Не успел Владимир Путин натравить своих противников друг на друга на прошлой неделе в Мюнхене, грубо напав на американскую односторонность, как он уже отправился на Ближний Восток интимно поболтать с некоторыми из ближайших союзников США, включая Саудовскую Аравию. Каковы цели российского президента? Ответ: возможно, они гораздо скромнее, чем возвещают набатные колокола в Вашингтоне и Брюсселе. Это не борьба за союзников по окончании холодной войны и в начале новой конфронтации, а лишь желание снова считаться игроком на более широкой арене.
Речь идет еще и о бизнесе. Путин ездит по региону в окружении руководителей российского бизнеса – не только "Газпрома", "Лукойла" и "Роснефти", но также глав российской железнодорожной фирмы, производителя автомобилей "Автоваз" и атомной энергетики. Москва ищет контракты.
Многие газетные заголовки кричат об угрозе новой "газовой ОПЕК" после того, как российский лидер сделал остановку в Катаре, где находятся третьи по величине газовые резервы мира. Путин радостно соглашается с домыслами, называя идею "интересной". Даже если этого никогда не будет (а большинство игроков в газовой отрасли настроены весьма скептично), он знает, что его слова вызовут реакцию.
Россия много месяцев прощупывает таких же, как она, энергетических поставщиков, не столько с мыслью создать какой-то устанавливающий цены картель, но скорее для выяснения, в какой мере могут сотрудничать крупные поставщики нефти и газа. У Путина, похоже, две цели: обеспечить, чтобы они не сбивали цены друг другу на рынках будущих покупателей, и установить более тесные связи между появляющимися национальными энергетическими гигантами, подобными его "Газпрому".
В прошлом году он был в Алжире, третьем по величине поставщике газа в Европу после России и Норвегии. Когда "Газпром" и его алжирский эквивалент Sonatrach подписали в августе меморандум о взаимопонимании, Брюссель отреагировал тревожно. Как раз когда Европейский союз стремится диверсифицировать свои источники газовых поставок, отведя их от России, Москва, казалось, закрепляла за собой рынок.
Пока мало свидетельств, наводящих на мысль о подобном сговоре, но отношения с Алжиром непрозрачны. Правительство Алжира разрывается между обеспечением себе привлекательного рынка в Испании, Франции и Италии и сохранением хороших отношений со страной, которая является его главным поставщиком оружия. В самом деле, Алжир много должен России за поставки военной техники на протяжении десятилетий. И когда Польша приходит к нему поговорить о покупке сжиженного газа в качестве альтернативы российскому газу, это может ни к чему не привести. Но Алжир всегда вел честную игру с США и ЕС, его крупнейшими рынками.
Катар – совсем другое дело. Это один из самых открытых энергетических рынков для западных нефтяных компаний. Доха принимает Форум стран-экспортеров газа, куда входит и Россия, но эта организация пока не продемонстрировала намерений стать чем-то большим, чем место встреч для обмена информации.
Турне Путина в действительности важно своим символическим значением не меньше, чем сутью.
"Чего хочет Путин, так это превратить Россию из обычной региональной фигуры в игрока в областях, которыми долго пренебрегали", – говорит Бобо Ло, возглавляющий российско-евразийскую программу в лондонском Chatham House. И у Путина есть возможность это сделать, поскольку даже в такой стране, как Саудовская Аравия, понимают, что США, увязшие в Ираке, уже не тот союзник, что прежде.
Но это объяснение игнорирует бизнес. Между тем в Саудовской Аравии говорилось об атомной энергетике и строительстве железной дороги "Север – Юг". Содержание переговоров о продаже оружия с национальным экспортером "Рособоронэкспорт" не раскрывается. В Иордании "Автоваз", производящий "Ладу", подписал соглашение о строительстве автозавода на 30 тыс. машин.
Может быть, дело именно в этом: несмотря на мюнхенскую риторику, Путин на самом деле не боец холодной войны. Он просто хочет делать бизнес.