Центр анализа стратегий и технологий (ЦАСТ) завершил перевод и редактирование книги американского учёного Роберта Джервиса (Robert Jervis) под названием "Восприятие и неверное восприятие в международной политике" (Perception and Misperception in International Politics) - классической работы в области международных отношений. Книга находится в печати и через две недели поступит в продажу. Блог bmpd предлагает вашему вниманию рецензию Карла Скотта (Carl Scott), опубликованную в специальном номере журнала "Экспорт вооружений" за 2021 год.
"Человеку не всегда легко проследить пошагово тот внутренний путь, которым он приходит к своим собственным умозаключениям; поэтому большая часть работы ума скорее подсознательна, нежели сознательна. Трудно быть уверенным в твердости собственного ума, и можно только гадать о том, что же происходит в умах других людей", - Сэр Эдуард Грей, министр иностранных дел Великобритании в 1914 г.
Министр иностранных дел Великобритании выразил таким образом свои опасения в напряженный период краха дипломатии, который привел к Первой мировой войне. В этом кратком заявлении он формулирует основную проблему международной политики: необходимость быть правильно понятым и столь же правильно понимать реакцию государств-соперников. Эта система, и без того чреватая неупорядоченным соперничеством, двусмысленными и преднамеренно вводящими в заблуждение заявлениями, а также бессовестным преследованием собственных интересов, еще более осложнена языковыми и культурными допущениями; мир она воспринимает сквозь призму диаметрально противоположных ценностей и политических систем. Как следствие, всякое принуждение или сдерживание вероятного противника может окончиться совершенно непредсказуемо. Действенность всякого способа извещения о своих намерениях определяется его ясностью, недвусмысленностью и внятностью для высших должностных лиц противной стороны. Цели этого извещения о намерениях должны быть достижимы и по приемлемой цене, а последствия должны быть всяко предпочтительнее вооруженного конфликта.
С учетом изложенного неудивительно, что всемирная история есть история неудач в действенной передаче смыслов. Еще более удивительным, как свидетельствует исследование Роберта Джервиса, является тот факт, что отнюдь не все акторы отдают отчет в собственных действиях, согласно справедливому замечанию сэра Эдуарда Грея, вынесенному в эпиграф.
Причины этого прочно укоренены в нашем личностном росте и в срезании углов, к которому мы прибегаем, чтобы расставить приоритеты и определить порядок в постижении сложной картины действительности, которая в противном случае захлестнула бы наш формирующийся рассудок. С помощью аналитического инструментария социолога, воспитанного в традициях когнитивной психологии, Роберт Джервис стремится привнести ясность в вопрос о том, каким образом политические лидеры воспринимают мир, своих оппонентов и, самое главное, свое собственное представление о них. Годы нашего личностного становления посвящены формированию представления о мире, созданию модели мышления, которая позволит нам постичь, как он функционирует, и сообразно ориентироваться в дальнейшей жизни. Та же упрощенная модель способствует более быстрому принятию решений и повышает нашу способность действовать решительно за счет редукции картины окружающего мира. С возрастом эта и без того упрощенная модель мировосприятия еще более притупляется. Она теряет гибкость и все более костенеет благодаря прежним успехам, оценочным суждениям равных по статусу и социальным конструктам, которые требуют от лидеров определенности, последовательности и решительности. Эволюционные, возрастные и социальные корни этого явления совершенно очевидны, однако его последствия в промышленно развитой, насыщенной оружием и неупорядоченной глобальной системе весьма существенны, если не признавать наличие этого феномена и не ставить под контроль его действие. Исследование Джервиса, основанное на исторических примерах, направлено на выявление общих закономерностей подобных неудач и нивелирование их последствий, что в будущем должно способствовать более рациональному формулированию политики.
Основополагающей идеей его работы является способность "уже существующих убеждений формировать процесс восприятия нами новой информации". Процесс отбора противоречивых данных в пользу уже устоявшейся модели мировосприятия может оказаться серьезным ограничителем, и даже разрушительным фактором, поскольку обстоятельства, сопряженные с объектом познания, развиваются, а модель мировосприятия субъекта оказывается не в состоянии усвоить новую информацию. Решения могут подвергнуться существенному воздействию конкретных обстоятельств, которые обусловливают необходимость их принятия, и реальный ход отдельных исторических событий, по-видимому, свидетельствует в пользу предвзятости восприятия. Есть свои плюсы в приверженности взглядам, в поддержании веры в действенность собственной модели мышления, но лишь до той поры, пока не будет явлено обратное, но тогда уже неудача в личностном росте может стать критической. Трудно решиться на то, чтобы отказаться от этой устоявшейся, проверенной модели мышления и пересмотреть свое понимание мира. Политический лидер, в частности, добивается успеха именно благодаря той высокой выносливости, энергии и настойчивости, которые мотивируют скорее последовательность, нежели восприимчивость к альтернативным представлениям и тем самым усугубляют сложность личностной трансформации лидера, оспаривания им тех суждений, которые ранее привели его к успеху. Смена парадигм сопряжена с трудностями и требует большего самоконтроля. Для человека, стоящего во главе глобальной державы, человека, на которого опираются институты государства и интересы его союзников, эти трудности усугубляются. Последовательный политический нарратив может в большей степени служить краткосрочным интересам государства и его правителей, нежели определение идеального варианта действий. Джервис стремится продемонстрировать, как возникают подобные убеждения и ожидания и как их можно изменить. Он полагает, что анализ этой психологической динамики способствует лучшему пониманию международных отношений, минимизации фатальных ошибок.
Истоки его творчества обусловлены временем и местом формирования автора как личности. Он - дитя эпохи холодной войны, движимый неопределенностью, которая омрачала тогда мир, угрожая самому его существованию. Он стремился понять причины и ход этого конфликта между двумя великими державами, равно как и противоположные представления о мире, которые были им свойственны.
При этом он приходит к убеждению, что именно реакция политиков на мнимые ценности и намерения другой стороны, а также моделирование вероятной реакции на действия соперника, по-видимому, вывели этот конфликт за грань разумного и таили в себе потенциальную угрозу жизни на планете - гораздо большую, чем того требовало разрешение конфликтной ситуации. Он допускает возможность того, что враждебность между СССР и США не была неизбежной, а скорее стала результатом плохо продуманных исходных суждений относительно намерений и ответных действий соперничавших держав.
Автор открывает свое исследование эмпирическим вопросом: "А так ли важно, как устроено наше восприятие?". В качестве ответа он выделяет четыре уровня анализа, которые считает ключевыми в международных отношениях: "Отдельная личность", понимание механизма принятия решений среди представителей элиты; "Бюрократия", природа механизмов государства и их способность влиять на политику и проводить ее в жизнь; "Внутренняя политика", внутренняя природа государства и, наконец, "Международная среда", которая воздействует на государство. Автор констатирует, что личностный уровень играет центральную роль, и что когнитивная психология обладает ключом к исправлению ошибок восприятия. Он стремится выявить и объяснить причины и последствия неправильного восприятия действительности, исследуя, как формулируются и изменяются убеждения соперничающих субъектов и их представления друг о друге в свете противоречивой информации.
Чтобы рассмотреть эти вопросы, а то и ответить на них, он опирается на ряд теоретических положений социальной и когнитивной психологии и визуального восприятия: его первоначальный вопрос становится более предметным: "Как то или иное восприятие сформировалось на базе имеющейся информации?". Чтобы ответить на этот вопрос, автор разбил содержание книги на три раздела.
Первый раздел формулирует подход, который он использовал при отборе и анализе исходных данных и альтернативных решений, которые были отброшены. Во втором разделе сперва рассматриваются способы, которыми пользуются высшие должностные лица для обработки информации и формирования собственных представлений, а затем исследуются положения теории психологической согласованности, и то, как люди усваивают новую информацию, опираясь на ранее усвоенную модель мышления. Рассматривается также то, как под воздействием всемирного исторического процесса, внутриполитического устройства государств и не имеющей отношения к политике профессиональной подготовки формируются те или иные предрасположенности, оказывающие влияние на процесс восприятия.
Затем в третьем разделе анализируется и обсуждается ряд распространенных ошибочных представлений, таких как общая склонность акторов видеть других более централизованными и расчетливыми, чем они есть на самом деле; как поведение других рассматривается вне зависимости от собственного поведения актора, а не как реакция на него; значение когнитивного диссонанса. Итоговый нарратив видится как практически ориентированный, предназначенный для практикующих политиков, формулирующих свою линию. Важно отметить, что при написании этой работы автор использует многочисленные примеры из истории, что призвано обеспечить прочную основу для выводов.
Его анализ наиболее ясен и убедителен при рассмотрении конкурирующих теоретических моделей "стратегического принуждения", в которых сила или угроза ее применения выступают как форма подачи сигнала с целью подчинить своей воле поведение противника или заставить изменить его: "сдерживание", при котором действия или угрозы предназначены для демонстрации воли противостоять угрозе и потенциальной агрессии, и "спираль эскалации", когда государство, стремящееся обеспечить себе бóльшую безопасность, реагирует на угрозы не подчинением, как предполагает модель "сдерживания", а еще бóльшей враждебностью. Каждая из моделей предусматривает совершенно разную реакцию на сигнал угрозы. Относительная ценность каждого подхода зависит от ясной оценки мотивов и чувства безопасности, превалирующих в государстве, выступающем в роли объекта воздействия. При этом оба полагаются на правильную оценку угрозы и ее источника. Джервис в предложенном им историческом контексте устанавливает закономерность серьезных промахов в обеспечении ясности и объективности при проведении должной оценки угроз, чтобы определить, какой из двух означенных подходов следовало принять. В этом смысле необоснованные суждения о мотивах противника и его вероятной реакции могут быть весьма контрпродуктивными. По-видимому, ненужные трения, резонирующие сегодня во всей международной системе, свидетельствуют о том, что потребность в объективном анализе остается неудовлетворенной. Восприятие угрозы, утверждает он, остается мало изученным.
Исторических примеров неспособности объективно оценить угрозу и разработать взвешенные, адекватные меры реагирования предостаточно. Просчеты британцев в отношении угрозы, которую представляла кайзеровская Германия в начале XX века, являют наглядный пример сложностей, связанных с опорой на непризнанные архетипы при выработке политики. Игнорируя влияние своей собственной позиции при сближении с Францией и Россией, Великобритания непреднамеренно укрепила у Германии ощущение собственной незащищенности и тем самым повысила вероятность возникновения крупного конфликта: а ведь именно его она и стремились избежать. Это позволяет утверждать, что Германия была вынуждена начать войну, которую она предпочла бы избежать, в то время, когда это было для нее наименее невыгодно, нежели ждать, пока ее противники воспользуются все более склоняющимся в их пользу соотношением сил. Последующее поколение европейских лидеров извлекли уроки из этого провала, но уроки эти не обязательно сохраняли свою актуальность и действенность в меняющихся обстоятельствах. Британский премьер-министр Невилл Чемберлен, как известно, заблуждался в своей уверенности относительно возможности умиротворения гитлеровской Германии. А Мюнхен и вовсе доказал, что он был кругом неправ. При этом однозначность ретроспективного взгляда на те события имела своим следствием то, что данный провал по сию пору отражается на процессе выработки политической линии, породив устойчивые аналогии, которые формировали механизм оценки угроз на протяжении последующих десятилетий. Ни один политик не захочет, чтобы его поставили на одну доску с Чемберленом, и поэтому не станет игнорировать потенциальный источник экзистенциальной угрозы, не попытается искать компромисс с державами, угрожающими его стране. Но обстоятельства указанной ошибки были весьма специфическими, и подобного рода осторожность была неоправданной по отношению ко многочисленным последующим конфликтам интересов. Всякое событие окутано двусмысленностью и имеет свою специфику, которые требуют точного анализа. Это исследование являет собой крайне своевременный, можно сказать даже чрезвычайной важности, посыл в эпоху, когда в нашем диалоге возобладали политика идентичности и преднамеренная деградация международных и внутренних институтов, которые могли бы смягчить трения. Если преждевременное завершение когнитивного процесса смешивают с ясностью видения, мы рискуем повторить смертельные ошибки, которые омрачают нашу коллективную историю.
У этого подхода есть свои пределы. Джервис с готовностью признает редкость объективно проверяемых гипотез. Его работа "О правильном и искаженном восприятии действительности" не предлагает какую-либо цельную теорию, но опирается на когнитивную и социальную психологию в поиске соответствия паттернам, наблюдаемым в истории дипломатии. Он признает ограниченность "рациональности", которая оказывается ненадежной величиной, как только обнажается внутренняя логика нашего восприятия. То, что некогда считалось окончательным суждением, оказывается субъективным. Автор не претендует на то, чтобы сформулировать нежизнеспособную "теорию восприятия", а скорее предлагает богатый аналитический материал и маркеры, необходимые для выработки более взвешенной, "рациональной" и потенциально "стабилизирующей" внешнеполитической позиции.
В качестве доводов Джервис приводит многочисленные положения теории когнитивной обработки и переработки, любое из которых может послужить отправной точкой для тех, кто специализируется в этой области. Он исследует относительное бремя, налагаемое успехом и неудачей, условия, при которых применение силы может сработать, и те, при которых было продемонстрировано, что оное будет иметь негативные последствия, усугубляя ощущение незащищенности и неопределенности. Помимо личностных аспектов, автор затрагивает вопросы "стратегической культуры", влияния институтов, устоявшихся представлений, накопленной истории, согласованных нарративов и личного опыта, благодаря которым и возникает политика и которые могут служить как для выработки вариантов действий в конфликтных ситуациях, так и для их ограничения. В процессе принятия людьми решений существуют и другие мотивирующие факторы, которые не поддаются объективному исследованию. Например, трудность понимания и количественной оценки "чести, славы, статуса, мести и уважения как мотивирующих факторов" или неспособность проводить оптимальную политику в обществе, которое недостаточно институционализировано или управляется нестабильной, непредсказуемой по своей сути доминантной личностью. Доминирование одного субъекта в государстве может быть причиной для обеспокоенности. Подобное устройство государственной машины может способствовать быстрым и решительным действиям, но страдает от отсутствия институционального надзора и диалога, которые могли бы скорректировать ложные суждения и минимизировать их эффект. На моральные оценки и политический выбор могут влиять мимолетные и нерелевантные стимулы: "...почти каждый когнитивный процесс - сосредоточение внимания, оценочные суждения, оценка вероятности того или иного события, представление о степени риска, стереотипы мышления внешних групп и их моральные оценки - формируется сиюминутными эмоциями систематически и глубоко". Лидеры, как правило, являют примеры высочайшей энергичности, амбициозности и самоуважения и склонны возмущаться инерционностью, обусловленной требованиями бюрократии. Однако примеры ложно направленного вмешательства США в Ираке и провалов разведки, которые сопровождали падение иранского шаха, рассмотренные Джервисом в другой его работе, свидетельствуют о том, что институты, предназначенные для оптимизации процесса выработки политики, могут быть значительно менее эффективными, нежели изначально предполагалось, особенно в периоды международной напряженности, когда необходимо соблюдение регулятивных требований, а потенциальные санкции за оспаривание ложных суждений могут быть весьма болезненными. То есть, именно тогда, когда эти институты более всего востребованы.
Многое можно прочитать о том, каким образом институты государства могут формировать восприятие действительности у высших должностных лиц. Способ представления проблемы, зачастую в контексте, совпадающем с заранее составленным мнением субъекта, является решающим фактором, определяющим то, как проблема понимается и формулируется политическая линия. Стереотипы мышления часто очевидны: восприятие международной системы, характеризующейся анархией и проблемами безопасности, склонит реалистов к переоценке угрозы, равно как и свойственное бюрократии межведомственное соперничество между институтами, ведающими вопросами обороны, разведки и безопасности, которые призваны выявлять угрозы и извещать о них, располагают соответствующим финансированием и мотивацией. Дипломаты предпочтут переговорный процесс и компромиссное решение военным действиям, вооруженные силы будут склонны изучать военный потенциал и соотношение сил, дабы определиться с намерениями. Преобладающая политическая идеология также будет формировать восприятие действительности. В эпоху существования советского государства классовая борьба считалась политической доминантой, стержнем его политики, в то время как отдаленность американцев от европейских революций и опыта классовой борьбы формировали образ мышления в Вашингтоне. Представление о том, что демократия являет собой естественный порядок вещей, к которому все устремятся, как только обретут свободу, представляет собой в высшей степени стереотип либерального мышления, который, как утверждают многие, все еще жив и представляет проблему по сей день. Убежденность в том, что свободная торговля и вытекающая из нее глобальная взаимозависимость будут умиротворяющими факторами по мере становления мер взаимного доверия и политических институтов, укрепляющих разумный эгоизм, давно уже является стереотипом восприятия в западноевропейском образе мышления. Отказ признавать наличие подобных стереотипов восприятия приведет к принципиально неверному истолкованию действий других субъектов. После смерти Сталина, к примеру, Георгий Маленков протянул, казалось бы, оливковую ветвь Соединенным Штатам, заявив, что: "В американо-советских отношениях нет спорных вопросов, которые не могли бы быть решены мирными средствами". Эта попытка ослабить растущую напряженность между соперничающими великими державами была воспринята президентом Эйзенхауэром как обман, направленный на поощрение ложного чувства безопасности в Вашингтоне. Как заявил государственный секретарь Генри Киссинджер советскому гостю в мае 1971 г. на более позднем витке того самого соперничества: "В атмосфере глубокой подозрительности и соответствующего отношения к противной стороне не могло не случиться нечто, подтверждающее эти подозрения". Бессознательная и слепая когнитивная обработка и переработка оказала решающее воздействие на политику и будет продолжать делать это до тех пор, пока мы не признаем, что тешим себя затейливыми историями о том, почему мы сформировали подобные свои суждения, но, в конечном счете, остаемся "сами себе чужаками".
Эта линия исследования вызывает более глубокую озабоченность в связи с нынешним направлением деятельности высшего руководства ряда стран и их политических институтов под влиянием новых технологий и возросшего, хотя и не столь существенно, участия населения в политической жизни. Возможно, мы переходим от эпохи большей интеллектуальной гибкости к эпохе усеченных "когнитивно закрытых" внутренних убеждений, полностью зависящих от бессознательных стереотипов.
Сэр Эдуард Грей, высказывание которого вынесено в эпиграф к настоящей публикации, сыграл ключевую роль в формулировании политики, приведшей к мясорубке Первой мировой войны. Трудно представить себе столь же откровенное признание двусмысленности или неопределенности своих действий со стороны современного политика.
Отсутствие формального заключения в исследовании "О правильном и искаженном восприятии действительности" вполне уместно. Международные условия, в которых должно действовать высшее руководство государств, неизбежно сложны. Убеждения и представления могут формироваться через личный опыт и внутреннюю политику; решения могут формулироваться на личностном уровне, по линии политической бюрократии, исходя из структуры системы международных отношений и присутствующих в ней трений, либо исходя из динамики этой самой системы международных отношений. Преднамеренная двусмысленность и обман со стороны противоборствующих государств еще больше усугубляют эту проблему, равно как и суждения, основанные на устоявшихся, но ограниченных поведенческих моделях и внутренних установках на целостность и последовательность. Важно также, хотя и трудно, понять восприятие "нас" другими. Международная политика - это диалог с использованием множества фильтров, в котором ставки весьма высоки. Сократ, как известно, заметил, что "неисследованная жизнь не стоит того, чтобы ее проживать". Еще в большей степени это относится ко внутренней жизни политического лидера, несущего ответственность за управление кораблем государственности. Чем большим влиянием обладает субъект, тем более понятными должны быть его решения и суждения, на основе которых они вырабатываются. Если мы хотим придать нашим действиям ясность и достичь намеченной цели, необходимо знать бессознательные стереотипы, которые положены в основу нашего понимания окружающего мира и поведения других субъектов. С учетом масштаба предыдущих провалов, начиная с политики, приведшей к двум мировым войнам в Европе, и заканчивая эпохой холодной войны, это может быть только полезным для всего нашего вида человека разумного.