ВМО и сформировали прочное антикитайское (и, в гораздо меньшей степени, антииранское) восприятие ВМО. Этому способствовало и наличие в названии слова «battle», которое в данном контексте ближе скорее к понятию «операция», но многими наблюдателями воспринимается в его основном более агрессивном значении «битва, сражение». Весьма показательно то, что ЦСБО и Пентагон сам термин «ВМО» пишут по-разному: «AirSea Battle» и «Air-Sea Battle» соответственно. Эта, на первый взгляд, незначительная деталь, говорит нам о том, что ВМО ЦСБО и Пентагона – два разных «продукта».
В докладах ЦСБО особо подчеркивалось, что ВМО не является подготовкой к войне с Китаем, не ставит своей целью «отбрасывание» или «сдерживание» (containment) Китая. ВМО является инструментом создания таких ВС, сам факт существования которых будет выступать сдерживающим (deterrence) фактором по отношению к внешней политике Пекина и Тегерана, позволит сохранить существовавший баланс сил, под которым подразумевается военное превосходство США и возможность свободного проецирования американской военной силы.
В любом случае будет наивным предполагать, что внутри Пентагона не существует оперативных планов на случай войны с Китаем или Ираном. Концепция ВМО будет иметь существенное влияние на эти оперативные планы вне зависимости от ее «общего» характера.
Системы недопущения доступа
В ходе операции «Буря в пустыне» США смогли в сжатые сроки и практически без потерь разгромить иракскую армию, которую в то время большинство наблюдателей считало хорошо подготовленной и вооруженной. Это показало потенциальным противникам Вашингтона бесперспективность прямого военного столкновения с американцами. Как подчеркнули в 2012 г. начальник штаба ВМС адмирал Джонатан Гринерт и тогдашний начальник штаба ВВС генерал Нортон Шварц в статье в журнале «The American Interest»: «Соперники [США], обладающие волей и возможностями, постепенно переходят от подготовки к борьбе с американскими ВС после их появления на ТВД к недопущению американского доступа к ТВД».
«Буря в пустыне» стала толчком для разработки и применения такими государствами, как Китай и Иран, в том или ином виде стратегии недопущения доступа. Стоит отметить, что данный подход не является чем-то кардинально новым. Как отмечает американский исследователь Сэм Тэнгреди, в истории есть целый ряд случаев успешного и неуспешного применения стратегии недопущения доступа. К положительным примерам можно отнести действия греков во время похода Ксеркса в 480 г. до н.э., англичан в борьбе с Непобедимой армадой во время англо-испанской войны и в ходе Битвы за Британию во Второй мировой войне, Турции во время Дарданелльской операции 1915-1916 гг. К отрицательным – действия японцев на Тихоокеанском ТВД и немцев в Нормандии в ходе Второй мировой войны, а также аргентинцев в ходе Фолклендской войны.
Изначально потенциальные противники США считали главным средством недопущения доступа оружие массового поражения. Однако попытки завладеть им ведут к ряду трудноразрешимых проблем. Создание ОМП, которое не может быть легко приобретено на внешнем рынке, требует значительного времени и материальных ресурсов. Что еще более важно, распространение ОМП вызывает крайне болезненную реакцию США и международного сообщества в целом и может само по себе послужить причиной или поводом для санкций и военного вмешательства. Наконец, за исключением ядерного оружия, ОМП не отличается эффективностью и удобством в применении.
В этой ситуации современные СНД стали более доступным, более дешевым и политически более приемлемым инструментом. Создание и испытание, например, Ираном ядерной бомбы практически наверняка вызовет немедленную военную реакцию со стороны США, которые легко найдут поддержку со стороны многих других государств. Приобретение и создание Ираном многочисленных противокорабельных ракет, комплексов ПВО и других СНД вряд ли может повлечь подобную реакцию.
Недопущение доступа может осуществляться не только с помощью военной силы, но также с помощью дипломатических и экономических мер, информационных технологий. Политическое и экономическое давление, формирование общественной реакции и даже такие меры, как объявление опознавательных зон ПВО – как это сделал в ноябре 2013 г. Китай, могут рассматриваться как специфические формы СНД. В целом стратегию недопущения доступа следует рассматривать не с точки зрения отдельных системы ВВТ, а как единую сеть, включающую широкий спектр военных и невоенных СНД.
Оставаясь в течение долгого времени единственной глобальной военной державой и ведя военные действия против значительно более слабых противников, США привыкли к «тепличным» условиям на ТВД. Американский стандарт проведения военных операций подразумевает завоевание и удержание господства на море, в воздухе, космическом и киберпространствах. В свою очередь это обеспечивает возможность быстрой переброски и концентрации сил и средств, надежную защиту линий коммуникаций, военных баз и тыла, завоевание инициативы, максимальное приближение сил и средств (в частности кораблей) к территории противника, а также выделение максимально возможного числа сил и средств для нанесения ударов по вражеским целям.
СНД, особенно в случае крупных региональных держав, ставят своей целью разрушить привычный для США образ ведения войны. Системы ПВО, крылатые и баллистические противокорабельные ракеты, противоспутниковое оружие, подводные лодки и иные СНД ставят под удар американские линии коммуникаций и базы, препятствуют наращиванию группировки, угрожают критически важным для США космическим и информационным системам, заставляют выделять большее количество сил и средств для защиты группировки и объектов.
В открытой версии концепции ВМО выделяется несколько особенностей возможных сценариев участия США в конфликте с применением СНД. Во-первых, предполагается, что противники США могут начать конфликт с минимальным угрожаемым периодом или вовсе без такового. Во-вторых, развернутые в регионе конфликта силы США и их союзников будут вынуждены действовать в условиях противодействия со стороны СНД с самого начала конфликта. В-третьих, противник будет атаковать не только непосредственно силы США и их союзников, но и военные базы, и инфраструктуру, которая обеспечивает их действия. Наконец, предполагается, что противник будет применять СНД одновременно во всех средах: воздушной, морской, наземной, космической и в киберпространстве. При этом сдача позиций даже в одном конкретном пространстве поставит под угрозу силы США и их союзников в других пространствах, что может привести в итоге к поражению.
Таким образом, массированное применение СНД может существенно ограничить или сделать невозможным для США проецирование силы, резко повысить риски и уровень возможных потерь. Вместе с тем стоит подчеркнуть, что как стратегия недопущения доступа, так и стратегия противодействия ей являются не целью, а лишь средством и немыслимы в отрыве от конкретной цели вооруженного противостояния.
Концепция ВМО
Иерархически ВМО четко встроена в существующую систему основополагающих американских концептуально-стратегических документов, которая была создана за время пребывания у власти Барака Обамы. ВМО дополняет Объединенную концепцию по обеспечению оперативного доступа (Joint Operation Access Concept) и более высокую по статусу Краеугольную концепцию объединенных операций «Объединенные силы 2020» (Capstone Concept for Joint Operations «Joint Force 2020»). Все эти концепции опираются на Стратегическое руководство по вопросам обороны «Поддержание глобального американского лидерства: приоритеты для обороны XXI века» (Defense Strategic Guidance «Sustaining U.S. Global Leadership: Priorities for 21st Century Defense»), которое на сегодняшний день играет ключевую роль в американской военной политике.
Центральной идеей ВМО является достижение качественно нового уровня интеграции и гибкости ВВС, ВМС и других видов ВС США, которые могут проводить интегрированные сетевые операции по нанесению глубоко эшелонированных ударов для подрыва функционирования, выведения из строя и уничтожения угроз (этому термину соответствует американская аббревиатура NIA/D3 - networked, integrated attacks-in-depth to disrupt, destroy and defeat). В данном случае каждая часть этого, на первый взгляд, излишне перегруженного определения имеет свой вполне конкретный смысл.
ВМО предполагает использование межвидовых группировок и разнородных сил, способных эффективно действовать во всех пяти основных пространствах. Состав группировок определяется конкретными оперативными требованиями, их действия не должны быть скованы или ограничены различиями в процедурах управления, принципах боевого применения и совместимостью существующего спектра ВВТ различных видов ВС. Интеграция межвидовых группировок предполагает более активное использование сил и средств в одном пространстве для ликвидации угроз в других пространствах.
Во многом ВМО стала продолжением идеи «объединенности», но ВМО, с одной стороны, направлена на решение вполне конкретной задачи – противодействие СНД, а, с другой стороны, должна вывести интеграцию на качественно новый уровень. Благодаря реализации концепции ВМО планируется подготовить ВВС и флот для проведения совместных операций по установлению господства в воздухе, на море, в космосе и киберпространстве в условиях противодействия со стороны СНД без необходимости осуществлять серьезную подготовку и слаживание. Это должно создать благоприятные условия для проведения, в случае необходимости, наземной операции.
ВМО ориентирована на противодействие т.н. «цепям воздействия» СНД противника на американские силы («effects chains» или «kill-chains»), которые включают в себя всю совокупность действий от обнаружения до непосредственного поражения американских сил, средств и объектов инфраструктуры. ВМО предполагает противодействие системам командования, управления, связи и разведки противника, уничтожение самих СНД и защиту дружественных сил от воздействия примененных СНД. При этом ВМО предполагает оперативный поиск и воздействие на наиболее слабые и уязвимые «звенья», нейтрализация которых разрушит всю «цепь воздействия». Особое внимание уделяется действиям в глубине территории противника, что требует увеличения боевого радиуса ВВТ и возможности действовать в зоне активного применения СНД.
В значительной степени вопросы интеграции американских войск сейчас решаются региональными и функциональными командованиями, которые непосредственно отвечают за оперативное управление вверенных им сил. В рамках же ВМО интеграция должна обеспечиваться осуществляющим административное управление руководством видов ВС и видовыми министерствами.
Роль руководства видов ВС и видовых министерств в рамках реализации концепции ВМО состоит в развитии институционального взаимодействия видов ВС на качественно новом уровне, упорядочении концептуальных принципов применения межвидовых группировок в условиях противодействия СНД, а также согласованном поиске технологических решений проблемы противодействия СНД.
Отдел ВМО выделил десять приоритетных областей для реализации концепции ВМО:
• формирование интегрированной системы оперативного управления и командования межвидовыми группировками и разнородными силами;
• достижение превосходства в подводной сфере;
• развитие противокорабельных ракет и других средств борьбы с надводными кораблями противника;
• развитие систем борьбы с СНД наземного базирования, включая дальнюю авиацию и авиацию «первого дня войны», системы РЭБ и кибероружие;
• системы активной и пассивной защиты войск;
• рассредоточение пунктов базирования и использование временных и импровизированных пунктов базирования;
• защита американских космических систем, прежде всего группировки спутников, от воздействия противника;
• развитие систем разведки и слежения, которые могут эффективно применяться в условиях противодействия со стороны СНД;
• защита и обеспечение тыла группировки в условиях противодействия со стороны СНД;
• проведение «наступательных» операций в киберпространстве, защита собственных информационных систем от воздействия противника, развитие кибероружия.
Отдел ВМО планирует начать работу совместно с представителями объединенных командований, оперативных флотов ВМС и воздушных армий ВВС с одной стороны и представителями административной структуры видов ВС с другой стороны. Предполагается, что приоритетность той или иной из десяти выделенных областей для реализации концепции ВМО будет определяться в зависимости от приоритетов и задач каждого конкретного регионального и функционального объединенного командования.
Развитие концепции ВМО привела к появлению ряда альтернативных ей идей. В отличие от ВМО, которая ориентирована на широкий спектр возможных сценариев, альтернативные концепции сконцентрированы на противостоянии с Китаем. Первая из них активно продвигается отставным офицером КМП, старшим научным сотрудником Центра стратегических исследований Национального университета обороны Томасом Хаммесом. Вместо «общей» концепции ВМО Хаммес предлагает принять стратегию длительной войны с Китаем под названием «дальний контроль» (offshore control), в основе которой лежит осуществление блокады, которая позволит нанести Китаю неприемлемый экономический ущерб без необходимости непосредственной борьбы с СНД. Но сама идея продолжительного конфликта с Китаем, в ходе которого США не оказывают непосредственную поддержку своим союзникам, а пытаются поколебать волю Пекина продолжать конфликт, подвергается серьезной критике и не пользуется большой популярностью в американском экспертном сообществе. Да и сама возможность установления длительной дальней блокады Китая и ее эффективность подвергаются сомнению.
Вторым, во многом созвучным первому в техническом плане, альтернативным подходом является отказ от противодействия СНД Китая и проведения ударных операций в пользу развития собственных СНД США и их союзниками. Эта идея озвучивалась профессором Военно-морского колледжа США Эндрю Эрикссоном и корпорацией RAND. Но такая концепция стратегической обороны, направленной на недопущение реализации притязаний КНР в западной части Тихого океана, также не пользуется особой популярностью и критикуется за излишнюю пассивность.
Вместе с тем возникновение альтернативных ВМО концепций будет способствовать развитию самой ВМО и определению приоритетов ее развития. Так, большинство противников и сторонников ВМО сходятся в том, что одним из приоритетных направлений для США является укрепление флота многоцелевых атомных подводных лодок.
Взаимоотношения ВМС и ВВС
ВВС и ВМС имеют долгий опыт как сотрудничества, так и соперничества. С самого появления в ВС США авиации ей одинаково заинтересовались и Армия и флот. ВВС были недовольны сохранением у ВМС мощной независимой авиации и стремились ее ограничить. Общее понимание истории взаимоотношений ВВС и флота важно и при рассмотрении работы в рамках ВМО.
Впервые авиация ВМС и Армии совместно действовала еще до вступления США в Первую мировую войну – в 1914 г. летчики обоих видов войск участвовали в американской интервенции в Мексику. В ходе Первой мировой войны, в которую США вступили уже на завершающей стадии, сферы деятельности сухопутной и морской авиации пересекались мало: первая сосредоточилась на разведке в интересах наземных частей и их непосредственной поддержке, а вторая – на противолодочной обороне (ПЛО). После Первой мировой войны между морской авиацией и сменившим ряд названий Воздушным корпусом Армии США наступил период жесткой конкуренции.
В 1920-1930 гг. армейская авиация пыталась приспособить бомбардировщики большой дальности для задач обороны побережья от вражеского надводного флота. В 1921 г., в ходе учений, в результате бомбардировки был затоплен линкор «Остфрисланд», доставшийся США после раздела флота кайзеровской Германии. Несмотря на то что корабль был неподвижен и, естественно, не вел зенитного огня, сам факт уничтожения линкора авиацией произвел большое впечатление на современников. С тех пор идет перманентный спор по одному из наиболее болезненных моментов во взаимоотношениях флота и ВВС: в чьей зоне ответственности находится воздушное пространство над морем? Вопрос этот не решен до конца до сих пор и является камнем преткновения в разработке ВМО.
Одной из первых попыток разделения обязанностей в сфере авиации было Соглашение Макартура-Прэтта, заключенное между начальниками штабов Армии и ВМС Дугласом Макартуром и Уильямом Прэттом в 1931 г. Было решено, что флот и его авиация будут максимально мобильны и возьмут на себя задачи по боевым действиям в открытом море, а Армия и ее Воздушный корпус возьмут на себя задачу береговой обороны. Однако, после ухода Прэтта с поста начштаба, флот начал отходить от этих договоренностей, опасаясь усиления роли Воздушного корпуса. В зависимости от усиления или ослабления влияния флота, ширина прибрежной полосы моря, в пределах которой авиация имела право на свободные действия, сильно колебалась. Например, в 1937 г. она составляла 555 км.
В годы Второй мировой войны, как и во время других серьезных испытаний, флот и Воздушный корпус отбросили былые разногласия, приостановили борьбу за влияние и бюджетные ассигнования, продемонстрировав достойную уважения командную работу, одним из наиболее известных примеров которой стал знаменитый «Рейд Дулиттла» на Токио 18 апреля 1942 г., совершенный летчиками Армии на «сухопутных» бомбардировщиках B-25 с палубы авианосца.
После окончания войны и появления в соответствии с Законом о национальной безопасности 1947 г. ВВС как самостоятельного вида войск на смену сотрудничеству вновь пришла ожесточенная конкуренция. ВВС стремились закрепить за собой свою временную монополию на атомное оружие. Командование ВВС считало, что с появлением атомного оружия и дальней авиации в качестве основного его носителя роль других видов и родов ВС, в том числе ВМС и их основного оружия – авианосцев, резко снизилась. Кульминацией этого противоборства стал небезызвестный «бунт адмиралов» в 1949 г. и отмена строительства авианосца United States, который должен был стать первым суперавианосцем, основным назначением которого стало бы нанесение ядерных ударов.
Однако следует отметить, что и во время обострения конкуренции ВВС и ВМС не прекращали обмениваться опытом, удачными решениями и техникой. Так, основные американские ракеты «воздух-воздух»: средней дальности AIM-7 Sparrow и ближнего боя AIM-9 Sidewinder первоначально были разработаны по заказу флота, но поскольку аналоги, созданные для ВВС, оказались значительно хуже, ВВС также приняли их на вооружение. Стоит вспомнить и истребитель F-4 Phantom II, который был изначально разработан как палубный перехватчик, но затем стал также и основным истребителем ВВС.
Впрочем, когда на то не было острой необходимости, ВВС и ВМС всегда старались развивать независимые программы, мотивируя это различиями в требованиях. Периодически один вид ВС пытался навязать другому свои программы, что, как правило, воспринималось в штыки. Так, провалились попытки «оморячить» истребители F-15 и F-16. Амбициозная идея создания на одной базе тактического бомбардировщика для ВВС (F-111A) и перехватчика для ВМС (F-111B) встретила жесточайшее сопротивление военных и закончилась выходом флота из программы.
Подобные конфликты случаются и сейчас: ВМС предпочли закупать крылатую ракету SLAM-ER (дальний «родственник» морской противокорабельной ракеты Harpoon) вместо разработанной ВВС JASSM; ВВС вышли из изначально совместной программы разработки и производства корректируемой авиабомбы JSOW; не удалось договориться по вопросу создания единого разведывательно-ударного БЛА: программа J-UCAS была закрыта.
Однако, как и прежде, в случае острой необходимости сотрудничество ведется всерьез и с полной отдачей. Наиболее очевидный пример – создание семейства самолетов F-35 Lightning II. Эта программа жизненно важна как для ВВС, так и для Министерства ВМС, и кооперация в рамках этой программы максимальна – стороны делят расходы, предоставляют друг другу инфраструктуру, летчики-испытатели работают совместно, даже создан объединенный учебный центр, где летчики и техники ВВС, ВМС и КМП вместе осваивают новую технику и обмениваются опытом.
Хотя и тут не обходится без противоречий – судя по имеющейся информации, далеко не все в ВМС довольны необходимостью закупать F-35C и предпочли бы как минимум сократить их количество в пользу привычных F/A-18E/F Super Hornet и EA-18G Growler. Но эта идея неприемлема для КМП и ВВС, так как нанесет серьезный удар по F-35B и F-35A, а реальной альтернативы в настоящее время нет.
В 1970-е гг. ВВС снова начали проявлять интерес к участию в борьбе за господство в океане – этому способствовал усиливавшийся ВМФ СССР. Бомбардировщики B-52 могли использоваться для стратегической морской разведки, минирования, борьбы с надводными целями, в 1980-е гг. несколько эскадрилий этих самолетов даже специализировались на морских операциях.
В 1990-е гг. все виды ВС США столкнулись с серьезным вызовом, которым стал распад СССР и прекращение холодной войны с сопоставимым по силам противником. Вместо этого США, временно оказавшись в роли единственной военной сверхдержавы, вступили в период практически непрекращающихся локальных конфликтов и военных операций. Однако это способствовало укреплению сотрудничества ВМС и ВВС: основную роль играла тесно взаимодействующая авиация морского и наземного базирования.
Также можно говорить о некотором росте идеологического противостояния с Армией, вызванном различными подходами – ВМС и ВВС схожи в способности к быстрому проецированию силы в любую точку земного шара и в том, что их операции носят преимущественно «дистанционный» характер. В связи с этим основной груз участия в локальных конфликтах лег на ВВС и флот, а Армия в 1990-е гг. после «Войны в заливе» не проводила масштабных операций. Ситуация изменилась в 2000-е гг., когда потребности операций в Ираке и Афганистане привели к резкому росту роли Армии и переориентации КМП на наземные операции.
Тем не менее и в 1990-2000-е гг. ВВС и ВМС продолжали конкурировать за зоны влияния и бюджет вопреки развитию сотрудничества между ними. Этому способствовало масштабное сокращение военных расходов в 1990-е гг. Яркой иллюстрацией является сохранение соперничества по вопросу разделения зон влияния в морском пространстве. Как отмечает профессор Военно-морского колледжа США Милан Вего, флот и ВМС до сих пор не имеют однозначного взаимопонимания относительно того, в чьей зоне ответственности должно находиться воздушное пространство над морем. Кроме того, ВВС зачастую стремятся закрепить за командующим воздушной компонентой объединенных сил лидирующую роль при проведении воздушных операций на морских и прибрежных ТВД. Как отмечает Вего, если в некоторых сценариях это возможно (при проведении невоенных операций) или даже необходимо (обеспечение ПВО/ПРО наземной группировки на прибрежном ТВД), то при проведении ряда боевых операций на морских и прибрежных ТВД (в частности, установление господства на море, борьба с СОД, ориентированными на противодействие силам флота) эти функции должны быть закреплены за командующим морской компонентой объединенных сил.
С начала 1970-х гг. доли военного бюджета, которые получают министерства ВМС и ВВС, более-менее одинаковы, что способствует относительному «балансу сил» между ними. Вместе с тем это равновесие всегда было достаточно неустойчивым. Периоды тесного сотрудничества, преимущественно во время войн и кризисов, сменялись периодами острой конкуренции, преимущественно в межвоенные годы, характерной особенностью которых было сокращение военных расходов. Так было после Второй мировой, после Корейской, Вьетнамской и холодной войн. Одна из озвученных задач ВМО – сделать так, чтобы после эпохи войн в Ираке и Афганистане начался не новый виток межвидовой конкуренции, а рост интеграции и взаимодействия. Но это, судя по всему, является скорее не более чем труднодостижимым идеалом. Секвестр военных расходов означает, что сотрудничество в рамках ВМО будет идти параллельно с соперничеством за бюджетные ассигнования.
Армия и ВМО
Ключевая роль в разработке ВМО отводится ВВС и ВМС. КМП также принимает достаточно активное участие в данной работе (подробнее – в майском номере «Национальной обороны»). Несколько в стороне от ВМО остается лишь Армия. Представители Пентагона и отдела ВМО неоднократно подчеркивали, что сама идея ВМО предполагает интеграцию и участие всех четырех ключевых видов ВС США и не ставит своей целью «дискриминацию» Армии и КМП. Вместе с тем роль Армии в работе отдела ВМО остается довольно ограниченной. Так, в штате самого Отдела находится, по некоторым данным, лишь один представитель Сухопутных войск.
Многие наблюдатели продолжают видеть в самой идее ВМО преимущественно борьбу ВВС и флота за увеличение собственной роли, влияния и доли бюджета за счет «сухопутных» видов войск. Насколько справедливо данное утверждение – открытый вопрос. В любом случае, сама угроза увеличения благодаря ВМО влияния ВВС и ВМС в условиях секвестра военных расходов не могла не вызвать ответную реакцию Армии, особенно учитывая тот факт, что численность Армии может сократиться с сегодняшних 564 тыс. военнослужащих до 490 тыс. в 2015 г. и 420 тыс. в 2019 г.
После того как КМП начал сближение с флотом и возвращение к идеям действий «с моря» и морских десантных операций, Армия осталась в некоторой изоляции. Руководство Армии в данной ситуации пошло по пути одновременного создания дополняющих ВМО концепций и более активного встраивания в саму ВМО вопреки преобладающей
