RS: главная проблема европейского ВПК — раздробленность
Навязчивая идея Берлина о перевооружении провалилась, пишет RS. Военная промышленность Германии показала полную неэффективность. Более того, на страну списали все беды европейского ВПК.
Питер Ратленд (Peter Rutland), Лео Бадер (Leo Bader)
Хваленое перевооружение канцлера Мерца оказалось еще более шатким, чем кажется.
13 октября правительству Германии пришлось в последний момент отменить пресс-конференцию, где планировалось объявить о новом законопроекте, расширяющем призыв на воинскую службу. Это стало следствием разногласий между двумя основными партиями правящей коалиции: социал-демократами (СДПГ) и христианскими демократами (ХДС/ХСС). Один лишь этот эпизод раскрывает всю шаткость нашумевшего перевооружения, с которым так носится Берлин.
Начавшаяся в 2022 году спецоперация на Украине обнажила стратегическую уязвимость Европы и давнюю зависимость континента от США в плане безопасности. Последнее обстоятельство стало тем актуальнее после возвращения Дональда Трампа в Белый дом в январе 2025 года: он начал с того, что потребовал, чтобы члены НАТО увеличили свою лепту в альянс.
После вступления в должность в январе президент Трамп разрывается между давлением на Украину и Россию. В июле, например, Трамп дал понять, что больше не намерен направлять Киеву военную помощь безвозмездно, однако охотно будет продавать ему оружие — если европейцы оплатят счет. Совсем недавно он одобрил расширенный обмен разведданными, позволив ВСУ бить в тыл России по нефтяной и энергетической инфраструктуре.
По самым скромным подсчетам, украинскому правительству требуется около 100 миллиардов долларов в год для обеспечения минимального уровня государственных услуг и поддержания военной кампании. По данным Кильского института, с начала конфликта США предоставили Украине военной и экономической помощи на сумму 130 миллиардов долларов, тогда как европейские страны в совокупности выделили 166 миллиардов (не считая дополнительных косвенных расходов — от затрат на убежище украинским беженцам до скачка расходов на природный газ в 2–3 раза). Не входящие в ЕС страны, например Великобритания и Канада, также внесли значительный вклад в поддержку Украины.
ВВП Европы составляет свыше 20 триллионов долларов (в 10 раз больше, чем у России). Поэтому на бумаге европейские страны должны быть в состоянии не только поддержать Украину, но и перевооружиться сами — при наличии политической воли, конечно. В 2024 году Россия потратила на оборону 145 миллиардов долларов, тогда как ЕС — 400 миллиардов долларов, или менее 2% европейского ВВП. В июне, в ответ на нажим президента Трампа, европейские члены НАТО пообещали увеличить основные расходы на оборону до 3,5% ВВП.
Канцлер Фридрих Мерц вступил в должность в мае и сразу же пообещал, что Германия в партнерстве с Францией станет опорой новой архитектуры европейской безопасности. Берлин отменил предусмотренный конституцией долговой барьер для военных расходов, пообещав утроить оборонный бюджет в течение следующих пяти лет. Однако отмена “долгового тормоза” (который ограничивал государственные займы планкой в 0,35% ВВП) очень скоро стала притчей во языцех, поскольку в ходе предвыборной кампании Мерц обещал не трогать этот механизм, однако после выборов резко сменил курс.
Но провал законопроекта о воинской обязанности раскрывает всю его зыбкость. Германия намерена увеличить свои вооруженные силы со 182 тысяч до 260 тысяч штыков за счет добровольцев, но с обязательной регистрацией и лотереей для всех 18-летних юношей, если будет недобор новобранцев. В итоге законопроект отклонили социал-демократы, воспротивившись обязательной регистрации и лотерее. Лишь в десяти европейских странах в настоящее время действует воинская обязанность, а доля призванной под ружье молодежи колеблется от 8% до 80% в зависимости от страны. Сама Германия отменила всеобщую воинскую службу в 2011 году.
Кабинет Мерца продавливает инвестиции в оборону как путь к возрождению хворающей экономики. ВВП Германии сокращался два года подряд, в 2023 и 2024 годах, в основном из-за скачка цен на энергоносители с началом конфликта на Украине. Министр экономики Катарина Райхе назвала перевооружение “экономической и технологической возможностью”. Около 50% новых контрактов на закупку техники было заключено с немецкими компаниями.
Однако сопротивление совместному финансированию ЕС и импорту оружия лишь цементирует поразительную неэффективность военной промышленности Германии. Как отмечается в недавнем исследовании брюссельского аналитического центра “Брейгель”, главная проблема европейского ВПК — раздробленность, а главный виновник — Берлин. Европейские военные фирмы производят девять различных типов истребителей, четыре типа танков, 16 фрегатов и 17 моделей бронетранспортеров (БТР).
В отличие от них, США производят всего четыре истребителя и имеют по одной базовой модели танка, фрегата и бронетранспортера. Благодаря этому США извлекают выгоду из эффекта масштаба. Так, например, немецкая гаубица Panzerhaubitze 2000 ценой в 17 миллионов евро за штуку стоит в 10 раз дороже своего американского аналога M109. Немецкий танк Leopard 2A8 обходится почти вдвое раза дороже американского M1A2 Abrams.
Разногласия из-за связей с США и Россией, а также давняя пацифистская ориентация оставили глубокий след в немецкой политической культуре. Споры между СДПГ и ХДС/ХСС, а также внутри самой СДПГ по вопросу воинской обязанности ясно говорят о том, что эти разногласия продолжат сказываться на оборонной политике страны. Даже повышенные расходы на оборону для стимуляции экономического роста едва ли помогут преодолеть эти укоренившиеся политические разногласия.
Питер Ратленд — профессор государственного управления в Уэслианском университете и сотрудник Дэвисовского центра российских и евразийских исследований при Гарвардском университете. До этого он преподавал в Техасском университете в Остине, а также в Йоркском университете и Лондонском университете в Великобритании.
Лео Бадер — выпускник Уэслианского университета, изучает европейскую историю и политику с упором на внешнюю политику Германии в период после окончания холодной войны.
