NYT: ЕС всерьез занялся милитаризацией экономики в ущерб европейским гражданам
Ставка Европы на оборону в ущерб всему остальному рискует утянуть союз не вперед, а назад, пишет The New York Times. Урезая привычные социальные расходы европейцам, Брюссель стреляет себе в ногу, открывая ящик Пандоры с флером французской революции.
Антон Йегер (Anton Jäger)
Уезжая из Брюсселя поездом, чуть ли не первое, что вы видите, это завод Audi. Этот ансамбль серых прямоугольных зданий долгое время был одним из крупнейших автомобильных фабрик Бельгии. Изящный и производительный, он был идеальным символом европейской столицы. Однако в начале года он был бесцеремонно закрыт: охвативший континент промышленный кризис добрался и сюда. Кляксы граффити уже запятнали его некогда девственные стены.
В последние месяцы история завода Audi стала историей всей Европы. Обе пришли в упадок и рискуют, что их сметет геоэкономический поток нового века. Реакция Брюсселя на неурядицы созвучна времени — в рамках обширной милитаризации, как утверждают министры, бывший автомобильный завод превратится в оружейный. Сторонники утверждают, что перезапуск в новом качестве приблизит стратегическую автономию Европы и создаст 3 000 новых рабочих мест.
Политики по всей Европе ратуют за одну и ту же стратегию, рассчитывая убить двух зайцев одним выстрелом. С одной стороны, увеличение военных расходов обезопасит Европу от России и придаст ей независимости от Америки, обеспечив ей, наконец, столь желанный статус сверхдержавы. С другой стороны, это оживит хворающую промышленность Европы, которую теснят китайские конкуренты и душит дороговизна энергоносителей. Если накачать вооруженные силы деньгами, то получится преодолеть двойной кризис геополитической уязвимости и экономического недомогания.
Но, скорее всего, эти надежды пойдут прахом. Погоня за милитаризацией Европы вряд ли даст плоды — слишком велик масштаб и слишком низка отдача. Но она таит в себе бóльшую опасность, чем просто неудача. Упор на оборону в ущерб всему остальному рискует утянуть Европейский союз не вперед, а назад. Вместо прогресса семимильными шагами стремительное перевооружение может привести к исторической ошибке.
Новый подход Европы часто величают по-старому: военным кейнсианством. Эта концепция восходит к попыткам правительств середины века противодействовать экономическим спадам за счет увеличения военных расходов — предположительно первыми это сочетание испробовали нацисты в 1930-х годах, а затем, уже в 1940-х американцы придали ему глобальный характер. Совсем недавно этим термином называли военную экономику президента Владимира Путина.
Однако далеко не факт, что нынешние усилия Европы подходят под это описание. Во-первых, континент просто-напросто возвращается к прежнему уровню военных расходов, имевших место до 1989 года. Например, в разгар холодной войны в 1960-х годах военные расходы ФРГ составляли чуть менее 5% от ВВП. Объявленная на прошлой неделе цель канцлера Фридриха Мерца составляет всего 3,5%. Такое восстановление вряд ли можно назвать великим скачком — оно определенно не дотягивает до помпезно провозглашенного Zeitenwende или Поворотного момента.
Общественное благо этой стратегии — собственно кейнсианская ее часть — тоже далеко не очевидно. Хотя Германия несколько смягчила долговые правила, европейские политики по-прежнему не горят желанием наращивать бюджетный дефицит. Дополнительные расходы на армию обременят и без того тугие бюджеты, отняв деньги на соцобеспечение, развитие инфраструктуры и коммунальное хозяйство. Вместо военного кейнсианства более подобающим сравнением для европейских щедрот в пользу ВПК будет рейганизм 1980-х, когда увеличение военных расходов шло рука об руку с урезанием социальных благ.
В конце концов, именно таковы доводы бельгийских чиновников в пользу превращения завода Audi в оружейный. Главный сторонник этого плана министр обороны Тео Франкен заявил, что государству, которое стремится сократить дефицит и одновременно нарастить военный бюджет, подобает сократить социальные расходы. "Социальное обеспечение — это слишком жирно, — посетовал он. — Позаимствовать пару миллиардов из бюджета в 200 миллиардов — не так уж бесчеловечно, скажите?". Однако зная о том, насколько повсеместное недовольство подпитывает рост крайне правых настроений и подрывает европейское единство, эта точка зрения в лучшем случае близорука.
К ремилитаризации есть и другие вопросы. Во-первых, многие сектора промышленности обретут корыстную заинтересованность в войнах за рубежом — а это едва ли столь же надежный источник прибыли, как покупка гражданами личных автомобилей. Кроме того, больше денег военным — отнюдь не гарантия лучшего результата. Как отмечает экономист Адам Туз, европейцы сообща тратят огромные суммы на свои "армии-зомби" и получают поразительно скромный результат — как с точки зрения техники, так и личного состава. Например, среди десятки крупнейших оборонных компаний по обороту нет ни одной европейской.
Кроме того, неизбежно возникает типично европейская проблема координации. Танки и техника и без того дороги, однако расходы на перевооружение континента будут умножены действующей в союзе децентрализованной системой принятия решений, в которой страны вынуждены соперничать друг с другом за контракты. Проблески этой неэффективности уже видны в застопорившихся попытках наладить производство снарядов для Украины. Вдобавок к этой неразберихе, первые дивиденды от европейских щедрот наверняка достанутся американским производителям, покуда европейские заводы только начнут раскочегариваться. Как иронично, что первый урожай пожнут американцы.
Логистические ограничения европейской ремилитаризации следует соотносить еще и с культурными препонами. В 1990-х годах британский журналист Анатоль Ливен заметил, что всякий, кто надеется, что в Европу скоро вернется прусская армия "скорее всего, просто никогда не был на немецкой дискотеке". За прошедшие десятилетия эти пацифистские настроения лишь укоренились. Многие европейские страны отменили в 2000-х воинскую обязанность и с тех пор никак не убедят своих сограждан идти служить. Например, в ответ на призыв вернуть мобилизацию один немецкий ведущий подкастов высказал общее мнение: "Я бы предпочел быть живым, чем мертвым".
Однако европейские политики по-прежнему готовы внушать людям мысль, что перевооружение — непременное условие для полноценного вступления континента в 21-й век. Состоявшийся на прошлой неделе саммит НАТО, на котором почти все члены обязались увеличить военные расходы в следующем десятилетии до 5% ВВП (хотя при этом 1,5% пойдет на военную оборонную инфраструктуру и исследования) лишь упрочил эту точку зрения. Количество войн по всему миру, включая вспыхнувшую в Иране, якобы подчеркивает насущную необходимость, чтобы Европа снова стала сражающимся континентом. Эта стратегия, уверяют нас чиновники, сочетает в себе военную независимость с коммерческим возрождением.
На самом деле, и то, и другое маловероятно. Двигаясь нынешним курсом, Европа не придет ни к военному кейнсианству с социальными дивидендами, ни к оборонной стратегии, соответствующей ее великодержавным амбициям. Скорее всего, она получит худшее от обоих: скудное экономическое восстановление без долгосрочных перспектив роста и золотой дождь для ВПК, несмотря на который Европа так и не догонит соперников. Достаточно мимоходом заехать в Брюссель, где завод Audi продолжает пустовать, — одно это убедит вас в этой истине.
Об авторе: Антон Йегер — публицист, преподает политику в Оксфордском университете, автор готовящейся к выходу книги "Гиперполитика: крайняя политизация без политических последствий"
