Интервью генерального директора Уралвагонзавода для программы «Военная приемка»
К 105-летию российского танкостроения, которое отмечается в этом году, генеральный директор Уралвагонзавода (входит в Госкорпорацию Ростех) Александр Потапов дал интервью ведущему программы «Военная приемка» телеканала «Звезда» Алексею Егорову. Это первое большое интервью руководителя главного танкового концерна страны с начала специальной военной операции.
О том, сколько изменений пережили наши танки с начала СВО, на какой базе окажется новый «Солнцепек» и многом другом — в интервью «Военной приемке».
— Сколько иностранных делегаций побывало в этом помещении?
— В этом помещении достаточно много делегаций побывало. Вместе с тем это помещение объединяет не только тех, кто приезжает из-за рубежа, но и тех, кто работает на территории России. А у нас сегодня таких предприятий порядка 140. А если вообще взять количество комплектаторов продукции, которую выпускает Уралвагонзавод, это более 600 предприятий. Возвращаясь к вопросу иностранных делегаций, я хочу сказать, что это более 70 стран.
— Если сейчас представить такую ситуацию, что все барьеры сняты: санкционные, политические, экономические — сюда еще пошли бы представители каких-то стран дополнительно, сверх этих 70?
— Я думаю, да.
— Как вы думаете, натовцы, не будь этих барьеров, стали бы сейчас наши танки покупать?
— Я думаю, что они бы хотели купить по простой причине: посмотреть на нашу начинку, что там внутри.
— У ваших конструкторов была возможность заглянуть в их танки?
— Да, конечно. У Министерства обороны есть свой профильный институт, где они разбирают и смотрят с нашим участием особенности и интересные места, которые бы могли представлять для нас в будущем определенное развитие. Но это все-таки машины прошлого века. Есть там, безусловно, интересные решения, но я бы не сказал, что это глобально для нас что-то дает. Да, двигатели у них неплохие. Это классика. Но, с другой стороны, его объемы на сегодняшний день превышают наши, то есть превышают массогабаритные характеристики нашего перспективного двигателя в той же мощности.
— То есть если мы берем мощность двигателя на единицу веса танка, здесь мы выигрываем?
— Берем мощность и вес делим на мощность. Смотрим, сколько приходится веса на одну лошадиную силу. У нас показатели лучше. Динамическая защита, которая у них есть, уступает, антидроновая защита фактически отсутствует.
— Справедливости ради отметим, что российское танкостроение имеет именно западные корни.
— Первый танк у нас появился 31 августа 1920 года, это серийный танк на базе французского «Рено». Брали за основу в том числе танки, которые также были сконструированы и отчасти лицензионно производились в Италии. Работали мы и по американским вариантам, и с Англией, но это все приходится на период, условно говоря, 1920–1930-х годов.
— Когда молодая советская страна вставала на ноги.
— Но надо отдать должное, когда молодая советская страна перешла в 1930-е годы, уже появились серии танков Т-26, БТ. И когда мы уже пришли к 1940 году, мы выпустили за этот период порядка 20 тысяч танков. Своих танков! При этом, если взять условно соотношение последних лет 1930-х годов, сколько было произведено у нас и сколько было у Германии, то у нас за одинаковый период было произведено в три раза больше танков, чем в Германии. А если вообще взять по итогам Великой Отечественной войны, то к концу 1945 года мы выпустили вместе с самоходными артиллерийскими установками порядка 96-98 тысяч танков и самоходных орудий, а Германия — 40 с небольшим тысяч, то есть опять в два с лишним раза больше.
— Когда пришло понимание, что все-таки надо всё иметь свое, что в любой момент могут перекрыть кран и все эти французские, итальянские, американские корни просто станут для нас проблемой?
— Челябинский тракторный завод всем известен. В 1933 году он начал работу. Изначально стояла задача сделать гусеничный трактор и построить в Челябинске завод. Что лежало в основе этого проекта? Американские «Катерпиллеры». Потом в один прекрасный момент американцы поняли: сейчас русские, советские люди построят такого конкурента, который потом им перекроет все остальные рынки. И они это заблокировали. Мы тогда уже поняли, что ждать от наших друзей каких-то поблажек не нужно. Поэтому в 1930-е годы Т-34 — это уже наш танк. После событий 2014 года тоже была поставлена схожая задача. Первая задача — уйти от украинской зависимости (а у нас еще в советские времена была создана очень хорошая кооперация). По линии танкостроения, могу совершенно четко сказать, это было сделано за полтора года. А дальше продолжалась работа в том же направлении.
— Сейчас Уралвагонзавод объединил в себе все три школы?
— Безусловно. Когда началась Великая Отечественная война, это был завод № 183, который переехал из Харькова. Туда же приехали несколько заводов и станкостроительный московский имени Серго Орджоникидзе. Приехали инженеры из моего любимого МВТУ имени Баумана и там остались. Из Мариуполя приехал завод. То есть получилась такая достаточно мощная, сильная команда, которая создала оружие Победы. Представьте себе, в 1920 году не было танковой отрасли, не было танков, а через 25 лет на Красной площади в июне месяце на Параде Победы заявляется танк Победы Т-34. Мне сегодня так хочется, чтобы Т-90 «Прорыв» прошел по Красной площади как «праправнук» Т-34 именно с таким же лозунгом «танк Победы».
— Здесь представлены модели, и на каждой из них мы видим так называемый мангал. Теперь это обязательный атрибут?
— Все машины, которые выходят с любого завода нашего холдинга, имеют «мангал». Но мы должны отчетливо понимать, что количество машин, которое было произведено ранее и которое сегодня используется в рамках специальной военной операции, значительно больше. Поэтому сегодня уже в ротах, рембатах ребята сами варят. А техника, которая идет сегодня с заводов, вся обеспечена «мангалами», причем постоянно происходит совершенствование. Враг не дремлет. Это философия жизни: нападают — защищаем, и мы находим решение. Помимо этих «мангалов» сегодня ставятся еще и прорезиненная защита, дополнительная динамическая защита. И мы не останавливаемся. Если взять танк образца 2022 года и образца сегодняшнего года — это совершенно разные танки. В наших конструкциях и в нашем производстве учтено более 200 больших и малых изменений, которые отвечают вызовам современной войны.
— Все-таки если посмотреть вперед на 10-20-30 лет, танк избавится от «мангалов», как вы думаете?
— На сегодняшний день «мангал» — это, наверное, оптимальное решение, держит более 20 FPV-дронов и барражирующих боеприпасов. Но понятно, что это не решение вопроса. Мы не стоим, уже что-то имеем по этому поводу.
— Знаю, наши ученые уже испытали натовскую динамическую защиту, снятую, по-моему, с «Брэдли». Насколько наши и натовцы здесь...?
— Наши не уступают. Динамическая защита тоже совершенствуется постоянно, находятся иные технические решения. После завершения специальной военной операции как-нибудь расскажу, а сейчас преждевременно.
— Активная защита?
— Активная защита — это сегодня уже святое. Израиль говорит: у нас активная защита, это говорят Южная Корея и Китай. Мы не можем стоять на месте, мы с этими вызовами уже столкнулись и понимаем, куда идти, что делать и как будем организовывать эту работу.
— Танковое орудие. Не планируете переходить в больший калибр?
— Есть разные на этот счет мнения. По состоянию на сегодняшний день калибр 125 является оптимальным. Если смотреть, что предлагают наши супостаты (а мы внимательно смотрим), многие останавливаются на калибре 120. Сегодня калибр 120 дает эффективность не хуже, чем калибр 125, хотя у нас, казалось бы, больше. Здесь пороха, энергетика. На самом деле это функция многих переменных, совокупность двух событий: выстрел и пушка, и они должны быть как сиамские близнецы — вместе и неразделимы.
— Как выглядит ситуация с прицельным комплексом танка?
— Если брать исторический аспект, мне проще на это отвечать, потому что я закончил МВТУ имени Баумана по специальности «Оптико-электронные приборы». У меня была система наведения на танк по блику, то есть прицельный комплекс, и мне это было понятно и близко. На заре моей юности, скажем, в 1980-х годах, конечно, это были прицелы, которые оставляли желать лучшего. Самое сложное было — это использование прицелов в тепловизионном сегменте. Потом, в 1990-е годы, к нам пришли со всех сторон и говорят: давайте закупайте наши тепловизоры, наши тепловизионные каналы. И многие прицелы были сделаны в том числе с участием иностранных комплектующих.
В 2014 году мы уже понимали, что нам надо делать акцент на нашей элементной базе. И сейчас прицельные комплексы, системы управления огнем, которые стоят на наших танках, — российского производства. Поэтому системам «Талиэс», или «Сафран», или прочим французским мы желаем развития, а у нас будет лучше.
— Сейчас наша съемочная группа работает в зоне СВО в одном из рембатов. Знаю, что там ваши сотрудники тоже постоянно находятся.
— Да, это действительно так. Наши выездные бригады начали работать с начала специальной военной операции. Конечно, начало было не очень простое. В основном восстанавливалась техника силами выездных бригад. Они там «левши», они в таких условиях могут и блоху подковать. Вот, например, они освоили восстановление бортовых коробок передач. Это достаточно серьезная, сложная работа. И я считаю, что у нас здесь идет полное взаимодействие и с Министерством обороны, и с ребятами. По ремфонду, запчастям мы работаем вместе.
— «Солнцепек» сегодня крайне востребован. В основе его — шасси танка Т-72. Светлая память Кириллову, нашему начальнику, который ушел из жизни. Под его руководством в кратчайшие сроки была начата разработка новых машин уже на другой базе, Т-80. Новые конструкторские решения позволяют стрелять на бОльшую дальность.
— Дело в том, что газотурбинный танк хорош, помимо сегодняшней ситуации, еще и в арктической зоне. Мы должны для себя понимать, что государство у нас большое, территория большая, разные климатические пояса. Поэтому машина на базе шасси Т-80 крайне нужна и востребована. Поэтому она будет выпускаться и уже выпускается.
— И «восьмидесятка» будет также использоваться как платформа и для «Солнцепека», и для БРЭМ, то есть для всех арктических?
— БРЭМ у нас тоже на двух платформах: на платформе Т-72, Т-90 и на платформе Т-80. При этом раньше бытовало мнение, что БРЭМ на платформе Т-80 не будет отвечать тем требованиям, которые должны быть для этой машины. Мы провели испытания, показали, что очень качественно, хорошо работает БРЭМ на базе платформы Т-80. Поэтому это тоже будет развиваться в двух направлениях.
— Насколько востребованы эти эвакуационные машины в армии сейчас?
— Вы очень хорошо знаете генерал-полковника Маева Сергея Александровича. Я просто приведу пример, потому что для многих он — учитель. Он всегда говорил так: «Саша, запомни: один БРЭМ — это пять танков». БРЭМы крайне необходимы для эвакуации нашей техники, нужна эвакуация неприятельской техники. Чем быстрее ты выведешь, тем быстрее ты ее восстановишь. А восстанавливать надо, и сроки у нас достаточно ограничены.
— Если уж прозвучала фамилия генерала Маева, не могу не взять в руки модель БМПТ «Терминатор». Пока еще «Терминатор». Машина создана с его посылом, фактически он стоял у истоков. Как она себя проявляет в СВО?
— Машина крайне востребована. Министерство обороны в настоящее время заказывает нам и увеличивает количество машин и по следующему году, и в перспективе. Враг ее боится.
— День танкиста. Знаю, что у вас есть свое мнение по этому вопросу.
— Мы всегда идем на этот праздник, понимая, что это праздник не только танкистов. Крайние решения, которые были приняты, и соответствующие нормативные документы говорят о том, что День танкиста — это день танковых войск. Поэтому мы считаем, что День танкиста — это День танкиста и танкостроителей. Мы отмечаем его именно таким образом и будем отмечать так, чтобы нам было можно честно смотреть в глаза людям, которые эксплуатируют нашу технику, не отводить взгляд и делать все для того, чтобы наши танки побеждали врага.
— Так что всем тем, кто пишет календари, к слову «День танкиста» добавляем еще одно слово — «танкостроителя».
— Это будет абсолютно правильно и справедливо. Но если смотреть в историю, мы достаточно еще молодые, нам всего 105 лет.
