Современный мир ценит сильных и эффективных политиков
История развивается по спирали, как полагали во времена, когда марксизм-ленинизм являлся единственно верным учением. Судя по результатам недавних российско-китайских переговоров на высшем уровне, это утверждение имеет под собой вполне реальную основу, что отнюдь не является поводом для эйфории – опыт сотрудничества с КНР у нашей страны уже был.
Шестьдесят лет назад отношения Москвы и Пекина казались безоблачными. Масштабное по меркам того времени сотрудничество опиралось на единую для обеих стран социалистическую идеологию. Противник тоже был один: в холодной войне США противостояли и СССР, и КНР. Однако различий в том, как выглядела международная обстановка тогда и теперь, больше, чем сходства, да и смысл партнерства с Китаем для сегодняшней России другой.
Обе страны интегрированы в современную систему мироустройства, чего в 50-х не было. Обе давно прошли эпоху революционных изменений и послереволюционных внутриполитических пертурбаций. Китай – главная мастерская современного мира, без притока промышленной продукции которого на мировые рынки западные страны будут испытывать серьезные трудности. Не стоит забывать и о том, что его золотовалютные резервы – крупнейшие в мире и что именно КНР является главным держателем казначейских обязательств США.
Изоляция Китая не только невозможна, но и не отвечает интересам Соединенных Штатов – настолько велико его значение для американского бизнеса. Тот факт, что в Стратегии национальной безопасности США именно Китай расценивается как главная угроза будущей гегемонии Вашингтона и долгосрочная внешняя политика администрации Обамы построена на принципах его сдерживания, не означает, что Америка может себе позволить прямое столкновение с КНР даже сегодня, когда Китайская Республика еще не является сверхдержавой.
Наибольший потенциал развития
Россия при всех издержках отношения к ней стран ЕС и США как к «евроазиатской бензоколонке» не имеет серьезных внешнеполитических противников, если не считать спонсоров исламистского терроризма. Однако напрямую против РФ они выступить не могут, ограничиваясь поддержкой радикалов на ее территории и в ближней периферии, а также масштабной антироссийской кампанией в арабских СМИ, среди которых выделяются телеканалы «Аль-Джазира» и «Аль-Арабийя», а также газета «Аш-Шарк аль-Аусат».
Текущий кризис России в отношениях с Западом из-за ситуации на Украине не является результатом реализации экспансионистских планов, но спровоцирован излишне агрессивным наступлением на зону непосредственных интересов РФ. Лидеры западного сообщества отдают себе в этом отчет, хотя на публике все отрицают. При этом европейцы, несмотря на антироссийскую риторику СМИ, обострения отношений с Москвой не хотят, исходя не только из опасений роста нестабильности в Старом Свете, но и из собственных экономических интересов. Соединенные Штаты готовы подтолкнуть их к этому обострению, но сами ограничиваются символическими, не идущими излишне далеко жестами: позиция России по Украине не несет угрозы непосредственным интересам США.
Система экономических и политических связей, которые Россия имеет в мире, далеко превышает возможности СССР на пике его могущества. Она не так явно, как в советские времена, демонстрирует влияние страны, не подкрепленное военными базами и десятками тысяч военнослужащих по всему миру. Нет более социалистической системы: сателлитов и союзников Советского Союза, объединенных в Организацию Варшавского договора и СЭВ, не говоря уже о «государствах социалистической ориентации», прислушивающихся к советам или директивам ЦК КПСС – как нет ЦК КПСС и самой КПСС. Нет и национально-освободительных и революционных движений. Однако впервые в истории существует несколько десятков государств, в том числе развитых, с которыми у России действует безвизовый режим. Нет более мешавшей трезво оценивать окружающий мир идеологической зашоренности политического руководства, требовавшей брать на себя обязательства перед любым африканским или азиатским диктатором, объявившим исключительно ради достижения собственных целей о начале строительства социализма. Взамен у РФ есть современная финансовая система, охватывающая всю страну, опыт зарубежных поездок десятков миллионов ее жителей и полное понимание того, что представляет собой экономика, основанная на реальных деньгах, а не на идеологических лозунгах.
Одновременно существуют такие явления, как повальная деиндустриализация, растущее социальное неравенство, зашкаливающая коррупция и доминирование во всех сферах жизни, включая образование, науку, медицину и социальную сферу, чиновников и бюрократов. То есть современная Россия проходит латиноамериканский путь развития. Однако из всех стран постсоциалистического пространства, за исключением Прибалтики, опирающейся на ЕС, а также Казахстана и Азербайджана с их углеводородами и жесткой вертикалью власти, наша страна имеет и демонстрирует наибольший потенциал развития. При этом значительная часть технологий, наработанных отечественной промышленностью в советский период, до настоящего момента российскими специалистами не утеряна – хотя «окно возможностей» здесь близко к закрытию.
Нюансы сближения
Для Китая сотрудничество с Россией в сфере импорта наших технологий с опорой на индустриальную базу КНР – единственный в своем роде шанс догнать Соединенные Штаты по некоторым критическим для достижения паритета с ними направлениям. И судя по тем проектам в сфере авиастроения, которые были согласованы во время российско-китайских переговоров (хотя для широкой публики и прессы их полностью заслонило соглашение по поставкам природного газа), руководство обеих стран готово пойти на стратегический прорыв в сфере промышленной кооперации.
Особая тема – сотрудничество в военной и военно-технической сфере, проявленное в рамках согласования проведения учений военно-морских флотов КНР и РФ в составе смешанных соединений. Вывод американской армии из Афганистана в 2014 году представляет собой одинаково серьезную проблему для обоих государств. Как следствие сотрудничество российских и китайских ВС в ближайшее время может получить сферу практического применения. Это неизбежно как минимум в процессе противостояния распространению афганских наркотиков и террористической угрозе, о чем напомнили организованные уйгурскими сепаратистами взрывы в Урумчи, на территории СУАР КНР.
Разумеется, сближение России и Китая – последнее, чего хотела бы администрация США. Об этом свидетельствует мгновенная реакция Госдепартамента, заявившего явно для собственных законодателей и прессы, что достигнутые Москвой и Пекином результаты не являются итогом украинского кризиса. Действительность, однако, говорит о другом. Именно обострение отношений Москвы с Вашингтоном и Брюсселем подтолкнуло РФ и КНР друг к другу, сблизив их позиции в чувствительных для каждого вопросах. Тем более что наработанная практика российско-китайского сотрудничества в Совете Безопасности ООН по вопросам, связанным с сирийской гражданской войной, выявила близость этих позиций по ряду важных направлений.
Речь не идет о блоковом противостоянии, напоминающем времена холодной войны: и Китай, и Россия имеют общие экономические интересы и проекты с США и ЕС, что в период противостояния двух идеологических систем было абсолютно немыслимо. Однако их альянс для ограничения доминирования Соединенных Штатов в тех регионах, где оно и для Москвы, и для Пекина представляет угрозу, – естественное следствие крушения идеи евроинтеграции России. В то же время иллюзии относительно того, насколько далеко может зайти наше сотрудничество, излишни и вредны. Китай имеет свои собственные интересы и действует исходя только из них, что доказывает вся его история, в том числе новейшая.
Дело не в том, что китайская экспансия угрожает российскому Дальнему Востоку, который с его сырьевыми ресурсами теоретически может быть заселен китайцами и отторгнут ими от России, – традиционная, с точки зрения отечественных «почвенников», проблема двусторонних отношений. Это как раз ни Сибири, ни Дальнему Востоку не грозит. Грозят им продолжение оттока населения, депопуляция и неизбежная после этого деградация региональной инфраструктуры. Тем более все необходимое Китаю сырье он может получить безо всякой экспансии, с доставкой до китайской границы, что российские компании и делают на протяжении последней четверти века.
Однако у Китая своя система приоритетов и собственная стратегия национального развития. Украине, о чем отечественная пресса писала достаточно, в этой стратегии была отведена определенная роль. Во-первых, как участку транзитного проекта «Новый шелковый путь» в обход российских Транссибирской магистрали и Северного морского пути, позволяющего транспортировать грузы из АТР, в первую очередь из самого Китая, в страны ЕС. А во-вторых, в качестве поставщика зерновых, производимых на арендованных у нее КНР сельскохозяйственных землях, в том числе в Крыму, под защитой и контролем китайских военнослужащих.
Проекты эти, особенно первый – наиболее затратный и важный, претерпели серьезную корректировку после воссоединения Крыма с Россией. Ни о каком глубоководном порте на западе полуострова, который стал бы воротами КНР в Европу, речь более не идет. Второй проект, не исключено, в настоящее время нерелевантен – сельскохозяйственное производство на арендованных за границей землях такого масштаба, как планировал Китай, в стране, охваченной волнениями, переходящими в гражданскую войну, представляет собой крайне рискованный и малорентабельный бизнес.
С другой стороны, жесткая позиция по общим вопросам, а также эффективные и быстрые действия Москвы в Крыму, которым западное сообщество ничего не смогло противопоставить, подействовали на руководство КНР самым существенным образом, подняв имидж России и ее руководства. Современный мир – и Китай не исключение – ценит сильных и эффективных политиков. В этом плане Владимир Путин отличается от Барака Обамы на порядок. Тем более что Россия в противовес США выполняет все свои обязательства перед союзниками и разумно ограничивает действия исключительно теми целями, которых может достичь с минимальными потерями. Последнее соответствует китайскому пониманию прагматичности и целесообразности, дополнительно стимулируя сотрудничество Пекина с Москвой, политика которой в отличие от 90-х годов китайцам понятна и легко объяснима.
Обеспечить свободу маневра
Различия во внешней политике и экономике, в том числе в отношении государств исламского мира, позволяют КНР и России использовать сотрудничество для реализации целей и задач, которые напрямую не связаны с их двусторонней торговлей. Так, Пакистан, Катар и Саудовская Аравия поддерживают с Китаем полномасштабные отношения, которые для Пакистана являются союзническими, балансируя в регионе влияние Индии. С Россией все они враждуют – хотя для Пакистана это скорее пассивное недоброжелательство, так как Москва является одним из основных партнеров в сфере поставок вооружения и военной техники той же Индии.
С одной стороны, это позволяет использовать наработанную КНР и РФ систему связей для снижения рисков в отношениях с третьими государствами, являющимися «партнером партнера». То есть в критических ситуациях Москва и Пекин готовы поддержать друг друга. Ситуации такого рода вполне могут возникнуть, во всяком случае в Афганистане, который после ухода оттуда американской армии превратится в арену соперничества Пакистана, Ирана и стран Центральной Азии, поддерживающих близкие каждой из них этноконфессиональные общины. С другой стороны, поставки российских энергоносителей в КНР оказывают давление на рынок сжиженного газа, на котором традиционно сильны позиции Катара.
Ухудшение условий данного эмирата для ведения переговоров с Китаем и закрепление на местном рынке трубопроводного природного газа, поставляемого из России, является адекватным ответом на экспансию Катара на европейские рынки, основываясь на которой ЕС на протяжении ряда лет оказывал давление на «Газпром». Как минимум это сбивает Дохе ценовую политику, что она сама на протяжении длительного времени делала в отношении Москвы, прикрывая своим участием в форуме стран – экспортеров газа, известном публике как «Газовая ОПЕК», жесткую антироссийскую политику, которая открыто проявилась только в ходе сирийского кризиса.
В любом случае прорыв России на китайский газовый рынок открывает возможности для расширения ее присутствия на рынке углеводородов стран АТР. Это может быть следствием как возможного дальнейшего расширения поставок газа в КНР после прокладки второго трубопровода – через Алтай на запад Китая, так и диверсификации региональных потребителей, в том числе за счет Южной Кореи и Японии. Ни эти страны, отношения которых с КНР достаточно сложны, ни Вьетнам, с которым они обострились после инцидента из-за спорных островов, с одной стороны, и прошедших в мае этого года погромов китайских и тайваньских предприятий, расположенных во Вьетнаме, с другой, не являются геополитическими противниками России.
Вьетнам – это государство, с которым Москву связывают отношения не менее прочные, чем Китай с Пакистаном. Япония же и Южная Корея наращивают торговые связи с РФ, невзирая на жесткое американское давление и требования присоединения к США по вопросу антироссийских санкций. Система отношений с ними, выстроенная Россией, основана на конкретных экономических интересах и напоминает существующую у Китая с упомянутыми выше странами исламского мира.
Внутрироссийская критика двусторонних соглашений, в том числе поставок газа, практически целиком сосредоточена на вопросах ценообразования. Однако опыт работы «Газпрома» в Турции демонстрирует, что со странами, которые непосредственно граничат с нашей территорией или являются близкими соседями, долгосрочный договор, превращающий Россию в одного из главных поставщиков их углеводородов, – лучшая гарантия долгосрочного стратегического партнерства.
Говоря попросту, поставки природного газа обеспечивают безопасность РФ на турецком направлении – даже с учетом северокавказского фактора и противоположной позиции Анкары и Москвы в отношении сирийской гражданской войны. Создание такой же системы отношений с Китаем реально обеспечивает безопасность России на восточном направлении. Это немаловажно как в преддверии «центральноазиатской весны», которая может начаться в ближайшее время, о чем автор не раз писал, так и вследствие возникновения очага напряженности и нестабильности на западных рубежах – на территории Украины.
Многовекторная политика страны, основанная на взаимовыгодных экономических интересах, дает ей возможность проведения многоходовых комбинаций. Вообще-то говоря, далеко не всегда эффект от того или иного проекта может быть просчитан. Транссибирская железнодорожная магистраль в конце XIX – начале ХХ века воспринималась современниками крайне неоднозначно. Оправдала она себя через несколько десятилетий после завершения строительства, когда благодаря ее наличию сибирские воинские части зимой 1941-го были подтянуты для обороны Москвы, сорвав зимнее наступление вермахта. Предположить это в момент, когда ее строили, было невозможно.
В ситуации с Китаем, однако, понятно, что стратегическое значение для Пекина именно российских поставок природного газа со временем будет только увеличиваться. Опасность для государства, которое претендует на статус будущей сверхдержавы, зависимости от поставок топлива морским путем чрезвычайно высока. Тем более что военно-морские силы КНР значительно слабее американских и на протяжении обозримого периода такими и останутся, а военных баз на основных океанских маршрутах, с которых Китай мог бы осуществлять прикрытие своего торгового флота, у Пекина нет. Хотя есть понимание необходимости и попытки их построить.
Вспомним недавнюю историю со срывом договоренности Китая о строительстве такой базы в Джибути, который был организован Соединенными Штатами, чего никто и не скрывал. Показательное (особенно для КНР) строительство там японской базы в дополнение к французской и американской – демонстрация того, что в возможных в будущем столкновениях ее интересов с США Вашингтон будет готов на практике использовать любые методы давления. Ни о какой свободе судоходства в конфликтных ситуациях не может быть и речи. Соответственно для обеспечения стратегической безопасности КНР континентальные маршруты поставок углеводородов играют решающую роль.
Опасения, высказываемые насчет того, что Россия собственными руками усиливает в лице Китая потенциального конкурента, в настоящий момент не имеют смысла. Поставки такого рода уже налажены. Туркменский газ в Китай поступает в любом случае, и вероятно строительство дополнительных ниток газопроводов, которые значительно усилят присутствие стран Центральной Азии на китайском газовом рынке. В этой ситуации тянуть до бесконечности переговоры о поставках газа Россия не могла. Необходимо было либо вписываться в китайский рынок и закреплять его сегмент за собой, либо отдавать конкурентам из чистого принципа, поскольку геополитическую или экономическую основу под решение такого рода подвести нельзя.
Демонстративный восточный разворот политики усилил позиции Москвы. В том числе на всех прочих направлениях, включая западное. Свобода маневра – важнейший инструмент проведения в жизнь интересов любого государства, даже если оно не испытывает серьезных внешних вызовов. Чего нельзя сказать о России.
Евгений Сатановский, президент Института Ближнего Востока
Опубликовано в выпуске № 20 (538) за 4 июня 2014 года
