Производительность труда. Эффективность экономики.

«Руководство страны опирается на ошибочные данные об экономике»

Экономист Григорий Ханин объяснил, в чем лукавят цифры официальной статистики

Материал "Трудом Россию не понять" ("Огонек" N 3 за 2017 год), в котором шла речь о низкой производительности труда в России, вызвал большой читательский резонанс. Откликнулись на него и серьезные ученые — Григорий Ханин, профессор Сибирского института управления РАНХ и ГС при президенте РФ, и Дмитрий Фомин, доцент Новосибирского государственного университета экономики и управления (НИНХ). Они убеждены, что официальные статистические данные, на которые опираются и государственные органы, и авторы публикации в "Огоньке", не соответствуют действительности

Вот их письмо, пришедшее в редакцию.

"Ваш журнал своевременно забил тревогу по поводу отставания РФ в производительности труда. Справедливо и внимание, которое вы обращаете на устарелость производственной базы России. Но позиция авторов ослабляется тем, что они опираются на данные Росстата, которые приукрашивают реальное положение в экономике, как это делало ЦСУ СССР. Мы производили альтернативные расчеты всех макроэкономических показателей с начала 70-х годов по СССР, а затем и по РФ с опорой на множество более достоверных показателей советской и российской статистики. Это позволяет нам уточнить расчеты Росстата. Разрыв по уровню производительности труда между Россией и развитыми странами в статье очень сильно недооценивается. Если вы возьмете вместо весьма сомнительных стоимостных данных натуральные, то обнаружите отставание в 5-7 и более раз, нередко в 10 раз.

Авторы сильно недооценивают размер деградации физического капитала. Нами были произведены альтернативные расчеты износа основных фондов РФ за 1991-2015 годы с учетом реальной стоимости основного капитала в этот период и предшествующий ему советский. Они показали, что размер износа основных фондов в 2015 году составил 64,4 процента, а не 49,4 процента, как показывает Росстат... Для лучшего понимания наших проблем к деградации физического капитала надо добавить деградацию человеческого капитала. Добавим катастрофический упадок образования с 70-х годов вплоть до настоящего времени. Задача преодоления отсталости России по производительности труда является исключительно сложной, требующей колоссальных усилий и жертв от всего общества..."

"Огонек" попросил одного из авторов этого письма — Григория Ханина — объяснить, что не так со статистикой, которой оперируют все — от государственных органов до обычных граждан.

— Каково расхождение в данных официальной статистики и ваших оценок макроэкономических показателей развития России?

— По данным многолетних исследований, которые мы проводили вместе с Дмитрием Фоминым, ВВП России с 1992 по 2015 год вовсе не вырос на 13,4 процента, как уверяет Росстат, а сократился на 10,2 процента. Производительность труда в России за эти годы снизилась на 30,1 процента вместо официального роста на 9,2 процента. Основные производственные фонды (здания, сооружения, машины, станки, оборудование и другие, участвующие в выпуске продукции) сократились на 29,2 процента по полной учетной стоимости, хотя официальная статистика уверяет в их росте на 50,9 процента.

— Как объяснить такое расхождение?

— В официальной статистике неверно учитываются основные производственные фонды. Это физический капитал, важнейший ресурс экономики, который наряду с человеческим капиталом определяет уровень ее развития, влияет на динамику и величину ВВП и другие макроэкономические показатели. В статистике ни один показатель в СССР и России не искажался так, как этот. Этот показатель довольно сложный, с ним проблемы у многих стран, и даже у Всемирного банка, который делает свои расчеты на основе официальных данных каждой страны, в том числе и нашего Росстата.

— Какое значение имеет ошибочная оценка основных фондов?

— Прежде всего, недооценка основных фондов при инфляции, которая в СССР и РФ была почти всегда, приводит к преувеличению их динамики, поскольку старые и новые фонды оцениваются в разных рублях, старые — в дорогих, новые — в дешевых. Все это влияет на недооценку величины амортизации и себестоимости продукции. А следовательно, преувеличивается прибыль.

— То есть мы не представляем себе реального состояния нашей экономики?

— И это беда, которая тянется уже с конца 20-х годов, когда фонды, по моим расчетам, были недооценены почти в 2 раза. Соответственно, не учитывались средства, которые тратились на восстановление фондов, и увеличение себестоимости продукции. В 30-40-е годы недооценка, несмотря на отдельные отраслевые переоценки, продолжала расти. Лишь в 1960 году была произведена всеобщая переоценка основных фондов, но и она содержала немало ошибок. После нее в связи с продолжающейся инфляцией ошибка в исчислении стоимости основных фондов продолжала расти и к концу 80-х годов составила 4,5 раза. К 2015 году фонды были недооценены, по нашим расчетам, в 7,3 раза.

В советской экономике искажались все стоимостные данные, характеризующие динамику производства продукции, рост национального дохода, в том числе и стоимость основных фондов. Более или менее достоверными надо считать советские данные о производстве продукции в натуральном выражении (тонны, штуки и так далее), поскольку они служили основой планирования.

— А когда мы перешли в 90-е годы к рыночной экономике, проблема осталась?

— В начале 90-х годов российская статистика перешла на международные стандарты. От недостатков советской статистики мы вроде бы избавились, но появились другие. В 90-х годах было несколько попыток переоценки основных фондов, но все равно данные официальной статистики по динамике основных фондов оказались ошибочными.

— И каковы же, по вашим расчетам, масштабы бедствия?

— Полный расчет динамики основных фондов за 1991-2015 годы с погодовой разбивкой мы закончили только в этом году. Признаюсь: результат удивил. Сразу хочу подчеркнуть, что наш расчет не претендует на абсолютную точность (такого макроэкономическая статистика вообще не знает), но в его объективности мы уверены. Так вот: объем основных фондов по остаточной стоимости (с учетом износа) к 2015 году сократился по сравнению с 1991 годом примерно в 2 раза (этот показатель отличается от полной учетной стоимости, в основе которой лежит первоначальная стоимость фондов, к которой добавлены расходы на модернизацию.— "О"). Это намного больше, чем потери в Великую Отечественную войну! Тогда сокращение составило 33,5 процента. И еще цифра: потери основных фондов российской экономики с учетом их износа за последние 25 лет составляют 422,5 трлн рублей. Это равно российскому ВВП за последние пять лет. Сокращение основных фондов произошло потому, что капитальные вложения в постсоветский период были меньше, чем масштабы выбытия основных фондов. Однако Росстат этого не считает и пытается убедить нас в обратном: физический капитал вырос с 1991 года на 51 процент. Все это радикально меняет оценку рентабельности экономики, потому что резко увеличиваются затраты на амортизацию основных фондов. По нашим расчетам, в начале 2000-х годов в результате их переоценки крупные отрасли производства товаров оказались с огромными убытками, в то время как отрасли рыночных услуг — высоко прибыльными. Но, ориентируясь на официальные данные о прибыли, налоговые органы взимали налоги главным образом с убыточных отраслей сферы производства, усугубляя их финансовые проблемы, и в минимальной степени взыскивали налоги с отраслей сферы услуг.

— И как выглядит наша экономика сегодня?

— Начнем с того, что половина основных фондов все же осталась. И, должен заметить, в некоторых отраслях они стали лучше использоваться, здесь рыночная экономика сказалась положительно. Наибольшее сокращение основных фондов произошло в сфере производства, но выросли фонды в сфере рыночных услуг. В то же время у нас две отрасли были почти заново созданы иностранным капиталом — пивная и кондитерская промышленности. Сфера услуг у нас с 1991 года выросла примерно вдвое. Это касается частного сектора экономики — розничной и оптовой торговли, общественного питания, торговой логистики, гостиничного хозяйства и туризма, обслуживания автомобилей, частной медицины, связи, информационного обслуживания населения и так далее. В государственных же отраслях услуг — государственного здравоохранения, науки и образования, спорта и физкультуры, отдыха, жилищного и коммунального хозяйства, дорожного хозяйства — основные фонды сокращались, но не так значительно, как в промышленности. В советские времена у нас наблюдалась диспропорция — упор на тяжелую промышленность при недоразвитости сферы услуг и потребительских отраслей. Сейчас мы видим гипертрофированное развитие рыночных услуг и недоразвитость инвестиционного сектора экономики.

— Как за эти годы, по вашим расчетам, менялась динамика ВВП?

— Мы до сих пор не достигли уровня 1991 года в сопоставимых ценах, в то время как Росстат показывает превышение на 13 процентов. При этом в 90-е годы Росстат даже несколько переоценивал величину спада ВВП, потому что недостаточно учитывался фактор теневой экономики. Реальные объемы ВВП в 90-е были выше, чем показывал Росстат. Но с другой стороны, в 1998-2007 годах официальная статистика сильно преувеличивала прирост ВВП — 82 процента. По нашим расчетам, рост составил всего 48 процентов. Подъем в начале нулевых годов помимо роста цен на нефть объясняется использованием резервов производственных мощностей и рабочей силы, образовавшихся в 90-е годы. Но к 2007 году эти возможности роста оказались исчерпанными. И неизбежно должна была наступить сначала стагнация, а затем и спад экономического роста. Что и произошло.

— А что у нас с официальным расчетом инфляции, тоже не все в порядке?

— Именно. Недооценка размера инфляции, пусть и грубо, определяется в виде разницы между динамикой ВВП Росстата и нашей. Эта разница ежегодно составляет примерно два процентных пункта. Вместо, скажем, 5 процентов в год составляет 7 процентов.

— Зачем нужен точный расчет инфляции?

— От этого зависят социальные расходы бюджета — пенсии, пособия и всякие другие выплаты, которые государство должно людям компенсировать на величину инфляции. И кроме того, есть еще инвестиционные расходы государства, которые должны учитывать инфляцию. А если этого нет или делается неправильно, то денег на новые проекты не хватает, что случается очень часто.

— А зарубежные специалисты давали более точные оценки нынешнего состояния российской экономики?

— Нет, все они ошибались, для своих расчетов они брали данные Росстата. В 90-х годах они решили, что раз Росстат перешел на международные стандарты, то им пересчитывать ничего не надо. С другой стороны, у Всемирного банка 200 стран, и он просто физически не может пересчитывать каждую экономику.

— Вы утверждаете, что у нас производительность труда ниже, чем в развитых странах, в 5-7, а то и в 10 раз. На чем основаны эти расчеты?

— Есть два типа экономистов — макроэкономисты и отраслевики. И есть два способа расчетов производительности труда. Первые оценивают по стоимостным показателям, вторые чаще всего по натуральным. Первый расчет чаще всего ошибочен из-за сомнительности переводных коэффициентов рубля в доллары. Но можно взять натуральные показатели по отдельным отраслям, тогда вы получите другие результаты. Например, нефтедобыча. Разделите объем добычи на число занятых в этой отрасли, и вы получите выработку на одного работника. Так же и по металлургии, машиностроению, по сельскому хозяйству и по всем отраслям. А потом сравнивайте с другими странами. Вот так мы получили результат, о котором вам написали. Оценка была взята из многочисленных отраслевых публикаций в российской экономической литературе.

— Как вы оцениваете состояние человеческого капитала в стране?

— Мы понесли огромные демографические потери в ХХ веке. Войны, репрессии, голод, эмиграция... По моим подсчетам, мы потеряли 70-80 млн человек. Причем наши потери больше затрагивали интеллектуальную часть населения — такие люди чаще погибали в войнах и чаще эмигрировали. Из четырех живущих наших соотечественников — лауреатов Нобелевской премии трое работают за границей. Добавьте к этому деградацию качества среднего и высшего образования, которая наблюдается с 70-х годов прошлого века. Плюс дебилизация населения СМИ, особенно электронными. Я хожу в нашу библиотеку в Новосибирске, она одна из крупнейших в России. Залы почти пустые, библиотекарей больше, чем читателей. Недавно я зашел в Баварскую государственную библиотеку. Слезы на глаза навернулись: огромный зал, длиной чуть не в километр, заполнен людьми. В нашем главном книжном магазине в Новосибирске увидишь 10-15 покупателей, а в том же Мюнхене — 7-этажный книжный, человек 200 у полок стоят, выбирают книги или сидят на диванчиках, пьют кофе, что-то обсуждают, разговаривают...

— Можем ли мы преодолеть отставание от развитых стран?

— Преодолеть — немыслимо... Представьте, что вы на старте стоите, а там впереди вас соперники на 5 километров ушли... Понимаете, руководство страны опирается на ошибочные данные об экономике, недооценивает глубину проблем. Возникает иллюзия, что возможен экономический подъем без серьезных затрат. Мы подсчитали, что в ценах 2015 года для сохранения основных фондов и их прироста на 3 процента в год потребуется 14,6 трлн рублей инвестиций. Плюс 900 млрд рублей — в оборотные средства. В развитие человеческого капитала — образование, здравоохранение, научные исследования — надо вложить 10,3 трлн рублей. Все вместе составит 25,8 трлн рублей в год — треть нашего годового ВВП.

— И ничего нельзя сделать?

— Можно сократить разрыв. Для этого надо перераспределить доходы населения в пользу накопления физического и человеческого капитала и наиболее нуждающихся слоев населения. Но даже это потребует огромных усилий. Можно, например, перераспределить доходы населения, сократить социальную дифференциацию децильных групп с нынешних 30:1 до 6:1, то есть до показателя, существующего в большинстве западноевропейских стран. Но все это потребует долгих лет.

***

Редакция обратилась в Росстат с просьбой прокомментировать расхождение в ключевых показателях развития страны. Мы ждем ответа на свой запрос.

Беседовал Александр Трушин

Мы подсчитали, что в ценах 2015 года для сохранения основных фондов и их прироста на 3 процента в год потребуется 14,6 трлн рублей инвестиций. Плюс 900 млрд рублей — в оборотные средства. В развитие человеческого капитала — образование, здравоохранение, научные исследования — надо вложить 10,3 трлн рублей. Все вместе составит 25,8 трлн рублей в год — треть нашего годового ВВП.

Михаил Мельников
Политика
Опять не тот народ попался

Большая ложь про малую производительность в России

С целью выполнения указа президента чиновники начали пересчитывать нашу с вами производительность труда. Занятие не только бессмысленное, но и вредное.

Наименьшее зло

Несколько лет назад экономист всея Руси Алексей Кудрин заявил, что по производительности труда Россия застряла в1980-х. Чуть позже его слова выразительно подтвердил специалист на все руки Владимир Познер: «мы отстали на 40 лет, уступаем даже Турции». Кстати, Турции не грех уступить, это современная страна с динамичной экономикой, добившаяся немалых успехов в сложной ситуации, балансируя между Западом и Востоком.

Что характерно, ни Кудрин, ни Познер сомнений в собственной высокой производительности не высказывали.

В майском указе президента указано, что производительность труда на средних и крупных предприятиях несырьевых отраслей должна с 2024 года расти со скоростью не менее 5% в год. В том, что 5% к нужной дате насчитают, сомневаться не приходится: в крайнем случае, можно слегка подкрутить инфляцию, она сама даст нужный результат.

А пока что Минэкономразвития обновляет методику оценки нашей производительности. В ведомстве признаю́т, что новый подход является «наименьшим злом». Он отслеживает ситуацию всего в пяти отраслях (обрабатывающее производство, сельское хозяйство, строительство, оптовая и розничная торговля, транспорт) и, что забавно, конкурирует с другой новой методикой, разработанной Росстатом, который подчиняется Министерству. Небольшая управленческая шизофрения под руководством Максима Орешкина.

Обсуждение методики ведется на повышенных тонах. Кто-то иронизирует над тем, что согласно ей Урал начал в 2018 году работать почти на 10% лучше, чем годом ранее, кто-то указывает, что даже в несырьевых сферах велика роль сырья, Федеральная налоговая служба жалуется журналистам, что ее не привлекли к разработке – в общем, видимость трудовой деятельности тысяч людей с очень неплохими заработками.

И нулевой производительностью труда.

Нет такой методики

Кто бы ни писал президенту майский указ, он допустил ярко выраженную подмену понятий и приоритетов. Говорить о производительности труда можно, но исключительно в микроэкономике. Один рабочий обрабатывает 100 заготовок за смену, другой – 200, разница очевидна. Хотя и тут всё далеко не так просто.

Ведь может быть, что рынку эти 200 деталей в день не нужны, они накапливаются, лежат мёртвым грузом, перепроизводство растет, аренда складских помещений встает в копеечку, потом предприятие ударника закрывается, пятьсот человек лишаются средств к существованию, нищенское пособие, голод, преступность… «потому что в кузнице перебор гвоздей

Как видим, сама по себе производительность не значит ровным счётом ничего, и это на самом низовом, примитивном уровне. А как вы будете сравнивать магнитогорского учителя и нью-йоркского адвоката? Производительность труда последнего в сотню раз выше, но что, простите, он производит? Добавьте сюда еще филиппинскую массажистку, и поймете, что говорить о какой-то нашей неорганизованности и лени, безусловно, можно, есть целая индустрия таких разговоров, но к реальной экономике всё это не имеет ни малейшего отношения.

Существование валютных курсов лишает смысла, какое бы то ни было сравнение: два рабочих, с одинаковым тщанием выполняющих совершенно одинаковую работу на конвейерах в США и Туркменистане, с точки зрения статистиков имеют совершенно разную производительность

Ну и, наконец, немного цифр. Россия в три раза уступает Соединённым Штатам по производительности труда. Об этом говорит Алексей Кудрин, это подтверждает сравнение оценок Росстата (еще по старой методике) и агентства Market Watch. 33,5 доллара в час «творит» средний американец, а его российский усредненный соперник – лишь рублевый эквивалент 11 долларов. Но позвольте, стоимость рубля очень сильно занижена, по «индексу Бигмака» – более чем в три раза, ведь точно такой же бургер стоит у нас в долларовом исчислении $1,65, а на своей родине – $5,58. Применив этот коэффициент (покупательная способность), можем прийти к выводу, что производительность нашего рабочего даже превосходит американскую. Это, опять же, неверно, но хорошая иллюстрация возможности жонглирования цифрами и фактами для определения ускользающего понятия «производительности».

Производство вместо производительности

Так что к майским указам 2024 года власть предержащим неплохо бы выучить, что главный параметр экономики страны – никакая не абстрактная производительность труда, а конкретное производство необходимых товаров, а также базовых услуг на душу населения.

Страна должна производить достаточно пропитания – сейчас этого не происходит, у нас все хорошо с зерновыми и сахаром, но беда с мясомолочным производством, ибо это долгий производственный цикл, в который мало кто рискует вложиться.
Страна должна производить достаточно одежды – скромные бангладешские швеи обшивают весь мир, а пронырливые перекупщики беспошлинно ввозят их товар через дырявые границы Казахстана. Сопротивление на этом фронте даже не начато.
Страна должна строить достаточные объемы приличествующего людям жилья. Повторимся – приличествующего, а не 30-этажные человейники на бывших свалках и полях аэрации. У нас вводится много жилья, но это главным образом гетто для офисного планктона в мегаполисах.
Страна должна предоставлять хорошее образование на всех уровнях от начального до академического, применимое в жизни и уважаемое в мире. Поле непаханое.
Страна должна иметь собственную медицину высшего уровня, а у нас политики всех мастей, от покойного Кобзона до живенького Навального, лечатся в Европе.
Страна должна уметь защитить себя и своих граждан. С первым пока получается гораздо лучше, чем со вторым, наша отреформированная полиция пока больше спасает саму себя и власть от назойливых граждан.
Вот именно над этим нам и нужно работать, а не жонглировать цифрами абстрактной производительности. Плевать, сколько людей, сколько времени будут шить пальто, если это пальто останется доступным по цене и не будет дефицитом. Плевать, сколько следователей будут работать над раскрытием преступления, если преступность начнет снижаться.

Но это уже вопросы к безопасности ведения бизнеса и очищению органов от коррупции. То есть к тем самым организаторам нашей жизни. И лучше бы им прекратить сетовать на неподходящий народ.

https://rusplt.ru/policy/opyat-narod-popalsya-36414.html